Академики назад побежали, Шлопак схватил сосуд, открыл — полон парного молока, ещё тёплый на ощупь.
Первым он и приложился, да чуть не весь выпил! Боруте пришлось стучать ему и по плечам, и по голове, чтобы оставил немного.
Целитель наконец-то оторвался от бидончика, где было всего-то несколько глотков. Данила попробовал — в это тёплые, не успевшие загустеть после сепаратора сливки! Ещё коровой пахнут и по его гурманскому вкусу не самые добрые, от увядающего осеннего травостоя.
— Это не молоко, — рассеянно произнёс Борута. — это же сливки!
— Потрясающе! — воскликнул целитель. — Нам преподнесли сливки с Млечного Пути. Вкуси же их, Данила!
Он всегда говорил так выспренно и поэтично, если даже речь шла о чем-либо земном и обыденном. Шлопак был романтической и возвышенной натурой, чего как раз не хватало Боруте.
— Как бы вреда не было, — усомнился он. — С непривычки...
Предупредить товарища хотел, однако вдохновлённый целитель заговорил уже афоризмами:
— Знания приносят печаль, но не вред!
Данила выпил остатки, всего-то со стакан, и тут почуял зуд во лбу чуть выше переносицы — такой же стойкий, навязчивый, как на копчике, прежде чем хвосту отрасти. Руки теперь были свободны, он почесал, испытывая удовольствие, но через несколько минут ощутил в этом месте напряжение, будто чем-то тупым давят изнутри черепной коробки. И когда петухи на соседнем острове наорались и смолкли, у Боруты на лбу выросла крупная, розовая шишка...
4
И вот королю с принцессой была обещана охота в этот сезон на самом высоком уровне, а на Пижме леший ходит! Это же международный скандал, если вместо медведя к Его Величеству выпрет див или дива! Мало ли что лешачьему отродью в голову взбредёт, оно же не понимает ни чинов, ни титулов. Ладно Эдика приласкать: литовского иностранца все бабы целуют, а если принцессу чмокнет? Ещё хуже — короля так же, взасос?!
В общем, губернатор озадачил Недоеденного вытравить эту тварь из пижменского края и сам озадачился, подключил свои столичные связи, и вот теперь из Москвы должна приехать целая бригада специалистов по работе со снежным человеком. То есть учёных людей, которые будто бы умеют с ними обращаться. Но это вряд ли поможет, потому как в местных лесах бродит самый настоящий див, а не обезьяна, дикарь какой-нибудь или снежный человек. Туземцы, кто договаривался и приманил сюда лешего, кто знает его повадки и нрав, помогать не станут, а самим учёным не сладить, будь они хоть академиками. Костыль в этом убедился: неугомонный, он на следующий день после охоты с губернатором велел егерям поправить лабаз, вечером на него засел, и в сумерках леший опять явился. Только на корточках по овсу не ползал и горох уже не жрал; подошёл в открытую с опушки леса и снёс крышу с засидки. Охотовед пытался взять его на мушку и выстрелить, но вдруг оторопь взяла и тяжесть разлилась по всему телу, будто в мышцы воды закачали. Ладно, пожёванная левая рука, но и правая стала непослушной, замедленной, сигналы от головы не принимала. А див выудил из лабаза Недоеденного, обнюхал всего, фыркнул и швырнул в овёс. Добро, тот спортом занимался, сгруппироваться успел, а то бы весь переломался. И хорошо ещё вездесущий Борута оказался неподалёку. Третий глаз у него ещё не открылся, однако он уже им подсматривал, стервец, и знал, что будет, наперёд! Дождался он, когда леший удалится, подбежал, сгрёб Костыля, даже старой обиды не помня, положил в мотоциклетную коляску и скорее в Пижму.
Всё равно охотовед сутки пластом пролежал, и когда немного поправился, вздумал с ним помириться, из врага друга сделать. Предложил ему должность инспектора, начальника над егерями, зарплату с губернаторскими надбавками, казённую машину и карабин, однако гордый колхозник отказался из-за своего непреклонного норова. Тут Костыль и заподозрил, что это собачник из-за обиды ему нагадил и зазвал лешего, однако всем известно, Борута здесь ни при чём. Он бы и сам рад вступить в контакт, да только лешему это без нужды: раз есть договор с мужиками — а Недоеденный в этом не сомневался, — то чудище будет исполнять его в точности. Без ведома лешего ни один человек, тем паче пришлый, в лес не войдёт, гриба не сорвёт — не то что медведя взять.
Зарубина подмывало спросить, кто же они, эти мужики-туземцы, что со зверем договаривались и лешачиху пригласили в район, однако выдавать себя было рановато. Тётка же расчувствовалась, по-матерински прониклась к нему, считала, что Зарубина бог послал, иначе пришлось бы ночевать на обочине. Поэтому просительно произнесла:
— Человек-от почти за тыщу километров ехал. Нехорошо отправлять не солоно хлебавши...
— И чего ты предлагаешь? — грубо спросил её муж и скрежетнул новопоставленными зубами.
— Дак может Драконину вдову попросить? Дракоши нынче овсы сеяли, и медведи у них все сосчитаны.
— Ага! Станут тебе Дракоши чужого на своих медведей водить! Они москвичей терпеть не могут. Сама же Дива Никитична не поведёт?
Сама не поведёт, но ежели попросить, даст зятя. Скажем: знакомый, в гости приехал...
Лучше сказать, что родня он нам, потому за него хлопочем. Кум, брат, сват, что-то в этом роде. А то не поверит.
- Скажем: будущий зять! — нашлась тётка. — Натащи кавалер!
Ты женатый, нет? — спросил попутчик.
— Да холостой он, — уверенно заявила его жена. — сразу видно!
Откуда тебе видно? Ему ведь лет сорок! Видно, боксом занимался, эвон какой нос. Нынешние девки таких любят...
— Я холостых мужиков сразу вижу, — похвасталась тетка. — От них дух такой исходит, ядрёный...
— Да уж, — ревниво проворчал попутчик, — в комсомоле ты хвостом повертела...
Для тётки это была больная тема, и она попыталась переключить внимание мужа на Зарубина.
—- Человек он хороший, подсадил, повёз и денег не спросил. Так бы пёрлись с сумками. Цего бы ему не помочь?.. Скажем, Натахин ухажёр. Натаха-то должна вот-вот приехать с практики. Если уже не приехала! Пускай у Драконей и поживёт. Зачем отдавать его Недоеденному?
— Почему тогда у Драконей? Где логика? Если Натащи кавалер?
Тётка смутилась и что-то прошептала мужу — тот сер- ш то отпрянул.
— Да и хрен с ним, пускай пристаёт! Скорей бы V с кто-нибудь к ней пристал!
- Она же у нас девица! — возмутилась попутчица.
Девица? А кто с Дедом Морозом в обнимку фотался?
Жена ему рот заткнула.
— Ты что мелешь-то?! Сфоталась, ну и что? С ним все девки фотаются!
— А зачем в этом выставила, как его...
— В Интернете? Так это модно сейчас!
— Ну а почто голая-то снималась?!
— Почему голая? Это стринги называются!
— Ага, стринги: здесь черта и здесь черта. Больше нету ни черта...
— Натаха хотела показать, что ни деда, ни мороза не боится!
— Телеса она свои показывала, — обидчиво проворчал попутчик и умолк.
— Всё равно, пусть вдова у себя поселит, — упрямо повторила жена, покосившись на Зарубина. — От греха подальше.
— Она поселит! И себе парня приберёт! Любит приезжих...
Тётка вздохнула:
— И то правда... Но и к нам его тоже опасно. Залезет ночью к Натахе...
— Вот и будем до пенсии её кормить, если никто не залезет.
— Будем, а что остаётся? Теперь зубы вставили...
Обсуждали это так, словно Зарубина не было!
— Мне всё равно надо к Костылю, — не вытерпел он. — Лицензии к нему выписаны...
— Костыль тебя в лес не пустит, — заявил попутчик. — И охотиться не даст, пока приказ губернатора не исполнит, дива не изведёт.
— А эти Дракоши дадут?
— С дракошами тебя ни один леший не тронет, — вставила тётка. — Тем паче со вдовой. Ей даже губернатор не указ.
— Как же так? — обескураженно спросил Зарубин.
— Дак Драконя-то был председатель! И Герой!
- Председатель чего?
Как цего? Объединённого колхоза!
— Но ведь колхоз у вас развалился?
Колхоз-то развалился, — восхищённо согласилась попутчица. — Да только Драконя каждый день отправлял м 1'отьму молоковоз на три тонны. И ещё один перерабатынил на своём маслозаводе. При вдове так ещё больше стало.
Откуда же столько?
— А этого никто не знает, — заявил её муж. — Феномен природы. Известно точно, они дома только двух коров держат, этих самых тряпочных, французских. Чтоб детишек парным молоком поить. И ещё нетелей на продажу, которых волки режут.
— Колхоза нет, а надои есть?
Бывший всегда откровенным, попутчик начал темнить или толком ничего не знал и строил предположения.
— Колхоза-то нет. Да ведь земля осталась. Драконя, можно сказать, с детства председатель. Его отец тоже был председателем, вот и научил. Сын далеко вперёд смотрел и перед самым крахом укрупнился — соединил три колхоза и леспромхоз в одно аграрно-промышленное хозяйство. У него столько власти в руках было — ого! Всю пахотную землю, выпасы, сенокосы — всё под себя подгрёб. Колхозные леса и гослесфонд в придачу! А ещё со всех собрал холостых молодых специалистов и выдал за них всех грех дочерей чуть ли не в приказном порядке. Одну свадьбу гуляли. Куда бы теперь Костыль ни сунулся, председатель документы и карты на стол — везде его территория. Даже губернатор вынужден считаться. Поэтому Недоеденный арендует у него угодья, а в договоре всё прописано. Вроде даже звери принадлежат колхозу «Пижменский Шродок». Будто у Дракони каждый медведь с биркой. Костылёвы гости стрелят зверя, станут шкурать, а него в ухе написано чей. Так Борута говорит, сам видал...
— Может, у вас и речка Пижма молочная, с кисельными берегами?
— Вроде того, — подхватила тётка и глянула на мужа с укором. — Сказал бы уж прямо, нечего человека водить вокруг да около...
— Сама и скажи! Я экономическую базу обозначил.
— От нечистой силы молоко, — заявила попутчица. — Говорят, стада Драконины пасёт и кормит дивьё лесное. И от постороннего глаза прикрывает! Потому и масло получается вкусное.
— Если пасёт сила нечистая, — в тон её мужу серьёзно заметил Зарубин, — то молоко должно быть мерзкого качества. Тем более масло!
— А ты занозистый мужик, — вдруг определил попутчик, защищая супругу. — Вредный, всё с подковыркой... Или журналист, или из налоговой.
Зарубин вздохнул с сожалением.
— Не угадал... Хотя статьи иногда пишу... Просто любопытно стало, откуда столько молока. Я же когда-то вологодский Молочный институт закончил, зоотехническое отделение.
— Дак там наша Натаха учится! — изумилась тётка. — Ты местный, что ли? Вологодский? То-то я чую, как родной.
— Вырос в Грязовце, — с гордостью произнёс Зарубин. — Есть у вас такой городок...
— Как же, знаем! — почти хором и весело воскликнули попутчики.
Дорога из Москвы лежала как раз через этот город, и он свернул с трассы, заехал, чтобы побывать возле дома, где прожил чуть ли не половину жизни. Когда-то там жила бабушка, у которой он воспитывался с шести лет: отец служил в конвойных войсках и часто переезжал из одного лагеря в другой, поэтому Игоря оставили в Грязовце, чтоб ходил в одну школу. Раздолбанный, унылый и тщедушный городок ещё называли Грязенбург, однако Зарубину он нравился. Можно было выйти из дома сразу в лес и собирать грибы, а в поле — землянику, что они с бабушкой и делали. Она и отдала его потом учить- сн в Молочный институт, поскольку всю жизнь проработала главным технологом на маслозаводе.
Бабушка давно умерла, поэтому он постоял возле дома, где жили уже незнакомые люди, посмотрел в окна на чужие занавески и отчалил на Пижму.
— А как в Москве-то очутился? — изумилась тётка. — 11омера-то у тебя московские! Всех наших после молочного по колхозным фермам разгоняли!
— Дальше учиться поехал, — уклонился от расспросом он.
— Теперь ферм-то нету, куда Натаха пойдёт? К Драконимой вдове на ферму не возьмут. У них семейное предприятие... Девка умная и с виду — одно загляденье! Жениха бы ей доброго и взамуж отдать...
Зарубин прервал это откровенное сватовство.
— И где же всё-таки фермеры берут молоко?
— Толком никто не знает, — опять заёрзал попутчик. — А если всерьёз, то говорят, в Кировской и Архангельской областях скупают и за своё выдают. Но тоже враньё: у нас напрямую и дорог-то нет, чтоб скоропортящийся продукт возить. А туземцы коров давно не держат, молоко в магазинах берут...
Тётка чуть не выдала какую-то их тайну.
— Борута говорил, у вдовы дойное стадо где-то, от налогов спрятанное. И все эти тряпочные, породистые...
— Цыц! — оборвал её муж. — Не наше это дело! Скати ещё, лешие пасут, лешачихи доят...
Его жена примолкла, а он сам начал выдавать секреты ещё похлеще.
— Вдова со своими зятьями, между прочим, под покровительством самого губернатора. Тот к ней тайно заезжает, будто бы парного молока попить, маслица прикупить..,.
— Какого маслица? — взвинтилась жена и по-медвежьи пышкнула. — И молоко он не пьёт... С Дивой брильянты делят.
— Уши развесь и слушай! — прорычал попутчик. — Какие брильянты? Ты что мелешь?
— Которые хохлы копают! У председателя, когда жив ещё был, под домом труба обнаружилась. Геологи нашли. Одна с нефтью, другая с брильянтами.
— Ты что городишь? При постороннем человеке?
— Он же вологодский! Из Грязовца!
— Тогда, во-первых, не труба, а трубка, — поправил муж. — И не с брильянтами, а с алмазами. Во-вторых, у Дракони под домом никаких полезных ископаемых нету! Ну откуда им взяться?
— А зачем в горе ходы роют? — шёпотом спросила тётка. — Его отец ещё рыл, сын рыл. Сейчас вдова. Целое метро выкопали! Не сами, конечно, хохлы работают, как рабы, в цепях закованные. По ночам из-под земли украинские песни слышатся...
Попутчик только головой потряс.
— Там у него хранилище! Для созревания сыра!
— Это он такие слухи распускает, — не согласилась жена. — На самом деле подземный завод, из нефти бензин гнать и всякие вещества. Сейчас всё из нефти делают. Есть подозрение, и сливочное масло. А ты спрашиваешь, где молоко берёт.
— Ну откуда у нас нефть и алмазы?!
— В Архангельской нашли — значит, и у нас есть, — не сдавалась тётка. — Ломоносов не зря говорил! Только всё Драконям досталось, потому как вся их порода связана с нечистой силой. От Героя Труда звёзды да бюст остались. Алфей Никитич был местный олигарх!
Попутчик слушал жену, ёрзал, стыдился, не зная, как её остановить, и тут не сдержался, выругался и приказал молчать.
— Болтовня всё! — заключил он. — Алфей Никитич отшельником жил вот и насочиняли! Был я у него в погребах. Там всё плиткой сделано, как в лаборатории. Бабы в марлевых повязках ходят. И хохол всего один, который сыр варит. Цепь у него есть, только на шее, золоти и толщиной в палец...
— А что ты у него в погребах делал? — ревниво спросили жена, не найдя других аргументов.
В понятые меня брали! — мгновенно оправдался гит. — Когда Недоеденный на председателя написал и ко- миссию прислали из санэпидстанции. Помнишь, масло привозил?
Масло неплохое, — справедливо оценила жена. — Купил тебя Драконя куском. Они любую комиссию купит! Вон даже губернатор не устоял перед нечистой силой, кто его надоумил устроить родину Деда Мороза?
- При чём здесь Дед Мороз?
— При том, что тоже нечисть! А надоумил Драконя. Мол, как-то выживать надо. Коль сельское хозяйство угробили, дураков заманивать, то есть туристов, из городов. Дескать, есть такой сказ в наших местах, как в самые трескучие морозы на тройке белый старик проезжал. !то И нынче видят многие. А это ведь он губернатору сказ про своего деда рассказал!
И тут тётка окончательно распалилась, затмив талантом мужа-баешника. Оказывается, Драконин дед родом пе местный, а приехал невесть откуда на тройке белых коней в лютые январские морозы. Крытый тулуп на нём пыл красный, шапка с куньим мехом, но тоже с красным верхом, ехал, как барин, в белой кошеве, а кучером у него был молодой парень. Заехал он в Пижменский Городок, тогда ещё нищий довоенный колхоз, поглядел, как моди бедно живут и стал подарки раздавать: ребятишкам конфетки, бабам красные косынки, а мужикам по стопке водки. А Новый год тогда ещё не праздновали, ёлок не ставили и про Деда Мороза только из сказок и знали. Пород бежит на площадь, радуется, и будто кто-то ска- 111 л, мол, старик этот — сила лесная, нечистая, а кто-то признал его за деда Драконю, вятского картёжника, который каждую осень уходил пешим в города с колодой карт в кармане и серебряным рублём. Говорят, до Москвы и Питера доходил, а назад всякий раз возвращался на тройке и с подарками.