Ингрин молчала — не рычала, не стонала. Не боролась. Зато заорал он, метнулся вперёд в рвущем мышцы прыжке.
И покатился по горящей земле, сминая собственным весом крылья, в клочья разрывая перепонки. Морда Нкаха нависла над ним, дохнув кровью: «Нельзя!»
«Прочь!»
«Нельзя, гемнон, поздно…»
Показалось: только отмахнулся. Но брат, обрывисто вскрикнул и исчез, а до другого ему дела и не было. Перевернулся, выдирая когтями куски спёкшейся земли, выпрямился, судорожно оглядываясь. Драконица пропала. Рявкнул, прислушался, щуря бесполезные глаза — дым стал гуще. Но в ответ услышал только тишину, едва разбавленную тихим гулом уходящего вглубь степи огня.
Он расправил крылья, пытаясь взлететь, но левое повисло тряпкой, онемело.
— Ингрин!
Чад выедал глаза, воздух стал в десять раз горячее, выжигал горло, пёк лёгкие, от вони гари желудок судорожно сжался. Он заслонился лапой, пытаясь хоть что-то рассмотреть.
— Ингрин!
Наугад, почти вслепую побрёл вперёд, спотыкаясь о кочки, об останки тварей.
— Ингри-ин!
Дымная пелена всего на мгновение стала жиже, словно на неё водой плеснули. И тогда он, наконец, увидел…
— Проснись, дитя моё, проснись!
Ренне показалось, что жаркий, слежавшийся за ночь воздух собственной спальни воняет палёным мясом и травой — она глотала его кусками, как рыба. Горло болело, словно при ангине, насквозь мокрая рубашка противно липла к телу, виски и лоб холодила испарина. И от счастья, что всё пережитое снова оказалось лишь сном, сердце заходилось куда сильнее, чем от кошмара.
— Ты очнулась, дитя?
Участливый голос Наставника слышался будто сквозь вату. Девушка отбросила скомканную простыню, села, ткнувшись лбом в колени — не помогло, лихорадочная дрожь никак проходить не желала, а во рту было кисло, вязко, будто ягод шеры нажевалась. И мир не становился реальным, привычно незыблемым — плыл мороком, чувство полуобморока не отпускало.
— Девочка, с тобой всё в порядке?
— Угу, — отозвалась, наконец, вытирая мокрое лицо о подушку. — Со мной всё в порядке.
— Тот же кошмар или Великий Дракон послал тебе новое видение?
— Да всё по-прежнему.
— Ну что ж, вероятно, он тоже нервничает. Это объяснимо. В конце концов, этого дня вы больше четырнадцати лет ждали.
Ренна ещё немножко подышала в подушку, только бы не швырнуть её в невыносимого мудрого Наставника. Он всегда находил подходящие слова для утешения. Просто образчик чуткости!
«Дитя моё, всё абсолютно нормально! Сегодня вы станете мужем и женой. Ты волнуешься, твой жених, на собственной свадьбе решивший не появляться, тоже. Поэтому вы сните один сон на двоих — про, наверное, гибель женщины, которую он любил и любит до сих пор! Совет вам да лад и детишек побольше!»
Конечно, никто не виноват, ну вот совсем никто. И меньше всего гемнон, Арэн. Даже Защитники не властны над собственным сердцем. Нет греха в том, что он мечтал подарить кольцо другой — это его беда, но не вина.
И уж тем более, никто не виноват, что колечко связывает гемнона и его избранницу. Говорили, что с его помощью раньше пара даже мысли друг друга слышала. Слава Великому Дракону, что сейчас всё не так. Никаких мыслей, только отголоски чувств, да и то слишком сильных. Изредка до Ренны докатывались волны безумной ярости и такой глухой тоски, что хотелось немедленно пойти и утопиться в ближайшем пруду. И совсем не хотелось думать, как же корёжит хозяина, если до его невесты дотягивалось лишь эхо. Ну вот сны ещё.
Нет, никто не виноват. Только радости это почему-то не добавляет. Почему бы?
— Дитя моё, если ты окончательно пришла в себя, то нужно вставать. У нас сегодня очень много дел. А солнце уже достаточно высоко. Нехорошо будет, если ты заставишь ждать Святителя. Он должен дать тебе последние наставления перед обрядом, — мягко укорил Наставник.
— Простите меня за минутную слабость, — покаялась Ренна, вины не чувствуя даже на кончик ногтя. — Если вас не затруднит, прикажите позвать служанок и Орун. Я буду готова через час.
— Хорошо, — порадовался старик, поскрипывая коленками, поднимаясь с кресла. — И помни, дитя моё, лишь выдержанность и самодисциплина помогут тебе добиться цели. Они и служение Великому Дракону.
«Ну вот уж фигушки, — Её Высочество хоть и мысленно, но сунула под нос Наставнику здоровенный кукиш. — Для моих целей понадобятся совсем другие душевные качества. И недушевные тоже»
— Ты слышишь меня, дитя?
— Конечно, Наставник, — послушно откликнулась Ренна. — И благодарю за науку.
Когда шаркающие шаги старика затихли, принцесса села на постели, потянула за цепочку, вытаскивая из-за пазухи медальон. Тихо щёлкнула откинувшаяся крышка. Видно было плоховато — темно, собственные волосы свет загораживают, да и окно ещё не расшторено. Но на портрет можно и совсем не смотреть. Всё равно каждая чёрточка наизусть выучена: от прямых, тяжёлых волос, хауберком падающих на плечи, до квадратного — кирпичом — подбородка. Вот только у мужчины на миниатюре не было ямочки на щеке. Но это потому что он не улыбался.
— Я буду счастливой! — клятвенно пообещала Ренна, убирая медальон под рубашку.
* * *
Храм Великого Дракона, айсбергом поднимающийся над зелёной пеной садов, раганцы с эдакой снобистской снисходительностью столичных жителей привыкли называть просто Храмом. Подумаешь, невидаль! Ну да, иные городки меньше. Так это у вас селища маленькие, а не у нас святилище большое. Ну да, помимо самого капища, которое поболе королевского дворца будет, тут ещё и Школа Слуг есть.
Что нам та Школа? А Колыбель Сладости вы не видели? Конечно, не видели. Дев, там воспитывающихся, только Наставникам да Защитникам зреть полагается. Зато вот выпускников Академии Изящных Искусств точно любой встречал. В Золотолесье-то попадают лишь лучшие из лучших. А те, кто такой чести не удостоился тренькают, поют, танцуют, фиглярствуют да фокусничают по всем трактам империи.
Но это всё так, суетное и мирское. Главное, что тихая сень шикарных садов прячет жреческие покои. И недаром говорят, будто кельи верных слуг Дракона не уступают роскошью дворцовым спальням. Имеются тут и беседки для размышлений, да осмысления наследия Великого. И фонтаны, рядом с которыми так плавно и разумно ведётся учёная беседа. А классы, где молодых послушников готовят к служению, спрятаны от мира за высокими стенами, куда даже намёк на обыденный шум не долетает.
И сады, сады, конечно, сады: цветники, розарии, зелёные лабиринты, галереи, стены и потолки, увитые плющами и вьюнками, оранжереи и живые картины, собранные из цветов по сезону — с этим роскошеством не может поспорить ничто. Тут даже дворцовые парки меркнут и не рискуют конкурировать.
Да, много чудес скрыто за цветущими изгородями, коваными решётками, и розоватым с золотистыми прожилками мрамором стен. Ну и что? Это же всего лишь Храм.
Для Ренны же сие великолепие и просто храмом-то не было: привычное место, куда она приходила каждое утро много лет, и откуда возвращалась вечером в папенькин дворец, чтобы только ночь переждать. А порой и спала здесь — у невест гемнона в общем доме Колыбели Страсти свои покои имелись. Потому что некоторые тайные умения при свете солнца не освоишь: как позволить платью упасть, чтобы лунный свет облил тело, делая его желанным, манящим. Как свечи зажечь, чтобы простая кровать превратилась в ложе любви. Как встать на фоне звёздного неба, чтобы мужчина вместо смертной женщины воплощённую мечту увидел. Да много их, таких знаний.
— О чём так глубоко задумалась, дочь моя? — неодобрительно осведомился Святитель.
А с чего ему довольным быть? Вместо того, чтобы внимать последним наставлениям, принцесса улыбается чему-то своему, от важного явно далёкому, да краснеет. Не назидания же о том, как стать хорошей женой и не забывать об интересах империи, заставляют принцессу алеть!
Конечно, других Невест жрец не видел. Последнюю из них в Золотолесье проводили, когда служителя ещё и в родительских планах не существовало — сами пешком под стол ходили. Но этот выбор гемнона Святитель категорически не одобрял. Вроде бы и тиха, послушна, училась охотно и без капризов. Только всё одно себе на уме. Слушает-слушает, а потом глянет так, что дураком последним себя чувствуешь. И в облаках витает вечно, о непонятном думая. На исповедях чепуху рассказывает, сокровенным не делится. Поди, разбери, что у неё на уме и чем это для империи и Храма обернётся?
— Простите, Святитель, я и вправду задумалась, — и вот опять! Головку склонила послушно и виновато, а лицо за покрывалом спрятала. Слова-то правильные говорит, но вот тон… Вроде насмешничает, да откровенной непочтительности и нет будто. — Но молю вас о снисхождении, сегодня день такой. Я будто и сама не своя.
— Твои метания не новы, дитя, — солидно покивал жрец. — Но и ты понимать должна, какой сложности и ответственности миссия на тебя возложена! Грань и Золотолесье — это защита и опора нашего государства. Пропадём мы без них, погибнем. Потому и чтим Великого Дракона, следуем его наставлениям. Но! — старик назидательно поднял палец, подчёркивая важность своих слов. — Защитники могут стать и погибелью нашей! Слишком большое искушение, слишком сладостны обещания и посулы.
«Слишком много у них власти…» — привычно капнула дёгтем в поток мёда с сиропом Ренна. Мысленно, ясно. Давно поняла, что такое лучше при себе держать. Наставники подобное вольнодумие не ценили.
А тут хоть думай, хоть нет. Старики рассказывали, что раньше в Школу Слуг народ силком загоняли — за долги, преступников мелких, тех, кто короне не угодил. Многие смерть услужению драконам предпочитали. Сейчас же конкурсы для желающих устраивают, по пятьдесят человек претендовали на одно ученическое место — это в классы простых прислужников: подавальщиков, горничных, спальников. Туда, где специалистов готовили — поваров, конюших, дворецких — конкурс и до восьмидесяти доходил. Ну а уж для того чтобы выучиться на мажордома, наперсницу или сенешаля и вовсе никакие умения не нужны — всё размер взяток определялось. И ведь не факт, что потом в услужение попадёшь. Драконы разборчивы.
Или взять Колыбель Сладости. Конечно, там обучаются только распрекрасные красавицы — других Защитники в наложницы и не берут. Да только у каждой воспитанницы родословная, как у кобыл из имперской конюшни — сплошь баронские дочки с титулом не моложе, чем в пятом поколении.
И это учитывая, что возвращаются из Золотолесья единицы. Зато вернувшиеся такие сказки рассказывают — заслушаешься: сплошь кисельные берега с молочными реками, бриллиантовой пылью припорошённые. Естественно, народ правдами и неправдами рвётся к драконам. Вот тебе и защитники, получаются! Население сманивают.
Опять же, магия их. Не желают люди покупать факелы и лампы — драконьи светильники подавай. Хорошая хозяйка уж и кухни без холодного шкафа, в котором лёд в самую жару не тает, и плиты с неугасимым огнём не представляет. Аптекари от местных снадобий нос воротят — желают торговать мазями и настоями из Золотого Леса. Невесте простое колечко только распоследний бедняк преподнести рискнёт. И то может это же колечко мордой словить. Дамы только зачарованные драгоценности любят, не говоря уж о косметике. Оружейники дворнягами воют — их мечи и даром никому не нужны.
И ведь всё дорого, от таких цен у нормального человека глаза на лоб лезут, но ведь платят, а драконы богатеют. Им и дани-то не надо! Они, наверное, всю империю уже скупить способны, продать и ещё раз купить — ради развлечения.
Нет ничего удивительного, что раганцы, да и соседи тоже, в рот Защитникам заглядывают. А должны смотреть на жрецов и их слушать. Потому что только святителям воля Великого Дракона ведома.
— Так вот, дочь моя, — продолжал токовать Святитель, донельзя довольный тем, что принцесса за ум взялась, слушает, наконец, смиренно, глаза долу держит. — На тебя возлагается огромная ответственность! Именно с твоих слов и по твоему наставлению гемнон обязан об империи судить, интересы её защищая. Твоя главная задача состоит в том, чтобы блюсти…
«Слюной бы тебе подавиться, старый хрыч!» — мысленно пожелала жрецу послушная Ренна.
Наверное, Святитель очень удивился бы, узнай он, о чём думает юная невеста. К счастью, магия людям, пусть хоть трижды жрецам, недоступна.
* * *
Ещё и полдень не наступил, а невеста уже мечтала, чтобы этот день, наконец, закончился. Виски с утра налились тяжестью, а благодаря заунывным наставлениям жреца голова разболелась всерьёз. Да ещё жара донимала, но Невесте не дозволялось даже сока со льдом выпить. И в животе сердито бурчало — от голода желудок уже к спине лип. Но что делать? Избранница должна прийти к гемнону чистой во всех отношениях: девственницей, вымытой и с пустыми кишками.
Старцы утверждали, будто раньше правило это неукоснительно соблюдалось. И никого не волновало, что от столицы до ближайшей заставы Грани, где по традиции принцессу муж поджидал, без малого три недели пути. Так и голодали несчастные, пока с драконом не увидятся. Интересно, гемноны сильно радовались, получив вместо супруги полуживой, зато идеально чистый, труп?
Оставалось Великого благодарить, что Ренне поститься только до свадебного обряда, а там и поесть можно. Правда, до этого счастливого момента ещё дожить предстояло.
— Н-да, конструкция, — хмыкнула Орун, разглядывая наряд, растопыренный на жёстких распялках. — Всё, больше я тебе не завидую.
— А раньше завидовала?
Принцесса, не слишком интересуясь ответом, бревном повалилась на кушетку, с головой накрывшись мокрой простынёй. Затылок ломило всё сильнее и начало подташнивать.
— Тебе честно или льстиво? — задумчиво протянула леди Брэн, двумя пальцами приподнимая подол подвенечного платья.
Под верхней юбкой, щедро расшитой золотой нитью и камнями, обнаружилась ещё одна. И, кажется, не последняя.
— Ну… — принцесса поверх простыни почесала нос, — ради разнообразия давай честно.
— Естественно, завидовала. Ты же красивая. А я вот не удалась.
Орун глянула на невесту и отвернулась. Откровенно говоря, девушка, завёрнутая в простыню, выглядела жутковато. Уж слишком белое покрывало саван напоминало. А такие сравнения в день свадьбы ни к чему.
— Больше похоже на лесть, чем на правду, — буркнула Ренна.
— Ну, конечно, — совсем непочтительно фыркнула Орун. — А то не видно! Ты маленькая, стройненькая. А мне самый раз место в королевской гвардии. Опять же, у тебя волосы вон какие: почти белые, мягонькие. У меня же чёрные, висят паклей. Личико… Тут и сравнивать-то нечего! Моё, как топором рубили. А ты словно куколка: глазки голубенькие, реснички длинные, губки бантиком. О чём рассуждать?
— Кажется, и впрямь правду говоришь, — принцесса выглянула из-под покрывала, приподняв угол. — По-моему, это зависть.
— А я о чём? — огрызнулась девушка.
— Только рано ещё завидовать. Может, я гемнону не понравлюсь? Кто знает, что Защитники красотой считают?
— То есть как: кто знает? — не поняла леди Брэн.
— То есть так, — буркнула Её Высочество, садясь, комкая покрывало. — Орун, ты точно со мной поедешь, не передумаешь?
— А как я передумать могу? Моё ж имя в брачный контракт внесено. Так, мол, и так: границу с Золотолесьем, в качестве сопровождающей принцессы, имеет право пересечь исключительно леди Брэна Орун. Да я ж сама и подписывала, забыла, что ли? Или… тебе на самом деле плохо? Может, лекаря позвать?
— Мне не плохо, — Ренна глянула на наперсницу исподлобья, нервно расчёсывая ладонь. С детства эта привычка осталась, как не пытались от неё наставники избавиться. — Мне страшно.
— Вот те раз! — вконец обалдела подруга, едва мимо золочёного стульчика не сев. — Ты ж всю жизнь будто довольна его выбором была.
— А я и довольна, — неохотно отозвалась принцесса. — Тебе вот не страшно ехать неизвестно к кому? Там же всё чужое, непонятное. Даже язык не наш. А уж обычаи, нравы… Точно знаю: провалюсь! Обязательно сглуплю, что-нибудь не то сделаю. Выставлю себя полной дурой!