– Я уже все поняла. Не беспокойся.
Мы распрощались у самого порога его квартиры. Я выскользнула на лестничную площадку, и за мной сразу же захлопнулась дверь. Только хотела нажать кнопку лифта, как он и подъехал и остановился передо мной. А из него вышла Вовкина соседка, что из квартиры напротив. Она держала на руках свою маленькую брехучую собачку. За ней показался и ее супруг, Степан Иванович, увешанный сумками. В одной руке их было две, а в другой целых три.
– Здравствуйте, Варвара Игнатьевна. С дачи возвращаетесь? – Посторонилась я перед ней, давая возможность пройти им к квартире с удобствами.
– Да. Припозднились, вот. На дорогах столько машин! А вы, Галиночка, от Владимира Евгеньевича, значит, к себе возвращаетесь?
Что-то в ее тоне меня насторожило. Может, оттого, что вспомнила только что произнесенную Вовкой шутку, где он намекал на мою неотразимость и возможные между нами лирические отношения.
– Заходила. К нему. Совет нужен был. – Отчего-то слова застревали в горле, и чувствовала себя при этом неловко, и все, вместе взятое, начало здорово меня раздражать.
Нет, ну зачем он так сегодня пошутил? Взял и направил ход моих мыслей в совершенно ненужное русло. И эта хороша, Игнатьевна, чтоб ей пропасть совсем. Смотрела на меня так подозрительно… Не хватало еще, чтобы придумала про нас какую-нибудь чушь, а потом и поделилась ею с другими соседями. Я посетовала, но недолго этим занималась. Были у меня мысли и поинтереснее. Например, надо было подумать, что следовало завтра вытянуть из Татьяны и как вести себя с этим Николаем Николаевичем, свалившимся мне на голову нежданно, негаданно. Точно, вот к этому надо было отнестись со всей серьезностью.
На следующее утро я просыпалась в обычное для себя время. Слава богу, не было никаких ночных или ранних утренних звонков. Оттого процесс пробуждения проходил приятно плавно. Сначала меня покинули сновидения. В тот раз это была романтическая история, в которой мне отводилась самая главная роль. Я там жила в образе восхитительной платиновой блондинки, от которой посходила с ума половина мужского населения города. А город, скажу я вам, был не маленьким. Но, правда, и не Москва, и не Питер. Но, все равно, мой успех был грандиозен. Да. И еще, не обошлось там и без пикантных сцен. Даже после пробуждения, когда я лежала в постели с закрытыми глазами и вспоминала некоторые вещи, мои щеки, чувствовала, начали розоветь, а потом, возможно, и заалели. Я, как раз, пыталась вспомнить своего соблазнителя, совершенно рокового мужчину, когда совсем рядом услышала Танькин голос.
– Может, хватит уже лежать в постели и улыбаться с закрытыми глазами так, будто ты кошка, объевшаяся сметаны?
Я быстро распахнула глаза и, первым делом, увидела ее, подругу. И не мудрено. Она сидела на стуле, пододвинутом прямо к моей кровати, и смотрела на меня в упор.
– Давно здесь сижу. – Покачала она головой, отвечая на мой невысказанный вопрос. – Все боялась тебя потревожить. Я же знаю, как важно для тебя проснуться самой и не раньше восьми утра. Взгляни, восемь тридцать.
Татьяна приподняла руки, и я увидела в них свой будильник. Придраться было не к чему. Надо было вставать. Эх, жаль, что так и не удалось рассмотреть лица любовника из сновидений. А мысль в голове посетовала за меня, «такого в реальной жизни не бывает».
– А я тебе уже и завтрак приготовила. – Заигрывала со мной Татьяна, а ее желание угодить и без слов бросалось в глаза.
Она подала мне халат и первой устремилась на кухню, подогревать этот самый уже приготовленный ранее завтрак. Мы с Рыжим последовали за ней. Я с любопытством, что там сотворила подруга, а кот с высоко поднятым, на манер трубы, хвостом. В итоге, я немного разочаровалась, заметив пару отварных яиц. Чего, спрашивается, можно еще было ждать от Таньки? Она и кулинария, это разные полюса. А все равно, могла бы и постараться и сделать усилие, чтобы меня хотя бы удивить, раз порадовать, это вряд ли.
– Надеюсь, сварены вкрутую? – Кивнула я в сторону ковша в ее руках.
– Конечно! Я же знаю, как ты любишь!
– Не люблю я яйца на завтрак, просто иногда времени не хватает ни на что другое. Ладно. Проехали. Я в ванну, а ты, будь так мила, сделай нам кофе.
– Буду. – С готовностью затрясла она головой. – В смысле, сделаю. Имела в виду, конечно сварю. Это легко. Кофе мне всегда удавался.
Завтракали мы в молчании. Я ела, а Татьяна отпивала из чашки кофе и силилась помалкивать. Но я видела, что на себя вчерашнюю уже не была похожа. Сегодняшняя Татьяна здорово напоминала мне прежнюю, ту, что втравливала меня в истории без всякого на то моего согласия. Тот же блеск в карих глазах, так же кривятся пухлые губы, даже причесалась утром иначе. В общем, жалко и уныло уже не выглядела. А вообще-то, Танька у нас красавица. Ей бы еще характер поспокойнее, тогда цены бы такой женщине не было бы.
– Какой у нас на сегодня план? – Проронила она, пододвигая ко мне вазу с печеньем, заметив, куда потянулась моя рука.
Это она старалась произвести впечатление, что готова угадывать и исполнять все мои желания. На самом-то деле, я знала, что это мне отводилась главная роль по исполнению чужих желаний. А именно, ей позарез надо было алиби.
И обеспечить ей его теперь могла только я.
– Вечером у меня встреча с читателями. Титова мне ее организовала в центральном книжном магазине. Это мероприятие никак отменить нельзя.
– Понимаю. – Глаза Татьяны смотрели прямо мне в душу. – Титова. Это твоя Маринка, что ли?
– Марина Николаевна. Да, это она.
– Ясно. А что еще станешь делать?
–Все время до того я планировала заниматься новой рукописью. Теперь это уже вряд ли… Раз, днем мне назначил встречу твой Колесников.
– В гробу я видала таких моих… Ой, ой. Хотела сказать, что очень извиняюсь за то, что все так получилось. В смысле, что не хотела тебя беспокоить. Как-то само получилось. Ты же моя самая лучшая подруга, дружим со школы, сидели за одной партой… Помнишь, как ты влюбилась в парня… Как его? Сережа или Саша звали?
– Саша.
– Точно! А я ему от тебя записки таскала. Красивые такие записки ты ему писала…
– А он решил, что они от тебя…
– Что вспоминать-то?! Дураком он был, если не понял, что мне так никогда не по силам было написать.
– Ладно, проехали и этот случай. Так, что ты хотела сказать?
– Не можешь ты отрицать, что мы с тобой подруги.
– Я и не пытаюсь. Так и есть. Только мне наша дружба, отчего-то, постоянно выходит боком.
– Исправлюсь. Честно. Вот, с сегодняшнего дня и переменюсь.
– Это как? Из тебя же фейерверком разлетаются всякие взрывные поступки. И, как правило, тебе ничего, почти ничего, не бывает, а окружающие страдают. Если учесть, что рядом неизменно оказывалась я, то…
– А помнишь, как я в больнице оказалась? Мы тогда пошли на реку смотреть, как лед тронулся. Оказались на льдине, и никуда с нее было не деться. Кругом была ледяная вода, а до берега далеко. Вспомни, что идея прыгнуть на ту льдину была твоей! Я только немного по ней побегала, а она, возьми, и отколись от других, и поплыви…
– Ты сама спустилась в воду и поплыла, толкая изо всех сил лед и меня на нем к берегу.
– Точно. А ты держала мои руки, чтобы они, окоченевшие, не могли отцепиться. Тогда я бы могла утонуть. Помнишь?
– Конечно. Тебя положили в больницу с воспалением легких, а меня отпускали с последних уроков, потому что каждый день ездила к тебе, а там приемные часы…
– Да. Только не каждый день ты ко мне доезжала… С уроков уходила, но у меня показывалась не каждый день!
Мы смотрели друг на друга, и глаза щурились от сдерживаемого смеха. О чем еще думала Татьяна, не могла знать, а вот мне вспомнились еще пяток моих грешков из детства и нашей с ней кипучей юности. По всему выходило, что и за мной кое-что водилось, не только за ней.
– Ладно. Позавтракали. Пошли в комнату выстраивать картинку происшествия и разрабатывать план наших действий.
– Пошли.
Мы сели в комнате. Голова к голове, мысль от одной переходила к другой иногда совсем без слов. А ведь Танька была права, мы были когда-то единой душой. Жизнь постоянно вносила коррективы, было такое, что пыталась нас развести совершенно, иной раз снова сталкивала, да так, что искры летели. С годами мы здорово изменились. Я стала тем, кем стала, претерпев более значительные перемены, чем моя подруга. А вот она изменилась мало. Все тот же задор и бесшабашность, кипучая ее энергия часто уходила в некуда.
Я почувствовала, что если не помогу ей сейчас, то потеряю ее навсегда. Мне этого не хотелось. Была уверена в этом. Даже не надо было напрягаться и задавать себе разные умные вопросы, просто знала, что мое желание продолжать с ней дружбу вполне серьезно. На том и порешила.
Вечером меня ждала встреча с читателями. Перехожу к ней потому, что визит к Николаю Николаевичу не был ни чем примечателен. Сонная обстановка казенного кабинета, сонная муха билась о стекло закрытой оконной створки, сонный голос Колесникова задавал простые вопросы, на которые я так же просто отвечала. Правда, голос мой звучал пободрее его, вот и все, что было днем. Но, зато, вечер событиями был вполне богат.
На встречу я приехала заблаговременно. До того заскочила домой переодеться, а потом еще была парикмахерская. В ней я нуждалась обязательно. Дело в том, что Марина придумала мне образ. Для читателей, естественно, она старалась. Если бы вы взяли в руки мною написанную книгу, то увидели бы фотографию, с которой на вас смотрела бы строгая тетка в очках, в элегантном, но тоже строгом костюме, а на голове у нее красовался бы «Вавилон». Это я так называла высокую прическу, что придумал для меня любимый мастер-стилист Марины Николаевны Титовой. Мне самой было все равно, как выглядеть. Вот и отдалась в руки подруги. Она же мой издатель, ей было виднее…
Мне, правда, выгода от этого образа все же была. Меня «живьем», благодаря надуманной картинке, никто не узнавал на улице. Иначе, была в этом уверена, известность моих писательских трудов меня тяготила бы. Не тот я была человек, чтобы получать удовольствие от перешептывания за спиной, пусть и хвалебного. А так, жила себе спокойно, без оглядки на общественные обязательства и чужие мнения. К примеру, даже соседи, и что там, даже все знающая Варвара Игнатьевна, с Вовкиной лестничной клетки, не подозревала, что я довольно известная в городе и не только писательница. Я когда-то сказала ей, что работаю надомницей, она и удовлетворилась. Один раз только уточнила, что именно я там, то есть у себя в квартире, творила. Мне пришло в голову тогда сказать, что клею конверты. Сама не знала, почему. Просто вырвалось.
– Как в обществе глухонемых или слепых? – Поджала она губы.
Я не осчастливила ее ответом. Сказала и сказала. Она отстала и отстала. Но однажды, когда проходила мимо скамейки, что рядом с нашим подъездом, услышала случайно часть ее разговора с бабулей, проживающей на втором этаже.
– Что общего может быть у этой девочки и Владимира Евгеньевича?
– Это вашего соседа имеете в виду?
– Кого же еще! Он такой умница, при погонах и солидном чине, занимает такой ответственный пост… Ну, вы сами знаете, кем он работает.
– Да, да. Очень солидный молодой мужчина. Только в личной жизни у него…
– Откуда же ей взяться, личной-то жизни, если он всего себя отдает работе! А тут еще эта мамзель к нему шастает…
– Что вы говорите!
Вот, черт. Зря я вспомнила тот случай. Вчера еще добавила ей на себя компромата, будь оно неладно. Надо же было на нее нарваться, когда выходила от Вовки! И час был таким поздним. А, и плевать. Как-нибудь посмеемся с ним еще над тем, что, как честный и благородный мужчина, теперь обязательно должен на мне жениться. Ладно, опустим это.
Так вот, я вся такая строгая и неприступная явилась в назначенное время на встречу с моими читателями. Все уже было подготовлено: стол для меня, стулья для пришедших, красочные плакаты с изображениями обложек моих книг, а на дверях была вывеска с сообщением, что именно сегодня состоится… Все как обычно, одним словом.
При входе я повстречалась с супружеской парой, к которой успела привыкнуть за время предыдущих подобных мероприятий. Они стали что-то вроде, как мои друзья. У меня было ощущение, что знала их давно-давно, как и они меня. Будто у нас с ними не было друг от друга секретов. И видеть их, и общаться с ними мне было всегда очень приятно.
Потом, это уже в самом помещении, ко мне подошел Павел Викторович, автор документальных очерков. Мы были с ним знакомы где-то пару месяцев. Сегодня здесь он оказался случайно, но, узнав о предстоящем с моим участием мероприятии, решил немного задержаться. Как поняла, из писательской солидарности, для возможной поддержки, если в ней возникла бы надобность.
Еще мы поговорили с Мариной Николаевной, стараясь еще раз договориться о сценарии вечера-встречи, чтобы не возникло никаких накладок и недоразумений. А потом народ стал прибывать совсем активно, быстро заполнил места, и решили, с обоюдного одобрения, их и моего, начать общаться.
Все шло, как обычно. Было вступительное слово от издательства. Немного времени с благодарственной речью к собравшимся заняла я. Потом были вопросы по конкретным произведениям, о моих планах в общем, желание публики заглянуть в будущее произведение, еще только готовящееся к изданию. Даже немного пошутили, и это было. А потом меня попросили дать желающим автографы.
Я окинула взглядом небольшую очередь из людей с моими томиками в руках и принялась раздавать им автографы, усердно выводя короткие пожелания или просто подписи на обложках. Когда мне в очередной раз протянули книгу в развернутом виде, взяла ее, положила перед собой и взглянула вверх, чтобы понять, что следовало написать. На меня смотрел недавний знакомый. То есть, не такой уж и знакомый. В общем, тот самый мужик в плавках. Боже! О чем это я?! Конечно, он был одет. Даже слишком. В смысле, на нем был шикарный светлый летний костюм, белоснежная рубашка и умопомрачительно дорогой галстук. Может, и костюм был тоже дорогим, даже скорее всего. И рубашка. Просто я разбиралась только в галстуках. Невольно. Имела в виду, что у меня была одна знакомая, у которой был пунктик на счет этих самых мужских аксессуаров, это она так часто верещала мне на ухо про всю эту чушь, что невольно информация въелась в мой мозг.
– Добрый вечер, Галина Андреевна. – Улыбался мне тот самый, как его, Алексей, кажется. – Подпишите мне книгу, пожалуйста.
– Для вас?
– Что?
– Подписать для вас лично или…
– А, нет! Для мамы. Я подобного…м, м… не читаю. – Улыбнулся еще шире, хоть я и не мыслила, что такое было возможно, уже даже коренные зубы смогла у него рассмотреть.
– Как зовут вашу маму? – Я непроизвольно насупилась, но это было ничего, мой образ строгой женщины среднего возраста только от этого выиграл.
– Вон и она сама. Они с папой сидят вон там. – Кивнул он в сторону, я проследила за направлением и встретилась глазами с той самой супружеской парой, о которой успела упомянуть.
– Так они же… – Чуть не ляпнула, что у них уже есть автографы, причем на всех изданных томах. – Ладно.
Я написала его маме целое послание, в котором упомянула, что впечатлена знакомством с ее замечательным сыном. А про себя думала, что послал же ей бог такого настырно-нахального отпрыска…
– Мои родители в восторге от вас и вашего творчества. – Занимал он меня разговором, пока я выводила строчки. – Они считают вас чуть ли не пределом мечтаний, как возможную партию для меня. Восхваляли ваш ум, такт и обхождение. Интересно, что они сказали бы, будь свидетелями нашей недавней встречи? Нет, я не намекаю на несдержанность и некоторую грубость, ни в коем случае, не коситесь на меня так. Просто понял, что вы гораздо моложе, чем, например, сейчас хотите казаться. Ха, ха.
– Вот ваша книга. Пожалуйста. – Теперь я ему продемонстрировала свою улыбку, причем, у меня тоже получилось похвастаться зубами. – Была рада с вами познакомиться.