– А знаешь, я сегодня днем заснула, и мне приснился такой необычный сон…
– Это когда ты дергалась и металась, а я тебя разбудил?
– Нет. Другой раз. Когда ты к пчелам ушел, а я воду кипятила на завтрак.
– Все бы тебе спать!
– Болею, наверное. Вот, меня в сон и тянет. Но ты не отвлекай меня от главного своими вопросами. Я что хотела сказать… про тот сон. Там был ты!
– Да, ну?! – Странно, но в его голосе прозвучало так много всего: и вопрос, и ирония, и веселье, и… угроза.
Расслышав последнюю, мне расхотелось делиться с ним своими воспоминаниями. А он, напротив, так и вцепился в меня, и не только взглядом.
– Что же ты замолчала? Давай, рассказывай. Мне же интересно теперь знать в каком виде я тебе явился. Надеюсь, ничего ужасного? Что ты так резко замолчала? Или там было что аморальное? Это еще интереснее. Ну, же, колись! Все равно сидеть нам здесь еще долго, а делать нечего.
Говорил все это, вроде, весело, даже немного похохатывал, но глазами по мне скреб нешуточно. Лично мне смеяться с ним совсем в тот момент не хотелось.
– Что-то и, правда, зябко делается. Рискну, пожалуй, одеть это страшилище, под названием «телогрейка». О, смотри, а она не рассыпалась от моих рук. И много ее дождей здесь промыло? Еще, наверное, немало гнезд выстлано ее ватой?
– Так, что там сон? Не увиливай. Рассказывай, давай.
– Да, ничего особенного в том сне и не было. Скажи лучше, в чем твоя работа заключается. Я девушка городская, ничего в пасечном деле не смыслю.
– Тебе это и не надо. Зачем всякой ерундой голову забивать?
– Интересно. Приеду к себе и, может, захочу кому рассказать про жизнь пчел. Блеснуть познаниями, так сказать.
– Если так интересно, то могу завтра отвести к ульям. Зачем долго рассказывать? Один раз увидишь, вот тебе и будут познания. А если еще пара-тройка пчел тебя цапнут, то вообще приравнивается к боевому крещению. Согласна?
Что же его так смеяться-то разбирало? Это было не ясно. Но стало понятно, что не дождаться мне было от него ничего про пасеку. Мало того, желания вести меня к пчелам я у него тоже не ощутила. И еще, была догадка, что точно знал о моем паническом страхе перед этими насекомыми, поэтому настойчиво предлагал прогуляться с ним до ульев, был уверен, что не пойду, ни за какие коврижки. Откуда, спрашивается, был так осведомлен?! Может, он знал обо мне гораздо больше, чем я о себе в тот момент? Могло такое быть? Фантастично, но кто его знал…
И так, что я имела? Понятно с ним, с этим Сашкой, стало только одно, что тип он мутный. Была уверена, что изображал из себя кого-то. А сам… Кто же он был, на самом деле? Пасечник, простачок этакий и темный деревенский парень? Ничуть не бывало! Глаза его выдавали на сто процентов. Нет, мало в нем было простоты. Старался быть в образе, и только. А что, если он, все же, был из уголовников? Мама моя! Этого мне хотелось меньше всего. А чего тогда хотелось? Сама не знала. Вот и раз!
– Эй! Ты куда? – Сашка заметил, что я поднялась с места, и явно напрягся.
– Куда, куда… В кустики! Не понятно, что ли?!
– Только давай без глупостей, Лариска. Имей в виду, я вижу в темноте, так что…
– Так мне подальше отойти, что ли? – Прикинулась я глупенькой.
– Я тебе отойду подальше! – Он вдруг стал подниматься тоже. – Дурочку она из себя решила строить!
По голосу поняла, что шутить ему со мной расхотелось. Не надо было напрягаться и прислушиваться, чтобы различить его злость. Не сказал, а зарычал, никак не меньше. Ну, точно, уголовник! Мама моя! Допрыгалась я! Мне сделалось так плохо, что ноги отказывались держать. Поэтому я и плюхнулась обратно на бревно, с которого только-только успела подняться.
– Что, передумала? Откладываются твои кустики? И, правильно! Сиди смирно. Вон, на небо смотри. Это у тебя хорошо получается. – Он тоже снова уселся, запахнул плотнее полы пиджака и вытянул в сторону огня свои длинные ноги.
– А расскажи мне о себе? А, Саш? Правда. Сидим, молчим. Скучно.
– Веселее, вряд ли, станет. Ничего такого в моей жизни, Ларка, нет, чтобы можно было про нее у костра рассказывать. Родился, учился, отслужил в армии, работать начал. Пожалуй, все. Как тебе?
– Это про каждого так рассказать можно. Ты какой-нибудь особый случай припомни.
– Что ты имеешь в виду? Сама расскажи, тогда я, может, и пойму, о чем речь.
Вот вам и раз! Сама себя в лужу посадила. Что было рассказывать, если ничего про себя не помнила? Врать, что ли? Или, все же, помнила? Наморщила лоб и задумалась.
– Я училась в институте. Недавно только его закончила. – Начала это рассказывать через великое напряжение в мозгу, но шарики и ролики, хоть и со скрипом, но начали проворачиваться и выдавать пока непонятную, но, все же, информацию. – С литературой мой ВУЗ ничего общего не имел. И вдруг, я почувствовала серьезную потребность сесть и взяться за сочинительство. Написала рассказ. Отправила его в издательство. А они взяли и напечатали. Представляешь?!
– И что? – Свел он брови у переносицы.
– Как, что? Это же поворот в судьбе. Живешь, живешь, думаешь, что все про себя знаешь. А потом, бац! Ничего еще окончательно, оказывается, мы про себя не определили!
– Это все как-то туманно. Одни образы. Ты конкретную историю про себя давай. Пусть простую, даже предпочтительнее такую, не надо мне судьбоносной.
– Ладно. Будет тебе совсем простая. Из детства подойдет?
– Давай.
– Меня пчелы искусали. Не одна, не пять. А, много. Точно, сколько их было, не скажу. Маленькая я тогда была. Под стол пешком ходила. Дело было на пикнике. Пчелы слетелись на сладкое. А отец решил их прогнать и стал махать свернутым пледом. Сдернул его с земли и принялся им размахивать, крутить над головой, на манер пропеллера. Он считал, что защищал меня. А я сидела в траве у самых его ног. Не мог он видеть, как они меня атаковали, слетаясь по верхушкам травы.
– Что было потом? Как же ты выжила? Большая доза пчелиного яда смертельна.
– Рядом была пасека. Прибежали люди. Меня подняли с земли и принесли в подобную избушку. Что-то вроде твоей. Но точнее не помню. Не могу вспомнить ни боли, ни жара, ни примочек и лекарств. Только четко вижу картинку, на которой папа, как большой вертолет рассекает воздух, крутя над нами свернутую жгутом ткань. А потом еще мальчишку. Это уже в избе. Он стоит и пристально так на меня смотрит. Старше меня, взъерошенные русые волосы на круглой голове и внимательный взгляд синих-пресиних крупных глаз. Самое интересное было то, что я себя ощущала через эти его глаза.
– Это как?
– Через его эмоции. Вытаращенные глаза, подвижный зрачок. Он видел нечто ужасное. Этот мальчик меня боялся. Понимаешь? Был очень удивлен и почти испуган. Точно, увидел монстра. А мне отчего-то стало легче. Я его пугала, видела это, а значит, что я была перед ним, жила пока, одним словом. Понимаешь, или я снова увлеклась?
– А теперь давай свой сон. – Он полез в карман и достал пачку сигарет, зажимая всю ее в пятерне так, что нельзя было разобрать марку.
– Разве ты куришь? Раньше я этого не заметила.
– Закуришь тут с тобой! – Сашка прикурил от тлеющего конца ветки, вынутой из огня.
Пачку, поняла, что пустую, раз смял ее в тугой комок, зашвырнул в самое пекло и еще подтолкнул этой веткой поглубже, и та моментально вспыхнула, а потом и рассыпалась в прах.
– Что сон? Обыкновенный. И даже не весь его запомнила. Всего лишь маленький фрагмент.
– Не тяни. Мне уже порядком надоело ждать.
А мне уходить от этой темы. Но в тот момент догадалась, что дальше тянуть не следовало. И потом, чувствовала, что стоило рискнуть и рассказать, каким красавцем в униформе его увидела. Вдруг, из этого, что и вышло бы? И рискнула.
– Я ехала на машине. – Покосилась в его сторону, стараясь рассмотреть реакцию, хоть и в отблесках костра. – Но за рулем сидела не сама. Машину вел ты. Ты умеешь водить машину, Санек?
– Что дальше? – Пустил он кольцами вверх сигаретный дым. – Куда мы ехали?
– Не разобрала. Но ты там был очень хорош. Красавец, одним словом.
– И это все? – Спросил с некоторой ленцой или, может, разочарованием в голосе, но меня ему было не обмануть, видела его насквозь, особенно его нарастающее напряжение. – Чего тогда так долго тянула с рассказом?
– Просто. Нравилось тебя интриговать. А, а! Еще вспомнила. На тебе была форма.
– Что ты говоришь?! – Ага, вот и его характерный прищур, надо было быть осторожнее с ответами. – Какая форма?
– Не помню. Я, вообще, в этом не сильна. Какая-то! Тебе это очень важно?
– Нет. – Пожал он плечами и щелчком отправил окурок в огонь. – Так! Пора спать. Ты в кусты еще собираешься? Жду. А потом быстренько баиньки!
Спать мне хотелось. Видно, и, правда, приболел мой организм, раз ему постоянно требовался отдых. Только, ведь, обстановка не располагала к расслаблению. Я лежала на печи, заброшенная туда довольно жестким Сашкиным броском, и прислушивалась. Сам хозяин устроился, как и прошлую ночь, на лавке. Укрылся с головой одеялом и изображал из себя спящего. Только я точно знала, что не спал. Дышал иначе. Лежали мы с ним так с двадцать минут, где-то, может, больше. Потом заметила шевеление. Сашка стал тихо и очень осторожно приподниматься с лавки. Встал и бесшумно направился к печи.
Я скорее сомкнула веки покрепче, вдруг он мог видеть в темноте, как за ним подсматривала. А еще засопела и постаралась расслабиться, изображая крепкий сон. Когда почувствовала его совсем рядом, взмолилась всем святым, чтобы меня не тронул. В итоге, притворяться спящей получилось гораздо лучше, чем у него. Он мне поверил. Понаблюдал за мной с пару минут и соскочил с лавки на пол, а потом тихо и боком к двери и бесшумно выскользнул через нее во двор.
Меня точно, какая беспокойная, сила подняла из-под одеяла. Даже высота печи не стала на этот раз препятствием, не раздумывая, сползла на ту же лавку, на которой недавно стоял Сашка. Да так, точно рождена была в деревне и все жизнь провела на печи. Спрыгнула, натянула одежду и на мысках заспешила за ним.
Прокрасться на улицу у меня получилось. Но, когда вышла и юркнула в тень от громадной ели, что росла неподалеку, никого во дворе не заметила. Стояла, замерев на месте и сдерживая казавшееся громким дыхание, и чутко всматривалась в темноту. Только никого не видела. Ну, совсем. Думала, все, упустила. И вдруг, показалось или нет, но в стороне тропинки, что вела к рельсам железной дороги, в лунном свете что-то мелькнуло.
Не стала ломать голову над тем, что это там такое было. Сразу припустила в том направлении. Единственное, что только старалась делать, так это соблюдать осторожность. Ступала со всей возможной внимательностью, чтобы не издавать много шума. Особенно боялась сухих веток, которые норовили под ногой хрустнуть, и острых камней, так как впопыхах не успела надеть кроссовки, а поранив стопу, могла бы невзначай вскрикнуть. Но все обошлось. Мне удалось вскоре рассмотреть идущего впереди Сашку.
Он уже шагал, не таясь. Посчитал, что отошел от избы на приличное расстояние и мог ничего не опасаться. Особой торопливости в его походке я тоже не заметила. Обычно так вышагивал и прямо по тропинке, никуда не сворачивая. Мне же приходилось петлять, как зайцу. Пряталась за кустами и стволами, благо, что их там было в избытке. И таким манером мы с ним дошли почти до железной дороги. Я даже уже начала выдыхаться, не была привычна к таким пробежкам, а еще ночь и всякие кочки с шишками без конца норовили попасть под ногу.
– Ой! – Надо же, не досмотрела и наступила на что-то жесткое и выпирающее, от этого пискнула и скорее зажала себе рот.
Получилось-то совсем тихонько, но Сашкина тень впереди дернулась и напряглась. Моментально остановился и стал прислушиваться. Даже успел развернуться в мою сторону, вгоняя мою бедную душу в транс. Я, не колеблясь, метнулась к стволу ели, облапила ее и тесно к ней прижалась. Даже дышать было страшно, не то, что выглянуть и посмотреть, что там дальше делалось. А когда собралась с силами и отлепилась от ствола, чтобы немного высунуться, оказалось, что Александра и след простыл.
Что было делать? Я решила не сдаваться и продолжить преследование. Придерживаясь теней, прячась за ветвями росшего здесь в больших количествах кустарника, начала снова продвигаться. Но не спешила очень рваться вперед. Оказалось, что поступила правильно. Всего через какие-то сто метров я наткнулась на него снова. Разгонись хоть немного, могла бы себя обнаружить. А так, вышло подойти к Сашке совсем близко и остаться незамеченной.
Оказалось, что он сошел с тропинки. Стоял теперь за кустами так, что видеть его всего целиком у меня не получалось. Но точно знала, что ко мне был повернут затылком. Интересно, что он там делал? Что ему, вообще, там понадобилось? Чтобы в этом разобраться, подкралась еще ближе. Тогда и поняла, что Сашка не просто стоял, а разговаривал.
Слова он произносил совсем тихо, не разобрать, что говорил. Но больше всего меня тогда беспокоил вопрос, с кем беседовал. Чтобы это выяснить, пришлось немного сместиться в сторону. Хорошо, что там оказался особенно раскидистый куст, прикрыл мои перемещения. Но темнота не позволила рассмотреть почти ничего. Только поняла, что его собеседник был ниже, почти на голову. Это выходило, что примерно моего роста.
Я взглянула на небо и приметила, что совсем скоро у меня, возможно, появился бы шанс рассмотреть все получше. Луна должна была освободиться от наползшей на нее плотной тучи. Надо было подготовиться к тому моменту. И мне на ум пришло еще немного сместиться, чтобы можно было тогда увидеть сразу двоих собеседников. Только заняла более выигрышное положение, как, вот ведь незадача, эти двое пошевелились и сами сместились. Выходило, что мои старания пропали даром, снова наблюдала только Сашкину спину.
Но тут у них случилось какое-то разногласие. Иначе, отчего голоса стали звучать чуть громче и выше? И мне тогда показалось, что второй голос похож на женский. Это меня очень заинтересовало. Настолько, что не удержалась и стала опускаться ниже и ниже, потом совсем встала на четвереньки и поползла сквозь кустарник к ним ближе.
– Ну, скажи же, скажи… зачем это… бред и только… не верю тебе… крутишь все, но смотри, не запутайся сам!
Это точно был женский голос. Только по обрывкам слов и фраз ни о чем не смогла догадаться. О чем была речь? Не понять. Но голос незнакомки звучал вызывающе. Она была в сильном волнении. И еще поняла, что высказывала Сашке недоверие.
– Отстань… Прекрати… Чушь…
Нечто подобное было в его ответах на ее тревоги. Говорил он резко и, похоже, сердился. А в конце вообще весь напрягся и оттолкнул свою собеседницу так, что она еле на ногах устояла, пошатнулась, но удержалась.
– Пошла, ты!..
– Сашенька! Любимый мой! – Она подскочила к нему, как только смогла снова выровняться, и, я так поняла, повисла у него на шее.
Видела я их плохо. Больше слышала. В моем положении либо одно можно было делать, либо другое. Одновременно и видеть и слышать не получалось, боялась себя обнаружить. Но когда дальше пошли одни женские причитания и вздохи, мне лежать в кустах надоело. Снова поползла на прежнее место, чтобы можно было распрямиться в полный рост. А как смогла это сделать, так застала следующее действие. По всему, они там пришли к какому-то согласию. Слов слышалось совсем мало, но действия все больше стали напоминать свидание любовников. Когда дама стащила с Сашки пиджак, я уже догадалась, что за этим последует дальше. А потому, решила убраться оттуда по добру, чтобы не стать свидетельницей совсем уж интимной сцены. Замешкалась лишь по одной причине. А, именно, мне было интересно, что Александр прятал под тем самым пиджаком. Что там было такого, что заставляло его кутаться в жару, но только не открывать свой секрет? На ум приходили татуировки тюремного характера. Поэтому я еще немного задержалась и с надеждой покосилась на луну.
Вот он, момент истины, настал. Туча убралась, и холодный свет залил все вокруг. От напряженного ожидания я ухватилась за ствол дерева и вся превратилась в зрение. Ну, прямо как в мистическом ужастике! Рельефные мужские мышцы стали еще ярче и более вызывающими. Ночное светило значительно увеличило ощущение силы, исходившее от них. Все вокруг вдруг стало казаться пугающе диким. Вся обстановка. Природа. Этот мужчина. И мой страх перед ним и тем, что смогла подсмотреть. Только татуировок не заметила, на спине уж точно их не было. А тут женщина начала всхлипывать. Я от этого, как вздрогнула, и глаза так и устремились к ней. И еще успела понаблюдать ее бессвязные причитания и судорожные хватания ртом воздуха.