Секира рассекла руку здоровяка с ломом, тот поднимал в замахе своё орудие труда и нападения слишком медленно. Покалеченный взвыл, уронил железяку, и отшатнулся в сторону, зажимая рану. Всё, этот уже не противник, но место его занял отчаянно матерящийся работяга с топором, из-за плеча которого чьи-то руки методично обрушивали на мой шлем лопату. Не смертельно, но неприятно и отвлекает. Пару ударов топора чуть было не пропустил, принял на самый край щита, отбрасывая в сторону. За спиной тоже часто слышался грохот ударов по щиту. Рамиль сдерживал напиравших, позволяя Арсену рубить алебардой. Но что-то там явно не ладилось.
– Да бей же! Ну что ты отмахиваешься только. Бей! Рамиль, ты ж только зря открываешься!
– Я бью! Бью я!
– Да нихрена! Ты ж не на ролёвке! Не изображай удар, а руби! Аааа, Рамилька, мать же ж твою!
Сильным ударом секиры я рассёк кисть рабочего, машущего топором, резко поднял щит выше, над турникетом, словно отгораживаясь от дикого вопля, уронил за спину на пол секиру, выхватил Пернач и обернулся. Хрипящий Рамиль заваливался назад, с поднятым вверх фальшионом. Кромка меча была окрашена красными потёками. А в грудь ролевика вонзилось остриё кирки – рукоять её сжимал также оседающий на землю толстяк с рассеченной шеей. Арсен, оставшись без прикрытия, заработал алебардой ожесточённее, не переставая материться. По моему щиту тоже начали бить сразу два человека. Прицелившись, я выпустил пять или шесть пуль над плечом Оганесяна, свалив сразу троих его противников и заставив отступить остальных. Потом из-под своего щита дал короткую очередь, скосив старательных ударников, уже изрядно отбивших мне руку. Довершая начатое, выпустил оставшиеся пули сначала в проход за турникетом, в сторону атакующих с улицы, потом снова резко развернулся к территории пожарки, меняя магазин. Но там уже было пусто, Арсен довершил разгром, зарубив нескольких отступавших.
Напавшие на нас люди бежали сломя голову, но жалеть их я не собирался. Карабин, прислонённый к стене в дежурной комнате, снова в руках. Турнике разблокирован. Несколько шагов, разворот в сторону убегающих. И злое удовлетворение при виде вспарываемых пулями спин. За КПП слышатся хлопки Арки, это Арсен отсекает путь отступающим вглубь территории. Им остается только кидаться к забору, и либо буквально кувыркаться через него, грузно падая на другую сторону, либо повисать на ограде с пулей между лопатками. Так прошли долгих три минуты. После нескольких промахов я прекратил стрельбу, жалея заряды. Кроме того, надо было посмотреть, что с Рамилем. Миновав уже свободно вращающуюся вертушку я кинулся к ролевику. Тот лежал на спине, зажав рукой рану, из которой обильно сочилась кровь.
– Рамиль, ты меня слышишь?
– Да… Но… я же в доспехах… Как же… так… Неправильно… Я достал его?
– Достал. – Хотелось взвыть от безнадежности. Я чувствовал, что парень уходит, что жизнь вытекает из него с кровью из-под пальцев. – Качественно достал.
– Это… славно… А то… этот гад… все хиты12… одним ударом… снёс…
Рамиль дёрнулся, резко, с всхлипом, вдохнул воздух, и замер, рука соскользнула на пол, в растекающуюся тёмную лужу, разбрызгав красные капли. За моей спиной ещё раз смачно выругался Арсен. После чего вышел из КПП, и выпустил несколько пуль в далёкие спины, исчезающие в глубине территории таможенных складов. Одна бегущая фигурка словно споткнулась и рухнула плашмя. Буркнув – «Прощальный салют», – Оганесян закинул винтовку за спину и встал рядом со мной. Чьей-то кепкой он неторопливо протирал алебарду, потом наклонился, подобрал фальшион, вдохнул, и тоже протёр.
– Блин. Молодой совсем. Надо же было ему вызваться. И решился всего на один удар, да и то – поздно.
– Да, жаль парня. – Я помолчал.– Занесём его в дежурку, потом заберём, надо его возле убежища похоронить. А сейчас пошли. Надо браться за дело.
На то, чтобы прошерстить все помещения пожарной части, понадобилось два часа. Управились бы быстрее, но приходилось постоянно контролировать окрестности. Сначала поглядывая в окна, потом Арсен забрался на вышку. Ему пришлось несколько раз стрелять в сторону завода или складов, когда там начиналось движение. Убитых больше не было, но и желающие высовываться исчезли. Я тоже не терял времени. На складе обнаружилась довольно удобная тележка с поднимающейся платформой. А на стеллажах удалось отыскать не только тщательно упакованные костюмы, как гласили надписи, компании Треллкем, но и набор для проверки на герметизацию защитного комплекта. Также я набрал приличное количество наборов для ремонта всё той же химзы. Бесценное приобретение. Хотя нет, ценой его стала жизнь одного из наших бойцов.
Обратный путь преодолели в постоянном напряжении, ежеминутно ожидая нападения. И было отчего. Позади, среди машин, то и дело мелькали люди с топорами и кирками. Однако стоило вскинуть винтовку или карабин, они скрывались, чтобы через пару минут снова начать преследование. Как я понял, они решили выследить, куда мы направляемся. Показывать им дорогу к убежищу желания не было, поэтому решили устроить засаду. Не доходя маслокомбината, свернули в проулок, ведущий к парфюмерной фабрике на задворках промзоны. Откатив тележку подальше от угла, заняли позиции за перевёрнутым жёлобом арыка.
Буквально через пять минут враги показались из-за дальних машин и короткими перебежками начали стекаться к углу. Насчитали пятнадцать человек. Возможно, это все, что остались в живых после боя. Когда до них осталось метров тридцать, ударили из двух стволов разом. Возле Арсена лежал второй заряженный AR, чтобы не терять времени на смену магазина. Я на всякий случай приготовил Пернач. Первый же залп выкосил ближайших преследователей, пять тел почти одновременно повалились на асфальт. Остальные заметались, что дало нам возможность скосить ещё шестерых, прежде чем выжившие кинулись бежать. Ушли они недалеко. В спины было целиться легко, поскольку двигались они прямолинейно, видимо, ничего не соображая от ужаса. Последний успел забежать за легковой автомобиль, и поймал пулю в голову, уже пригибаясь, чтобы спрятаться. Ещё одна стая перестала существовать.
Остаток маршрута преодолели на одном лишь упрямстве – бой и осмотр пожарной части вымотали нас полностью. Поэтому оставили тело на первом этаже конторы над убежищем, сняв с него экипировку, а трофеи спускали вниз понемногу, иногда хватаясь за очередной тюк вдвоём. Когда миновали дезинфекционную и были встречены свободными от работы людьми, все всё поняли сразу, по лежащему у наших ног костюму с дырой и пробитой кирасе. И радость от успешности нашего поиска была перечёркнута непоправимой потерей. Но, главное мы сделали – взамен пяти испорченных ОЗК у нас теперь было семь отличных костюмов химической защиты, причём с воздуховодами для вентиляции. Мы нашли массу полезных вещей. А также наметили новые цели для поиска.
Глава 7. Сведение счётов
На тот же вечер, когда была сделана вылазка до пожарной части, назначили похороны Рамиля. Как положено, с минутой молчания, прощальным ружейным залпом и горстью земли в могилу. Да, погибший пришёл немного изучить ковку доспехов, чтобы потом делать упрощенные варианты для ролевого движения, и не был одним из нас. Да, он так и не научился толком владеть мечом. Но погиб парень в сражении, и хотя бы поэтому имел право на посмертные воинские почести. Только гроба у нас не было, поэтому решили обойтись просто простынёй. Той самой, которую прострелил сбежавший Рахматулла. Покойному бойцу всё равно, будут ли на его последней постели дыры, тем более что сделаны они из боевого оружия. Поминальное застолье назначили на следующий день, объявленный выходным для всех, кроме дежурных.
Но прежде надо было решить судьбу тех, кто нарушил спокойную обстановку в убежище, и, за отсутствием главного виновника, все шишки предназначались его пятерым помощникам. Одна беда – старые законы уже не действуют. В частности – статьи УК за убийство, поскольку многие из нас, мастеров, ставших в силу обстоятельств бойцами, сами теперь с рылом в пуху. А новые кодексы мы не разрабатывали. Поэтому наказание придётся придумывать на ходу, причём адекватное. По такому случаю снова собрали совет, в который вошли уже знакомая мне Алина Ильдаровна и пожилой юрист Юрий Матвеевич Кузьмин. Также в состав включили имевшего в прошлом богатый опыт работы на полях Павла Лим, назначенного руководить техниками дядю Гошу, зоотехника Равшана Камалова и завхоза Рустама-ака. Сразу возник вопрос о наказании, но предложений оказалось немного. Первой высказалась Алина:
– Не знаю, как вам, мужчины, а мне хочется нормальных условий для работы. И потому необходимо добыть не только лекарства, но и крупногабаритную медицинскую технику. Уверена, что одну обработку многие устройства выдержат, а больше и не потребуется. Поэтому предлагаю включать провинившихся в команды поиска и использовать как носильщиков, грузчиков и так далее.
– Уважаемая. – Слово взял Равшан. – Я согласен, что такой вариант наказания удобен, но не ко всем он применим. Например, кто-то мог быть введён в заблуждение, или просто запуган, другие же пошли против общества по личным убеждениям. И их подобным образом мы не перевоспитаем. Наоборот, опасно будет иметь в команде тех, кто в любой момент может ударить в спину поисковикам. Я предлагаю выяснить мотивы каждого, опросив жителей убежища и сравнив с объяснениями заключённых. После чего тех, кто сам пошёл на преступление, выставить на поверхность без права вернуться.
– Согласен с обоими вариантами. – Я уже несколько минут обкатывал посетившую меня интересную мысль и счёл нужным ею поделиться. – Но есть ещё одно предложение. У нас теперь появились дополнительные площади, которые нужно приводить в порядок. Возможно, там получится разместить всех людей с большим комфортом, создав что-то вроде коммунальных квартир в пустующих помещениях. Материалы мы добудем на поверхности, возможно, даже привлечём кого-то из нарушителей. Но понадобятся еще и те, кто будет чистить, мыть и скоблить отсыревшие за много лет комнаты. Сейчас они вентилируются, и, если убрать следы жизнедеятельности бомжей и искателей приключений, можно будет навести относительный порядок. Впрочем, есть мысль несколько комнат отдать под оранжереи.
Ещё раз обсудив озвученные варианты, и попробовав придумать другие способы наказать виновных, мы остановились на трёх первых, как наиболее приемлемых. Хотя дядя Гоша требовал ужесточить наказание, и отправить в ссылку всех, а Кузьмин, наоборот, пытался смягчить наши решения, ссылаясь на гуманность, ожидаемую от суда. Но когда юристу напомнили, что у нас и так немного людей, а ночью мы могли потерять тех, кто приносит явную пользу, и получить пятерых нахлебников во главе с диктатором, он не стал больше настаивать. Что касается дяди Гоши, или, Георгия Степановича, как его называли все, кроме меня – удалось убедить нашего мастера в том, что чрезмерная суровость наказания сильно понизит воспитательный момент. Мы ведь не запугивать сообщество собираемся. Поэтому, приняв решение, начали вызывать заключённых.
Первым Бахром с Костей привели того, кто выглядел старше и увереннее других. Это его дежурные срезали пулями из травматов, после чего остальные растерялись и не смогли долго сопротивляться. Преступника посадили на табурет, и тот устроился с независимым видом, широко расставив ноги и скрестив руки на груди. Словно всё, что происходит в комнате, его совершенно не касается. Рассматривал он нас с пренебрежительным выражением лица, а вот я вглядывался в него с интересом. Среднего роста, широкоплечий, подтянутый, с правильными чертами холёного лица, этот молодой мужчина, наверное, ни в чём не привык себе отказывать. Но, не смотря на нагловатую усмешку, было видно по его бегающему взгляду, что он боится. И не напрасно. Первым тишину нарушил Кузьмин:
– Мы навели справки у тех, с кем вы успели пообщаться за всё время пребывания в убежище. Ваше имя Азамат, вам двадцать четыре года. Фамилию и отчество не спрашиваю, в нынешних обстоятельствах они роли не играют. До того, как Ташкент подвергся бомбёжке, вы занимались частным бизнесом, держали несколько мясных лавок. Для чего и откармливали овец, которые сейчас занимают одно из помещений. Это всё, что удалось узнать. Теперь вопрос – для чего понадобилось устраивать переворот, если всё благополучие убежища держится на тех, кого вы с подельниками хотели убить?
– С тем оружием, которое есть в хранилище, мы и сами прекрасно смогли бы ходить на поверхность, ничего сложного в этом нет, разве что идиотские железки выбросили бы. С огнестрелом гораздо важнее быстро двигаться, чем таскать бесполезную броню, которая неспособна защитить. Что и выяснили на шкуре пацана.
– Во-первых, – мне стоило большого труда сдержаться и не броситься на задержанного, так откровенно издевающегося над нами. – Рамиля убили не из огнестрельного оружия, а остро заточенной киркой, от которой, возможно, не защитил бы и бронежилет. Во-вторых, речь сейчас не о том, как лучше ходить на поверхность, а о демарше против порядка в убежище. Причина ясна – захватив оружие, вы могли занять позицию силы, и держать в страхе всех жителей. А на поверхность выгоняли бы других, сидя в безопасности и жируя за чужой счёт. Теперь о наказании. Мы выяснили, что за всё время, проведённое в убежище, ты ходил по помещениям с крайне занятым видом, при этом не делал ничего полезного, но столовую посещал регулярно. Теперь придётся отрабатывать в дальних помещениях за затвором: расчистка и так далее.
– А не пошли бы вы. Мало того, что овец моих присвоили, так еще и рабом своим хотите сделать? Уже за одно то, что скот в убежище появился, вы на руках меня должны носить. Прав был Рахматулла.
– Понятно. Это твоё последнее слово?
– Да. Чтобы вы сдохли.
– В таком случае, если это твой выбор, идти придётся тебе. Поскольку доверить тебе переноску грузов в группе на поверхности мы не можем, а запереть и кормить – слишком большая роскошь, остаётся только ссылка без права возврата. Кто «За»? Единогласно. Посадите его пока отдельно от остальных.
Неприятно наблюдать как, казалось бы, уверенного в себе, больше того – самоуверенного мужчину охватывает неконтролируемый ужас, мгновенно приведя его в состояние истерики, пробрав до мокрых штанов. Когда Азамата выводили, он извивался в руках бойцов, поджимал ноги и буквально визжал, умоляя простить его, уверяя, что согласен на любое наказание, лишь бы не высылка. Только вот доверия ему не было ни у кого, а рисковать мы не имели права. Только Алина беспомощно оглядывалась, лихорадочно сжимая пальцы сцепленных ладоней, открывала рот, чтобы что-то сказать, возможно, в защиту обречённого, и тут же закрывала. Она побледнела, ей явно было дурно, врачу, который своим решением приговорил человека к заражению распространившимися на поверхности вирусами. Но это было неизбежно. Кузьмин поморщился, глядя на мокрый табурет, и крикнул вслед охранникам:
– Молодые люди. Принесите, пожалуйста, другой стул! – и, уже глядя на закрывшуюся дверь, пробормотал, – А этот следует в моечную потом отправить.
Когда привели второго задержанного, следом за ним в комнату ворвалась воющая пожилая женщина. В сбившемся набок платке, с разорванным воротом платья, растрёпанная, она изо всех сил цеплялась за коренастого смуглого парня и пыталась отталкивать то Мельника, то Ниязова. Завывания периодически меняли тональность, становились прерывистыми, преходящими в стоны, особенно когда она напрягала все свои невеликие силы, чтобы хоть как-то изменить ситуацию. Из коридора в помещение метнулись Арсен с Никитой, и бережно под локти вывели женщину, которая в коридоре вдруг словно лишилась костей и обвисла на руках бойцов, заваливаясь вперёд. Теперь уже не выдержала Алина и кинулась прочь из комнаты, крикнув, чтобы продолжали без неё. Дверь закрылась, отсекая нас от дальнейших событий.
– Итак, Музаффар, – Кузьмин был спокоен, словно ничего не произошло, – Вы видите, до чего довели свою мать недавними действиями? Понимаете, что ваша ошибка может стоить ей жизни? Хорошо, если сейчас врачебная помощь даст положительный результат.
– Моя ошибка в том, что я не довёл начатое до конца. – Заключённый смотрел на нас зло, с ненавистью. – Если бы я сделал задуманное, я бы обеспечил самые лучшие условия для моей матери. Но вам помогал Шайтан, будьте вы прокляты. Зря Рахматулла не разрешил мне сделать пояс шахида, тогда при неудаче мы с матерью вознеслись бы в Рай.
– Даже так? – Кузьмин побледнел, брови его взметнулись вверх, собирая кожу на лбу глубокими морщинами. – Ну, в таком случае решение может быть только одно, ни о каких исправительных работах не может быть и речи. И, я думаю, все со мной согласятся.