— Он взял деньги, — проговорила она. — Дэнни взял пятьсот тысяч долларов и пригласил меня на свое ранчо в Техасе. Мне удалось отговориться и на этот раз, но рано или поздно нам придется столкнуться лицом к лицу. Он хочет поблагодарить меня лично за поддержку его предвыборной кампании. Пора пускать в действие следующую часть нашего плана. Скажи всем, что через неделю я хочу провести общее собрание. Прямо накануне Нью-Хэмпшир Праймери.
— Хорошо.
— Волнуешься? — спросила Беверли.
— Не знаю.
— Не волнуйся. Дэнни силен, но я все равно сильнее. Все будет хорошо, обещаю.
Две женщины посмотрели друг на друга. Каждая знала, о чем думает другая. Так тридцать пять лет спустя Беверли наконец отомстит. Одиннадцатого июня, в тот день, когда Дэнни Маккей пожалеет, что он вообще появился на свет.
19
<b>Голливуд, Калифорния, 1960.</b>— Секс — это то, что сегодня хорошо продается, ты знаешь это, Бев?
Она не слышала его. Она была слишком занята, сражаясь с непостижимыми конторскими книгами закусочной. Именно в такие времена Беверли думала о Кармелите. Девушка, рожденная с феноменальным талантом, которая была вынуждена похоронить его вместе с остальными своими мечтами. Кармелита, которая перестала отвечать на письма Беверли два года назад.
— Эй, Бев, кто, по-твоему, наиболее сексуальный актер?
— Я не знаю, — ответила она, не поднимая глаз от своей бухгалтерии.
Рой нахмурился, глядя на обложку «Вэрайэти» и сказал:
— Я серьезно, Бев. Ну, давай же, кто сегодня самый сексуальный мужчина на экране?
Беверли положила карандаш и посмотрела на Роя Мэдисона. Он сидел, как обычно, за угловым столом, расположенным ближе всех остальных к телефону-автомату, и перед ним были разложены самые последние номера «Вэрайэти», «Кастинг колл» и «Голливуд Репортэ». И, как обычно, он был одет в чистую, но аккуратно заштопанную одежду. Его стул располагался так, чтобы он часто мог видеть себя, глядя на свое отражение в музыкальном автомате. Типичный безработный актер.
— Я действительно не знаю, Рой. Я не хожу в кино.
— А как насчет Пола Ньюмана?
Был период утреннего затишья — между наплывами во время завтрака и обеда, за другими столами было всего несколько посетителей. Даже Хайленд-авеню казалась тихой этим утром.
— Почему тебе нужно знать это, Рой?
— Я подумываю о том, чтобы, возможно, сменить имидж. Стать более сексуальным.
Она серьезно задумалась над этим. Хотя Беверли редко уделяла внимание мужчинам вообще и не считала их достойными внимания в течение последних шести лет, она была достаточно наблюдательна, чтобы понять, что с внешностью Роя Мэдисона все в порядке. Он действительно был весьма красив поверхностной красотой экранного идола, и Эдди часто удивлялся, что актер с внешностью Роя больше не получает ролей. Но проблема заключалась в том, что он был маленькой неизвестной рыбкой, борющейся с барракудами. Он получал эпизодические роли без слов то там, то здесь, однажды даже в «Бонанца» — цветном фильме, но этого было недостаточно для начала его карьеры. Он перебивался работами на неполный рабочий день, оставляя их, когда у него ненадолго появлялись деньги, и снова побирался, когда деньги заканчивались. Как сегодня. Прошло уже более месяца, признался он мрачно, с тех пор как его агент возвратил все его запросы.
— Я не думаю, что что-то не так с твоей внешностью, Рой.
— Последний директор по кастингу, которого я видел, сказал мне, что я слишком похож на Фабиана. Это правда, Бев?
Она понаблюдала, как он смотрел на свое отражение в музыкальном автомате, поворачивая голову так и этак, поправляя свою идеальную прическу, и вынуждена была согласиться: он действительно был слишком похож на Фабиана.
— Если бы я мог получить хотя бы одну хорошую роль! Ты понимаешь, о чем я? Роль со словами. Показать им, на что я способен в самом деле. Но нельзя получить роль со словами, если у тебя нет SAG-карты. А стать обладателем SAG-карты невозможно, если ты никогда не исполнял роль со словами. Проклятье, Бев. Только один раз, только один раз я хотел бы, чтобы люди увидели, что я действительно могу делать.
— Ты сделаешь это, Рой, — сказала она мягко. — Когда-нибудь тебе представится такая возможность.
— Да, — фыркнул он. — Подобно тому, как ты представилась Эдди. — Рой приходил сюда ужинать уже в течение восьми лет; он помнил «Королевские бургеры от Тони», когда это было второсортное заведение, посещаемое проститутками, полицейскими и безработными актерами, подобными ему, которые ели протухшие гамбургеры Эдди. А теперь? Да, теперь Эдди создал новый бренд «Эдсел» — настолько он преуспел.
Настойчивость была тайной успеха Эдди. Сейчас он был владельцем шести торговых точек «Королевские бургеры» и гарантировал своим клиентам, что, если они купят гамбургер в магазине города Пасадена, он будет того же качества и иметь тот же вкус, что и гамбургер, которым они наслаждались на прошлой неделе в магазине Санта-Моники. Сеть торговых палаток, где бы продавались гамбургеры, была весьма новой концепцией; Эдди знали в Вайт Тауэр и Вайт Касл на восточном побережье, а на западном побережье, за исключением нескольких относительно неизвестных сетей типа недавно основанной братьями Мак-Дональдами в забытом богом Сан-Бернардино, этот феномен не был известен.
Эдди за те шесть лет, что Рейчел Беверли оживляла его бизнес, понял, к своему удивлению, чего хотела публика в те дни: быстрого обслуживания и стандартной пищи по низким ценам. Он богател за счет своих закусочных «Королевские бургеры», несмотря на то что гамбургеры по-прежнему были обернуты в бумагу и при покупке пакета каждый стоил десять центов. Девиз закусочной был: «Миллионы людей едят королевские гамбургеры», и это было написано на каждой вывеске «Королевские бургеры», прямо под характерной знакомой золотой короной.
Именно в этот момент вошел почтальон, его большой почтовый мешок был переброшен через плечо.
— Привет, Беверли, — сказал он, вручая ей маленькую стопку конвертов.
— Здравствуйте, мистер Джонсон, — сказала она, беря у него почту.
Он наблюдал, как она тщательно осматривает каждый конверт. Он знал, что она что-то ищет, но не знал, что именно. Фред Джонсон любил смотреть на симпатичную молодую Беверли Хайленд. Он работал на своей должности почти двадцать лет, и за все это время не встречал такой живой девушки, как та, что управляла закусочной Эдди. Он как-то даже подумывал о том, чтобы набраться храбрости и пригласить ее на свидание, но затем он однажды услышал от Эдди, что Беверли не ходит на свидания. У нее не было парня; фактически у нее, казалось, не было никаких друзей, о которых можно было поговорить. «Какая она?» — спросил Фред Эдди. Но Эдди вынужден был признать, что, хотя она проработала у него шесть лет, он знал о ней не больше, чем в тот вечер, когда она впервые пришла в магазин в поисках работы.
Фред наблюдал, как ее руки перебирают конверты. Руки были длинными, тонкими и красивыми, как и сама девушка. Она изумляла его. Независимо от того, сколько посетителей было в закусочной — а в последнее время там было весьма многолюдно, — Беверли всегда оставалась на высоте. Она была спокойна, молчалива и сдержанна. Ее униформа всегда была выглажена, на ней не было ни пятнышка; она никогда не повышала голос и не беспокоилась при наплыве посетителей. Она ассоциировалась у них с лимонадом в жаркий день или пикником под тенистыми деревьями.
Беверли вздохнула и отложила счета и извещения в сторону. Фред решил, что то, что она так старательно искала каждый день, еще не пришло. Ему внезапно пришло в голову, что, если бы он знал, что нужно Беверли, он сделал бы все возможное, чтобы достать это для нее.
Но даже Фред Джонсон с его пылом среднего возраста не мог устроить это.
Беверли каждый день искала в почте ответ на объявление, которое она поместила в газеты по всей стране. «Наоми Бургесс Двайер, — гласило объявление в светской хронике: — Свяжитесь со своей дочерью Рейчел, адрес: 1718, Хайленд авеню, Голливуд, Калифорния». Ответа не было уже четыре года.
— Могу я предложить вам что-нибудь, мистер Джонсон? Кока-колу или что-то еще?
Вот такой она была. Всегда вдумчивой и внимательной. Так как Фред заходил в несколько пирожковых и закусочных, доставляя почту, у него было множество возможностей поесть. Но он никогда не отказывал Беверли. Ему нравилось наблюдать, как он стояла у аппарата с колой и наполняла большой бумажный стакан. Он любил брать его у нее из рук и говорить, «Благодарю, ты — ангел», наблюдая, как она краснеет. Именно это привлекало пожилого Фреда к безупречной юной Беверли. Ее невинность. Глядя на нее, можно было сказать, что ее никто никогда не целовал.
После того как почтальон ушел, получив, как обычно, бесплатный напиток, Беверли закрыла конторские книги и засунула их под кассовый аппарат. Когда Эдди разбогател, его жена Лаверн оставила работу в закусочной. Беверли заняла ее должность управляющей магазина и все еще пыталась разобраться в загадочной бухгалтерии Лаверн. Именно по этой причине Беверли часто вспоминала о Кармелите в эти дни.
Той ужасной ночью шесть лет назад, когда под именем Рейчел Двайер она села в поезд, направляющийся в Калифорнию, Беверли поклялась, что никогда впредь ноги ее не будет в Техасе.
Но время, как она обнаружила, действительно исцеляет. Живя с тех пор среди добрых и приличных людей, Беверли стала с меньшей горечью вспоминать Хейзел. С течением времени, привыкнув к безопасной и респектабельной жизни, не говоря уже о безопасности сбережений в банке, Беверли могла оглянуться назад без того, чтобы чувствовать внутри себя кипение давнего гнева. Она начала вспоминать те два года, что провела у Хейзел, свою дружбу с Кармелитой с нежностью, почти ностальгией, и все больше задавалась в последнее время вопросом, что случилось с Кармелитой, почему она перестала отвечать на ее письма.
Но поездка в Техас прямо сейчас не рассматривалась. Эдди был так занят планированием новых участков для будущих магазинов и переоборудованием закусочной, чтобы сделать ее более эффективной, более приспособленной для машин, что поручил управление маленькой компанией Беверли. Нельзя сказать, что она была против.
Это занимало ее время с утра до вечера и помогало держать взаперти одиночество, этим она оправдывалась, чтобы не проводить время с друзьями, которых она приобрела в закусочной. Занятость позволяла ей сконцентрироваться на единственно важной вещи в ее жизни: мести Дэнни Маккею.
В закусочную зашла молодая женщина и заказала два гамбургера с барбекю на вынос. Она держала на бедре маленького ребенка. Беверли взяла у нее деньги, стоя около кассового аппарата и спросила:
— Сколько лет вашей малышке?
— Ей почти два, — с гордостью сказала молодая мать. — Не так ли, Синди?
Беверли с тоской поглядела на ребенка. Ее собственному ребенку, если бы он остался жив, было бы сейчас пять лет.
— Это тебе, — сказала она, вручая ребенку коробку с мятными леденцами.
— Скажи спасибо, Синди, — сказала молодая мать, и Беверли смотрела им вслед, когда они уходили.
Рой встал из-за своего стола, опустил десять центов в музыкальный автомат и остановился, чтобы посмотреть на себя, когда Марти Роббинс начал петь «Эль-Пасо».
— Я не знаю, Бев, — сказал он, подходя к стойке и закидывая одну долговязую ногу на табурет. — Я упорно тружусь, чтобы хорошо выглядеть. Похоже, они просто не хотят меня.
Она изучала его с серьезным выражением лица. Ей хотелось, чтобы он не продолжал играть эту песню на музыкальном автомате. За пределами юга музыка в стиле кантри не была модной. Она была рада этому, потому что эта музыка напоминала ей о том, о чем ей хотелось бы забыть.
— Возможно, тебе нужно изменить свою внешность, Рой.
Он удивленно посмотрел на нее. Никто никогда не говорил ему этого прежде.
— Что не так с моей внешностью?
— Ты только что говорил, что думаешь о том, чтобы измениться.
Он нахмурился, ведь он сказал это, потому что набивался на комплимент, а не на оскорбление. Очевидно, никто никогда не учил Беверли такту. Он посмотрел на нее. Лицо Беверли было всегда таким открытым. Она никогда не притворялась робкой, не дразнила, не подмигивала и даже едва улыбалась. Она воспринимала жизнь очень серьезно и, если ее спрашивали, давала максимально честный ответ.
Это означало, она действительно считает, что он должен изменить свою внешность.
— Священная корова, — пробормотал он, разволновавшись.
Она вышла из-за стойки и села рядом с ним.
— Тебе не раз говорили, что выглядишь точно так же, как Фабиан, — спокойно сказала она. — Возможно, именно поэтому никто не нанимает тебя. У них уже есть Фабиан. Чего у них нет, так это Роя Мэдисона.
Теперь она заинтересовала его. Никто — ни его мать, ни сестры, ни вереница соседей по комнате, ни случайные друзья — никогда даже не предлагал, чтобы он выглядел как-то иначе по сравнению с тем, как он выглядел теперь. Возможно, это был именно тот совет, в котором он нуждался.
— Да, но что есть Рой Мэдисон? — спросил он, разглядывая свое отражение в зеркале за стойкой.
Беверли изучающе посмотрела на него.
— Я не знаю, Рой. Ты учился в колледже?
— Нет.
— Ты выглядишь как студент колледжа. Ты похож на Бобби Риделла или Рики Нельсона.
— И что в этом плохого?
— Это слишком банально.
— Банально?
— Это нечестная внешность, если ты в действительности не такой. — Она слегка нахмурилась. — Ты напоминаешь человека, которому есть что скрывать.
— Скрывать? — засмеялся он немного нервно. — Мне?
— Не делай такую прическу.
Рой сделал рукой защищающий жест.
— Эй, я упорно тружусь, чтобы уложить волосы именно так.
— Я знаю. И это выглядит именно так. Это неестественно, Рой. Это нечестно.
Он посмотрел на свое отражение. «Как прическа может быть нечестной?»
— Что, по-твоему, я делаю для этого?
— Просто будь естественным, будь самим собой. Ты не такой, как все остальные парни. У тебя есть свой собственный стиль. Ты не должен пытаться заставить себя принимать чей-то другой.
— Но их стиль продается! Это то, что девчонки считают сегодня сексуальным.
— Есть разные виды сексуальной привлекательности, Рой, — спокойно сказала Беверли. — Некоторым мужчинам не идет зачесывать свои волосы подобным образом. Из-за этого они выглядят неестественно.
Он засмеялся.
— С чего это ты вдруг стала экспертом по мужчинам? — Насколько было известно всем посетителям закусочной, Беверли ни разу в своей жизни не была на свидании.
— Не накладывай весь этот жир на волосы, — посоветовала она.
— Все мои усилия сойдут на нет, если я не буду делать этого!
Беверли продолжала изучать его со всей серьезностью. Он сам поднял этот вопрос. Если он не хотел слышать ответ, он не должен был спрашивать. Сочный голос Марти Роббинса заполнил маленькую закусочную, принеся с собой образы мескитовых деревьев и кактусов, техасских коров и жаренного на решетке стейка, мексиканских лепешек «тортилья» и жарких ночей, пыли и лунного света над Сан-Антонио.
— Откуда ты родом, Рой?
Этот вопрос застиг его врасплох. Беверли Хайленд никогда не задавала личных вопросов.
— Из Южной Дакоты.
— Будь естественным. Будь самим собой. Не пытайся выглядеть искушенным, потому что это не так.
— И как мне это все делать?
— Тебе ничего не нужно делать. Оставь свои волосы естественными. Позволь ветру сделать тебе прическу. Пользуйся детским шампунем и вытирай их насухо полотенцем. И немного отрасти волосы над ушами, это смягчит линии твоего лица.
Затем Беверли посмотрела на часы и встала.
— Я пойду домой на несколько минут, Рой. Скажешь Луи, чтобы он присмотрел за магазином?
Наблюдая, как она повесила свой передник и натянула свитер, собираясь уходить, Рой последний раз посмотрел на отражение себя в хромированной поверхности музыкального автомата. Детский шампунь!
С зарплатой, которую теперь платил ей Эдди, Беверли могла позволить себе автомобиль. Но она не хотела тратить деньги на машину, поэтому сидела на автобусных остановках и покупала месячные проездные билеты. И несмотря на то что она давно съехала из пансиона сестры Эдди — там было слишком шумно, — Беверли не переехала в дорогую квартиру. Она выбрала скромное небольшое здание, в котором было шестнадцать квартир, за пределами Кауэнга, позади Голливудского бульвара, покрытое белой штукатуркой с обычными пальмовыми деревьями и крошечным бассейном, в который даже не стоило прыгать. Она могла сесть на автобус, который ехал прямо по Хайленд и быть дома через двадцать минут.