Змиевы валы и киммерийцы
Если верить самым ранним датировкам, какими исследователи исчисляют начало строительства Змиевых валов, то создатели этого грандиозного оборонительного сооружения – современники Гомера (ок. 800 г. до н. э.) или этрусков, что приблизительно в 900–850 гг. до н. э. обосновались в Северной Италии.
В 926 г. до н. э. Израиль разделился на Израиль и Иудею. В 814 г. финикийская царевна Элисса из Тира основала в Северной Африке Карфаген, в 776 г. прошли первые Олимпийские игры в Древней Греции, 753 г. – дата основания Рима… Многие события указываются с точностью до года. Можно, конечно, усомниться, резво перебросить тысячу лет туда, тысячу сюда, но все-таки лучше сильно-то не сомневаться. Слишком многое совпадает. А вот такое грандиозное событие и сооружение – Змиевы валы – даже не упоминалось в истории Европы! Почему? Потому что находились они на краю Ойкумены – то есть пространства, известного так называемым цивилизованным народам. («Ойкумена», «окаем» – слова родственные слову «око» – то есть то, что охватывает глаз. Наши земли, стало быть, глаз не охватывал только по одной простой причине – эти земли не входили в историческое пространство, такое, о каком сохранились письменные источники, не входили в сферу интересов народов, умеющих писать.)
«Просто обидно, честное слово! Обидно! Да?» – как говорил один из героев кинокомедии «Кавказская пленница» товарищ Саахов. Однако отсутствие письменных известий не означает, что их нет вообще. Есть вести! И очень скоро жители этих мест постучат мечами в двери цивилизованного европейского и азиатского миров.
Но продолжим наш календарь знаменательных дат и выделим из огромного множества одну. В 800 г. в Индии возник индуизм, в 835 г. армянский правитель Сардури на берегах озера Ван основал царство Урарту, тогда же возникло Мидийское царство и т. д. Около 911 г. до н. э. возникает Новое Ассирийское царство. Просуществует оно до 609 г., когда объединившиеся против «ужаса вселенной» – Ассирии – Мидийское и Вавилонское государства сокрушат грозную, считавшуюся непобедимой твердыню. Но потерей своего могущества Ассирия во многом обязана киммерийцам.
Киммерийцами называли их греки; имя этой племенной группы известно по ассирийским клинописным источникам, называвшим их Гимирраи, или Гимирри. Это племенное название нашло свое отражение в древнерусском термине «коумиръ», «коумиръ» – кумир, истукан, идол; осетинск. «gymiry», «gumeri», «gaemeri» – великан, идол; грузинск. «gmiri» – богатырь, герой, исполин.
Это один из образцов нередко встречающегося явления, когда собственное имя древнего племени постепенно обращается в разных языках в обозначение гиганта, исполина. Сведений о языке киммерийцев мы не имеем; отдельные дошедшие до нас личные имена киммерийских вождей имеют отчетливо выраженный индо-иранский характер.
Киммерийцы кочевали и господствовали в Северном Причерноморье и, что называется, «трясли» всю Малую Азию без малого четыреста лет, пока, наконец, отчасти соединившись со скифами, отчасти будучи ими покорены, в 640-х гг. не разгромили и Ассирию, и все страны до границ Египта. Египет оказался им «не по зубам»… а также славяне!
Есть много известий о том, что киммерийцы нападали на славянские области Среднего Приднепровья, доходили до низовьев Дуная, но на север так и не прорвались. Как несокрушим оказался для них четыреста лет спустя Египет, так в IX–VIII вв. до н. э. не смогли они прорваться через Змиевы валы. Так называлась цепь невысоких холмов на юге Украины. В устной традиции о них говорилось как о древних укреплениях, и в который раз исследователи убедились в правоте преданий. Кое-где уцелевшие Змиевы валы оказались искусственным фортификационным сооружением, а не естественной грядою возвышенностей.
Это поистине грандиозное сооружение можно сравнивать и с Великой Китайской стеной, и с пирамидами. Тянутся они с востока на запад по меньшей мере на 900 километров. Это рвы и насыпные валы высотой от 15 до 30 метров. Кроме того, во многих, вероятно особо опасных, местах глинобитные стены заваливались лесом и поджигались, таким образом глина спекалась в огромный кирпич, превращалась в камень. Как подсчитали инженеры, для строительства одного километра таких валов требовался труд от 20 до 100 тысяч человек в течение месяца. Организовать такое строительство могла только очень мощная и обильная населением держава. И она существовала! И была она славянской! Но мы про нее очень мало знаем. Слишком давние это времена, и слишком далеко отстояла эта страна от привычных дорог средиземноморских цивилизаций.
Однако, как пишет Б. А. Рыбаков, «под эпическим образом Змея подразумевались кочевники-киммерийцы X–VIII вв. до н. э., нападавшие на славянские области Среднего Поднепровья. Киммерийцы были воинственными племенами, наводившими страх на различные народы и государства от Ближнего Востока до низовий Дуная. Обороняясь от них, славяне приобщились к событиям мировой истории. Вплоть до наших дней по берегам рек, впадающих в Днепр, сохранились остатки древних огромных крепостей предскифского времени, в которых славяне со своим имуществом и стадами могли оборониться во время наездов киммерийского «Змея».
Мне кажется, было и еще два обстоятельства, позволивших славянам отбиться на валах против наседавших киммерийцев.
Первое: славяне были весьма скудны бронзой. Потому и использовали ее чаще всего для украшений. Не было на славянских землях ни меди, ни олова для изготовления волшебного сплава. Потому и вынуждены были они откатываться от очередных «пышнопоножных мужей» в бронзовых доспехах со своими дубинами, копьями с каменными наконечниками и костяными наконечниками стрел. И вдруг все меняется. Прямо из каменного века, почти минуя бронзовый, славяне перепрыгивают в век железный. Открытие болотной руды, из какой научились выплавлять железо, по всем показателям превосходящее бронзу, – при том, что его было в болотах полным-полно! – сделало славян и другие северные (по отношению к народам Средиземноморья) народы сразу, может быть, самыми грозными воинами тогдашнего времени.
Второе: в спину киммерийцам ударили скифы. Скифов славяне восприняли как долгожданных освободителей и союзников. Не случайно в иных документах пришедших с востока скифов именуют сколотами. (А Б. А. Рыбаков, уже цитируемый мною, сколотами считает славян?!)
«Начало I тыс. до н. э. следует считать временем, когда славянские племена Среднего Поднепровья начинают свое историческое бытие, отстаивают свою независимость, строят первые крепости, впервые сталкиваются с враждебной степной конницей киммерийцев и с честью выходят из этих оборонительных битв. Недаром именно к этому времени можно приурочить создание первичных форм славянского героического эпоса, дожившего до начала XX века (последние подробные записи сделаны украинскими фольклористами в 1927–1929 годах).
Ко времени прихода скифов в южнорусские степи, к VII веку до н. э., славяне Среднего Поднепровья прошли уже большой исторический путь, отраженный как в археологических материалах, так и в мифах, и в героическом эпосе. Мифы, сохранившиеся в русских, белорусских и украинских сказках (а впервые записанные «отцом истории» Геродотом в V веке до н. э.), повествуют о трех царствах, из которых одно Золотое, о царе-Солнце (вспомним Владимира Красное Солнышко), по имени которого назван весь народ, населяющий эти царства» (Б. А. Рыбаков).
А что стало с киммерийцами – «народом сильным»? «Около VIII в. до Р. Х. киммерийцы изгнаны из своей родины перешедшими через Дон с востока сколотами – скифами. Переселились во Фракию, здесь соединились с трерами и в союзе с ними несколько десятков лет в начале VII в. грабили Малую Азию. Они уничтожили Фригийское царство, угрожали существованию Лидийского: царь Лидии Гигес пал в битве с ними. Они разрушили Магнезию на Меандре и осаждали знаменитый древнегреческий город Эфес. Поэт Каллин – древнейший из греческих поэтов, чьи имена нам известны, – увещевал граждан Эфеса дать мужественный отпор киммерийцам. «От судьбы не уйдешь, и часто смертный удел настигает в дому человека, который бежал с поля брани. Труса никто не жалеет, никто не чтит; героя, напротив, оплакивает весь народ, а при жизни чествуют его, как божество». Преемники Гигеса продолжали войну с киммерийцами. Полководец Алиат освободил от них Малую Азию до Галиса. В этих войнах киммерийцы уничтожены.
С ассирийцами киммерийцы столкнулись около 675 г.; «царь царей», «повелитель Вселенной» Ассаргаддон воевал с ними. Часть их, как предполагают, около 640 г. соединилась со скифами, напавшими на Переднюю Азию, разгромившими Ассирию и все страны до Египта. Ослабленное войнами со скифами и киммерийцами Новое Ассирийское царство пало в 609 г. до н. э.
Вот это очень важное слово. С начала I тыс. до н. э. начинается историческое житие славян. А историческим считается не пребывание того или иного народа на Земле, но отражение его существования в документах или, на худой конец, в преданиях, в устной традиции.
Золотые имена
Рыбаков Борис Александрович
В разное время Рыбаков был деканом исторического факультета, заведующим кафедрой истории России, проректором МГУ. Действительный член АH СССР (1958, член-корреспондент с 1953 г.), с 1991 г. – академик РАН. Иностранный член Польской академии наук (1970), действительный член Чехословацкой академии наук (1960), действительный член Болгарской академии наук (1978), член ВАК, председатель ученого совета Института археологии АH СССР (1956–1988), а также директор этого института. Опубликовал около 400 научных работ. Автор учебника для вузов «История СССР с древнейших времен до конца XVIII в.» (1975). Основные труды: «Ремесло Древней Руси» (1948), «Древняя Русь. Сказания. Былины. Летописи» (1963), «Слово о полку Игореве» и его современники» (1971), «Язычество Древней Руси» (1987), «Стригольники. Русские гуманисты XIV столетия» (1993). Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Государственных премий. Рыбаков был эпохой в советской и российской историографии. Он изучал, должно быть, самую темную и малопонятную эпоху в прошлом России. Исследуя почти не имеющую документальных источников историю кривичей и древлян, стать главным историком государства не так просто. Придется по-настоящему долго трудиться – нередко не только головой, но и лопатой. В науке Рыбаков появился с возникновением потребности в материалистическом переосмыслении ранней российской истории. В изначально бесперспективных поисках диалектических закономерностей в почти неведомой жизни славянских племен Рыбаков уже в конце 1930-х сделал одну поистине великую вещь. Он, как говорят коллеги, «начал копать Древнюю Русь». Свои полевые археологические исследования он развернул в 1932 г., вел раскопки Тмутаракани, Чернигова, Любеча, долгие годы сотрудничал с самой известной археологической экспедицией Советского Союза – Новгородской – под руководством академика Янина. Возможно, без помощи и энтузиазма Рыбакова до сих пор не состоялось бы открытие новгородских берестяных грамот и многого другого. И вообще, советская археология наверняка была бы более бедной в смысле знаний и более скучной в своем научном быте. Переходя от работы в поле к труду за письменным столом, Рыбаков не терял молодецкой увлеченности. Порою она рождала гипотезы, на первый взгляд (а иногда и на последующие взгляды тоже) странные и неожиданные. Так выглядело развитие некоторых рыбаковских идей относительно «исторического пейзажа» «Слова о полку Игореве» и других памятников древнерусской литературы. Слышавшие лекции Рыбакова в МГУ помнят его пассажи о сюжете «боя на Калиновом мосту», умилявшие студентов до неприлично громкого смеха. Древнерусское «чудище хоботистое» незамысловатыми речевыми фигурами лектора превращалось в мамонта, а «огненная река» в факельное шествие наших общих славянских предков, желавших загнать упиравшегося древнего слона в вырытую для него яму… Уверения других ученых, что хобот – это всего лишь «знамя», на студентов в большинстве своем не действовали – гораздо интереснее было слушать академика Рыбакова. Рыбаков-педагог – тоже целая эпоха. В МГУ он преподавал несколько десятилетий, вплоть до самых преклонных лет. По узким коридорам нелюбимого им первого гуманитарного корпуса перемещался быстро, не по-старчески. Студенту, который однажды помог ему донести в аудиторию проектор, пожимал руку все пять лет, что тот учился. Студент страдал: в молодости Рыбаков увлеченно занимался чем-то силовым, по расхожей версии, гиревым спортом. Говорили, что в курилке факультета он и в девяносто одной рукой поднимал табуретку за ножку. Студенты всегда вспоминали Рыбакова с теплотой. Недаром руководство исторического факультета в начале первого года обучения для всех вводило обязательный месячный курс рыбаковских лекций ни о чем. Чтобы студенты сразу поняли все – и то, куда попали, и то, чем будут заниматься всю жизнь. Рассказы могучего академика о разных исторических проблемах вперемешку с «чудищами хоботистыми» и расслабляющей темнотой во время показа слайдов приводили на эти шоу даже тех, кто все остальные годы учебы провел в гастрономе № 8. Именно Рыбакова студенты спрашивали охотнее, чем других преподавателей. В общем-то, не важно о чем, в шутку или всерьез… Главное – его ответы слушали. Иногда подшучивали, но не зло… Однажды вместо записки с вопросом выслали на кафедру рыбаковскую же книгу «Язычество Древней Руси» с закладкой, на которой было написано: «Уважаемый Борис Александрович, объясните, пожалуйста, что все это значит».
Сколько у нас предков? /отступление/
Перед тем как мы начнем говорить о скифах, необходимо сделать одно замечание. Воспринимая историю по большей части через исторические романы и кинофильмы, мы с детства привыкли делить всех на «наших» и «не наших». Я припоминаю конфуз, что произошел в детском садике, куда ходил мой сын. Воспитательницы собрались пить компот или покурить, а детей усадили перед телевизором смотреть «Чапаева». По детсадовский традиции дети реагировали бурно на все увиденное, приветствуя красные отряды криком «Наши!» Но когда расстрелявшая все патроны пулеметчица Анка, останавливающая «психическую атаку» каппелевцев (изобретение братьев Васильевых, не имевшее к действительности никакого отношения, не было таких атак!..), услышав молодецкий посвист идущей лавой кавалерии, закричала: «Казаки!» и детсадовцы замерли в ужасе, с восторженным воплем «Наши!» вскочил мой сын, с пеленок усвоивший, что он сам – казак, как папа, мама, дедушка, бабушка и все родственники – коренные, донские и т. п. Стало быть, если казаки – значит, это наши! В те, коммунистические, времена мне в мягкой форме попеняли, что, мол, мальчик политически сориентирован неверно. Я так не считал. Что поделаешь – у каждого свои «наши». Во всяком случае, каждый из нас в этом убежден!
Но это касается только ближайшего прошлого. Чем дальше в глубь веков, тем сомнительнее принадлежность к каким-нибудь «нашим». Имеется в виду родовая «кровная» принадлежность, а не моральная оценка того или иного деяния в прошлом. Но это в нашем сознании постоянно смешивается. «Я – за славян, потому что они – мои предки, разумеется, самые благородные, умные, героические и т. п. Я – за армян, потому что я армянин, а они – древние… Я – за евреев… и т. д. И все они прекрасны, хотя бы потому, что это мои предки!» Это касается и современных евреев, и армян – народов уникальных, в первую очередь по их собственному убеждению, а во-вторых, действительно потому, что сохраняют уверенность, что и тысячу лет назад, и две – это все они и все одни и те же. И те, кто описан в древних сказаниях, – непосредственно их прямые предки, то есть их «наши».
Мы все так рассуждаем! Вот с этого конца и начнем. А вы уверены, что те, кто отстоит от вас ну хотя бы на пять столетий, точно «ваши»? Мы как-то не совсем ясно представляем, сколько у нас предков. Давайте посчитаем.
Папа и мама – это уже предки, поскольку они – прежде меня, а слова «предок» и «предыдущий» от одного корня. У каждого папы и мамы (двое) свои папа и мама – ваши дедушки и бабушки, то есть четыре. У каждого из них, в свою очередь, своя пара родителей – прадеды и прабабушки – восемь; прапрадеды и прапрабабушки – шестнадцать… и т. п. Таким образом, выстраивается огромная пирамида, на вершине находитесь вы, а подножие теряется в глубине столетий.
Кстати, все легко расшифровывают слово «семья» как «семь-я». То есть я – седьмой. И как-то не задумываются, а кто еще шестеро? Семь братьев и семь сестер – не семья, семь произвольно взятых родственников – тоже не семья, а родня! А семья – что?! Вернее, семь – кого?