- Может, и хочу. Но как я помогу тебе? - альфа прищурил глаза, всматриваясь в лицо врага, который теперь нервно прохаживался по шатру.
- Ты должен убедить Кайлина. Напиши ему. Он тебя обязан слушаться, как отца.
- Я попытаюсь.
Витольд твердо кивнул и, высунувшись на улицу, сделал знак слугам. Через минуту ему принесли пергамент, заостренную палочку для письма и чернила.
Вождя подняли и, развязав ему руки, но не ноги, усадили писать. Витольд теперь ухмылялся, довольный своей идеей, надеясь, что Кайлин из любви к отцу пойдет на такую жертву.
Палочка для письма царапала пергамент, рыжий вождь что-то начал говорить одному из слуг, когда один из оборотней испуганно вскрикнул. Витольд быстро обернулся на Михаэля, готовый к чему угодно, но… Было уже поздно.
Палочка для письма торчала из шеи пленника, тело безвольно завалилось на стол. Злясь на себя и на слуг, проворонивших самоубийство Михаэля, Витольд взял альфу за волосы и приподнял.
На пергаменте, залитом кровью, было написано только одно слово: “Сдохни”
========== Глава 55. Идея Ингарда ==========
Известие о гибели Михаэля пришло практически сразу. Взбешенный самоубийством оборотня, Витольд в ярости отрубил руку бездыханному телу вождя и отправил в Черное племя, где ее подбросили недалеко от шатров. Красный волк надеялся, что хотя бы оскорбит этим поступком наследника. Однако руку с честью похоронили так, как если бы это было всё тело.
С того момента прошло несколько месяцев. Красные волки не нападали, однако обстановка оставалась напряженной. Стороны готовились к сражению, и разведчики обоих племен постоянно крутились вокруг враждующих поселений.
Арен тянул время. Он и сам не слишком понимал, зачем. Однако Витольд делал то же самое, будто разуверившись в собственных силах. В один из дней к вождю Черного племени явился отец Ланзо, омега Ингард. С момента размолвки между детьми бывшие друзья почти не разговаривали. Арен старался не винить ни в чем Ингарда, но видеть его совершенно не желал.
- Я хотел бы поговорить о красных оборотнях, - произнес самый мужественный омега племени, твердо глядя в глаза оборотню.
- Говори, - Арен скривился, но быстро взял себя в руки, стараясь не демонстрировать неприязнь.
- Мы готовимся к новому витку войны, но я вижу, что ты в нерешительности. В чем дело?
- В том, что наших сил недостаточно, чтобы война закончилась одним-единственным сражением.
- Ты боишься, что всё затянется, как при Беоне?
- Да, я боюсь именно этого, - Арен скрестил руки на груди, с раздражением глядя на собеседника, - если у тебя есть какие-то идеи, можешь мне сообщить.
- Есть. У нас много довольно воинственных омег, почему ты их не берешь в расчет, не обучаешь?
- Ты с ума сошел, - Арен пожал плечами, - омеги и на войне? Им же рожать надо, война - удел альф и бет.
- В мирное время - да. Но сейчас… Что будет с омегами, если мы проиграем? - Ингард хмуро уставился на Арена, зрачки сузились.
- Может ты и прав. И как ты это видишь?
- Пусть все омеги племени, кто желает воевать, сообщат об этом. И лучшие воины приступят к их обучению.
- Ты гладко говоришь, только омеги на порядок слабее.
- А я что, слаб? - с вызовом воскликнул оборотень, на что Арен в едином движении вытащил из ножен меч, готовясь нанести удар по волку. Однако Ингард среагировал мгновенно. Сделав шаг назад, он оголил свой клинок и сдержал удар. Раздался звон.
- Не растерял навыков, - с удивлением фыркнул Арен, пряча оружие обратно, - вот ты и займись омегами. Смотри, чтобы среди воинов не было отцов малолетних детей, либо пусть подрастут, либо совсем юных вербуй. Понял?
- Понял, - ухмыльнулся Ингард и, тряхнув своими короткими волосами, удалился.
Арен хотел остановить омегу и ядовито поинтересоваться, как поживает Ланзо, но вовремя взял себя в руки. Не стоило идти на поводу у эмоций.
За эти несколько месяцев Давид как будто пришел в себя. Со стороны казалось, что он принял ребенка и свое новое положение, однако внутри мальчишки каждое утро поднималась новая буря. Это была буря негодования и протеста. Особенно Давида возмущало, как Кайлин и Энджи утверждали, что как только родится волчонок, оборотень его обязательно полюбит. При этом не имело значения, каким этот волчонок родится. Сработает обычный омежий инстинкт, и от одной этой мысли у Давида подступал комок к горлу. Он чувствовал себя жертвой вдвойне. Жертвой как своего насильника, так и природы. И оборотень желал освобождения.
Живот был уже огромен, и мальчишка передвигался с трудом. Окружающие альфы и беты теперь отводили глаза, как только его видели, и это больно задевало. Сердобольные омеги, наоборот, предлагали помочь, на что Давид однажды среагировал так, что после этого оборотня все обходили стороной. Наследник яростно вцепился в волосы одному такому доброму омежке и как следует его избил. Противник сопротивляться не мог не только из-за хрупкого телосложения, но и потому, что беременных бить нельзя, о чем позже и сообщил Давиду, вызвав у того новую волну ярости и бессилия. Однако к тому моменту драку разняли.
Однажды Давид сидел под деревом, в полудреме, в которую все чаще окунался к концу беременности. И сквозь полусон услышал голос Ингарда. Тот разговаривал с каким-то омегой.
- Ты понимаешь, что тебя могут убить или покалечить во время сражения?
- Понимаю. Но я уверен, что справлюсь.
- Хорошо, тогда бери меч, попробуем, насколько ты способен драться.
Давид разлепил глаза и неуклюже поднялся. Сразу за деревом, под которым он отдыхал, на небольшой поляне, залитой солнцем, Ингард показывал основы рукопашного боя молоденькому омеге.
- Что это всё значит? - холодно поинтересовался наследник, с ненавистью глядя на обоих, - с чего омегу учат бороться на мечах?
- С того, что мы находимся в состоянии войны с Красным племенем, - не менее холодно сообщил Ингард, поигрывая мечом, - и твой отец, Арен позволил стать воинами тем омегам, кто это пожелает.
- Я желаю, - неожиданно для себя выдохнул Давид, однако Ингард указал мечом на огромный живот наследника.
- Родишь, закончишь кормить, тогда, может быть, поговорим.
Волк, чувствуя себя пристыженно и мерзко, покинул поляну. Внутри всё рвалось от злости. И злился мальчишка на своего не рожденного волчонка.
========== Глава 56. Преждевременные роды ==========
Несколько дней Давид ходил, не в состоянии найти себе места. Досада одолевала омегу. Причину беспокойства понять не мог никто, Феофил спрашивал оборотня о самочувствии, Кайлин пытался очередной раз вкуснее накормить. Даже Аскольд, преодолев обиду, попытался заговорить с беременным. Но Давид упрямо молчал, с ненавистью думая, что ему еще целых два месяца вынашивать волчонка, а потом еще и год кормить. А за это время и война кончится!
Но что-то делать было надо. Давид начал размышлять, как спровоцировать преждевременные роды. В памяти воскресали давно подслушанные разговоры между омегами, которые перехаживали свою беременность и, боясь не разродиться, начинали стимулировать организм. Естественно, это происходило под присмотром лекаря и шамана. Но сама технология отчего-то еще тогда засела в памяти.
Давид вспомнил, что омега, чтобы ускорить роды, много ходил, тер соски и часто предавался близости с мужем. Но когда и это не помогало, то оборотни жевали различные листья и заваривали травы.
Волк решил, что будет поступать также. В конце концов, живот был огромен и, по идее, матка была уже сейчас готова к тому, чтобы раскрыться.
Еще после разговора с Ареном Давиду пришла в голову отчаянная мысль отомстить родителям, но сейчас мальчишка был настроен куда мрачнее. Он хотел избавиться от ребенка. Любой ценой.
Целых трое суток он массировал себе соски, постоянно и много ходил пешком, пока не отекали ноги и не начинала болеть поясница. Он постоянно искал листья, которые жевали омеги, плохо помня, как именно они выглядят. Он их ел все подряд, все похожие, надеясь, что какой-нибудь, но принесет результат.
И результат не заставил себя долго ждать. После очередной долгой пешей прогулки Давид почувствовал, как внизу живота появились режущие, болезненные ощущения, а по ногам потекли капли воды и крови. “Началось”, - промелькнуло в голове у оборотня. Мальчишка был в это время в лесу, недалеко от речки. Сняв с себя плащ, он кинул его на землю и лег на бок.
Колени сами тянулись к огромному животу. Давид чувствовал, как по бедрам течет вода, но адская боль, волнами накрывавшая его, заставляла забыть обо всем на свете. Волчонок не был готов к такому раннему появлению на свет. Не был готов и организм волка. Омега орал от боли и сам не слышал собственного голоса. Яркое утро меркло перед глазами. Иногда Давид терял сознание, потом снова приходил в себя, хватал ртом воздух и дышал, стараясь делать это как можно глубже.
Наконец, он будто сквозь толщу воды услышал, как что-то завякало, запищало. Это были звуки, похожие на голос маленького животного, котенка. Давид не сразу понял, откуда они. Он приподнялся на локте и посмотрел себе в ноги. На покрывале лежал младенец, очень мелкий, светловолосый и голубоглазый. Он был сморщенным, маленькие кулачки были плотно сжаты и чуть подергивались. Волчонок вскрикивал в такт движениям тела. Казалось, что он замирал, чтобы набрать в легкие воздух, а потом резко пищал и одновременно шевелился, будто пытаясь привлечь внимание к себе всеми возможными способами.
Давид смотрел на сына около минуты, чувствуя, что если повременит, то никогда не сможет от него избавиться. В какой-то момент омеге даже показалось, что этот волчонок - это часть его самого. Руки сами потянулись к сыну, но оборотень себя одернул. “Нет уж, вы меня не проведете”, - процедил Давид сквозь зубы и, отвернувшись от ребенка, накинул на него плащ. Завернув младенца таким образом, омега взял пищащий сверток в руки и направился к речке. Шел мальчишка с трудом. Одной рукой держа ребенка, второй цепляясь за стволы деревьев чтобы не упасть, Давид приближался к берегу.
Его план был прост. Утопить сына, а всем сообщить, что ребенок родился мертвым. И хотя каждый шаг, который он делал, отдавался тупой болью в груди, Давид старался не думать над этим. Когда он оказался возле речки, его тело стало почти каменным. Сверток по-прежнему пищал, и эти звуки казались обрывком кошмара. Еще большим кошмаром было осознание того, что через минуту младенец затихнет. Навсегда.
Омега и не замечал, что оставил позади себя окровавленную, сильно пахнущую дорожку. Этот запах был такой же сильный, как запах течки, но другого рода.
Давид раскрыл покрывало, рассматривая младенца, который стал вопить еще сильнее. Решительность снова угасала. Омега смотрел то на воду, то на своего недоношенного волчонка, когда за спиной услышал знакомый голос.
- Не смей!
========== Глава 57. Судьба новорожденного ==========
Аскольд сверлил Давида злым, полным ненависти взглядом, даже не пытаясь скрыть беспокойство и первые признаки накатывающейся ярости. “Вот сейчас он кинет волчонка в воду. И всё”, - билось в голове у оборотня. Младенец кряхтел, время от времени переходя на писк, а омега, как замер с открытым ртом, так и не знал что делать.
- Отдай его мне, - сквозь зубы процедил оборотень и сделал шаг вперед, но тут мальчишка будто проснулся и инстинктивно прижал новорожденного к себе. Давид был в немой панике. Его план распадался на части.
- Это мой волчонок. Что хочу с ним, то и делаю, - рявкнул оборотень, нащупывая рукой горло мальчика, - Я не хочу, чтобы этот ублюдок жил на свете.
- Причинишь ему зло, я тебе отрублю руки и ноги, - рыкнул Аскольд. Его лицо обрастало шерстью, а клыки становились всё длиннее. Альфа обращался, но не до конца, будто застряв в промежуточной стадии. Давид понимал, что волк не шутит, что прямо сейчас он способен сотворить всё что угодно, и угрозы больше не являются пустым звуком.
- Зачем он тебе нужен? - омега тянул время, держа сверток в руках, чувствуя, как младенец шевелится, дергается ручками и ножками, и от этого внутри как-то странно теплело. Но Давид, как мог, отгонял от себя чувства, хотя, прижатый к себе волчонок его почему-то успокаивал.
- Чтобы ты его не убил, подонок.
Еще шаг. Давид, как затравленный зверь, смотрел, как неумолимо приближается Аскольд. И ему придется отдать мальчика. И этот мальчик будет жить. А что будет с ним, с Давидом? Оборотень оскалился и вдруг резко протянул волчонка Аскольду.
- Нравится? Забирай! Вперед!
Альфа, колюче взглянув на омегу, взял пищащего волчонка, тут же бережно притягивая к себе. Но, будто почувствовав чужие руки, мальчик разразился криком. Аскольд понял, в чем дело. Понял это и Давид.
- Видишь, он чувствует, что я отобрал его у настоящего папы. Он любит тебя, хотя еще не знает, какая ты мразь. Не знает, что ты его готов утопить, как котенка! - альфа презрительно усмехался Давиду, - Он любит тебя просто потому, что ты есть! А ты! Ты не достоин этого.
- Уйди, - прорычал Давид, скрипнув зубами. Он и сам видел, как надрывается мальчик в истошном, “квакающем” крике. Голова кружилась, к горлу подкатывала тошнота.
- Уйду. Но сперва посмотри на него, - Аскольд снова сорвался на крик, - Ты не ценишь тех, кто просто тебя любит! Не за происхождение, не за внешность, которой у тебя сейчас нет. А потому что ты просто есть на белом свете! Тебе это не надо. Вот и люби себя сам. Подавись своим эгоизмом. А лучше, сдохни!
“Сдохни” - эхом пронеслось в ушах омеги, который молча смотрел, как Аскольд разворачивается и идет к поселению. Давиду захотелось умереть. Родив волчонка, избавившись от груза, так долго мешавшего ему, тянувшего на дно, мальчишка ощутил, что будто чего-то лишился. Руки просили чего-то коснуться, и Давид заметил, что ладони сами поглаживают рубашку, будто пытаются найти то покрывало, которым был обмотан ребенок. Омега приземлился на песок, поглядывая на озеро.
“А если?” - мысль мелькнула как молния. Давид был даже не в состоянии бояться наказания родителей и всего племени. Это было похоже на отупение. Он знал, что за попытку убить волчонка его скорее всего изгонят, а то и казнят. И Давид чувствовал, что совершил ужасную ошибку. Но не мог понять, в чем именно. Руки теперь хватали горстями песок, а грудь, в которую прибыло молоко, начала болеть. Из глаз омеги полились слезы. Сил идти не было. Желания тоже. Как он вернется в племя? Что скажет?
Он будет освистан, опозорен. Хотя, он и так опозорен. Давид пополз к кромке воды. Это казалось проще простого. Зайти поглубже и лечь на воду. Лицом вниз. Только не подниматься, не передумать. Менять решение - это была бы самая большая ошибка.
Омега полз по илистому дну, всё глубже. Вода была холодной и даже бодрила, но не могла смыть это отупение и черную тоску, в которую как-то сразу омега угодил, увяз. Позади послышался шум шагов. Давид не оглядывался. Намереваясь завершить начатое до конца, он опустил лицо в воду, надеясь, что сумеет сделать всё раньше, нежели до него доберутся. Но тут же раздался плеск, и сильные руки, грубо обняв его, потащили к берегу.
- Думаешь, стоило его спасать?
Голос принадлежал отцу, Арену. Давид с удивлением повернул голову, но вождь даже не смотрел на него.
- А разве нет? - удивленно ответил тот, что нес. Аскольд. Вернулся за ним. Зачем? Чтобы судить. Его будут судить.
Почувствовав, как его положили на песок, Давид, собравшись с силами, приподнялся на локте.
- Зачем вы?.. - омега хотел продолжить, но слезы помешали ему. Аскольд и Арен стояли над ним, как две каменные статуи, и всё это становилось окончательно невыносимо и страшно. Оборотень свернулся в комок, глухо рыдая. Набухшая грудь продолжала болеть, и эта ноющая боль казалось центром какой-то паутины, а по краям - тоже боль, но другая, замешанная на липком холоде.
- Мне он не нужен, - произнес Арен.
- После такого он никому не нужен, - Аскольд пожал плечами в ответ, - но с твоей стороны было бы крайне лицемерно любить сына, когда он хорош и отказаться, когда он дел натворил. Это я ему никто. А ты?