Откровенно хохоча над рассказанным Вадимом анекдотом, я ввалилась в одно из премилых маленьких кафе, а следом вошел и Фил, улыбаясь и поглядывая на меня. Потом он окинул взором зал ночного заведения, и мы одновременно ринулись к свободному столику у дальнего окна. Снова рассмеялись и сразу стало так хорошо. Нет, боль не ушла, просто как-то само собой вдруг пришло осознание, что нужно жить дальше, надо отпустить друга, ставшего для нас истинным героем. Вот и ушел Миха как герой, хотя прожил коротко и плохо. Зато последний поступок скрасил его уход. Однако вина осталась, и от нее избавиться у меня никак не получалось…
— Мария? — по моей ладони прошлись пальцы Филатова, и я, успев устроиться за столиком, вскинула на него глаза. — Не надо, — Вадим качнул головой, а я ничего не поняла, и он продолжил: — Не думай так много, от размышлений жизнь укорачивается.
— Что за ерунда? — усмехнулась в ответ и сняла куртку.
— Будешь уходить в себя, не заметишь, как жизнь свалила и помахала тебе ручкой, — и снова я глупо заморгала. Фил цокнул, хохотнув от моей несообразительности. — Время идет быстро, нечего тратить его на всякие мыслишки. Теперь ясно? Самоанализ — это конечно круто, но никому, к черту, не нужно.
Так и залипнув на Вадима, невозмутимо стаскивающего свою куртку, я в который раз оценила его привлекательную внешность, и не заметила как приблизилась официантка.
Заказав себе блины, фаршированные беконом с сыром, и овощной салат, я добавила еще чашку кофе, и пока Филатов делал свой заказ, уставилась в окно. Снова пошел снег. Я словно только сейчас проснулась от темного сна, погрузившись в который не замечала происходящего вокруг.
Наверное ночью был снегопад. Или вчера днем? Боже, я все пропустила. Благо, помнила, что завтра мне на работу.
Ели мы с Вадимом так, будто были глупыми школьниками, затесавшимися в ресторан, где ужинали престарелые леди и джентльмены. Не переставая «отмачивать» шутки, Вадим доводил меня до припадочного гогота, который приходилось скрывать в прижатой к губам салфетке. Нам повезло, что зал постепенно наполнялся людьми, и к галдящему народу прибавилась музыка, которую включили чуть громче.
В конце концов нам надоело сидеть в этом шуме и, отправив меня на выход, Вадим пошел оплачивать счет.
Дорога домой оказалась короткой, потому что мы конкретно срезали путь через дворы. А когда поднялись ко мне, решили поваляться на диване и посмотреть фильм. Но вот какой?
Я, как истинная фанатка психологических ужастиков и триллеров, настаивала именно на данных жанрах, а Вадим предлагал «врубить» что-нибудь старое, классическое.
— Или арт-хаус, — добавил он, растягиваясь на моем диване.
— Нет, — заупрямилась я, но тут же «включила» девочку и подсела к Филу, враз меня раскусившему, и все же заныла: — Ну пожалуйста, давай страшненькое. Ну давай, Вадим.
Блеск в глубине темно-карих глаз оповестил меня о хитрости, которую он наверняка придумал. Я угадала, потому что Вадим приподнялся на локтях и сказал:
— Мария-Мария, умеешь ты уговаривать, — и вопреки моим ожиданиям улегся обратно, словно ничего и не собирался добавлять.
Я, довольная собой, включила ноутбук, отыскала подходящий фильм, который давно хотела посмотреть и улеглась рядом с Филатовым, но он сам перетащил меня к себе на плечо и обнял. А затем проговорил как бы невзначай:
— Хоть раз взвизгнешь, не дам спать всю ночь. И заметь, я не уточняю, каким именно способом.
— Засранец! — шлепнула я его по руке. — Так нечестно.
— Нечестно, кроха, вынуждать смотреть ужастики того, кто их смотреть боится.
— Ха-ха, — искусственно посмеялась я. — Еще и лжец.
— А ты думала, с ангелочком время проводишь? — продолжая ерничать, усмехнулся Фил. — Смотри-смотри, я подожду, пока ты не начнешь на меня карабкаться. Тогда и поговорим, кто из нас круче…
В общем, все верно, стоило лишь главному герою фильма войти в старинный особняк, как я сильно зажмурилась и стиснула руку Фила с невероятной силищей, собственно, мне совсем не присущей.
Он покосился на меня, но промолчал. А потом и вовсе уснул. Я это по милому сопению поняла и, взглянув на Вадима, забыла о происходящем на экране.
Беззащитное, такое странное выражение на мужском бледном лице, вогнало меня в ступор. Я растерянно рассматривала спящего Филатова и недоумевала, почему у него такие длинные черные ресницы? Почему так четко очерчены губы? Кто позволил ему иметь такие шикарные темно-каштановые волосы? Нос… прямой, аккуратный, однако в переносице однозначно сломанный. Скулы…
Все эти ссадины. Столько мужественности в обыкновенном человеке, столько силы воли и духа. Столько стремления попробовать все и сразу. А как же передышка? Неужто она ему вовсе не нужна? Почему я нуждаюсь в отдыхе и времени на самоанализ, а он — нет? С какой вообще планеты этот мужчина?
Кто, мать вашу, кто даст мне ответы на мои гребаные вопросы?
Сдерживая внутренние порывы неоправданной ярости, я осторожно выбралась из-под навалившегося на меня Вадима и убежала в ванную, зажимая рот ладонями.
И уже там, в тесной комнатушке, прижалась спиной к двери и зарыдала, но без слез. Просто из горла что-то рвалось, что-то такое, от чего становилось больно дышать. Вот и хватала я воздух подобно выброшенной на берег рыбе. Озираясь по сторонам ошалелыми глазами, силилась понять, как поступить.
Поговорить с матерью Вадима? Нет. Ужасно глупо. Спросить его обо всем, что мучает: о том, сколько времени ему лечиться от своей зависимости? И хочет ли он этого?
Ох, боже, сколько же тупых вопросов. Прямо самой тошно от собственного негативного мышления, оно меня пожирает изнутри. Я должна немедленно с этим покончить раз и навсегда. Нужно решиться и все же встретиться с матерью Филатова.
Уже вернувшись в спальню, я на экране телевизора обнаружила медленно плывущие вверх титры.
Отлично. Значит и здесь все прозевала.
Не зная, куда себя засунуть, я тихонько переоделась в более теплые и удобные джинсы, и, захватив ботинки, куртку, сумку, выскочила из квартиры. На лестничной площадке привела себя в порядок, поспешно натягивая обувь, и шмыгнула к лифту.
Сама не имея ни малейшего понятия, куда намыливаюсь, я вышла из подъезда и остановилась. А все потому, что «удача» сама навалилась на меня. Причем в виде мамочки Вадима.
Эффектная дамочка плавной походкой приблизилась ко мне, видимо, только что подъехав к дому. За ее спиной, на парковке, красовался красный автомобиль какой-то неплохой модели, но я не особо увлекалась их названиями, потому сразу перевела взгляд на блондинку в коротенькой шубе. Ну явно же мех натуральный. Собственно, я не из «гринписевцев», но для такой стервы пожалела бы даже крысиную шубку, а уж этих чудовищных грызунов я всей душой презираю.
Мать Фила впечатляла своей внешностью, и да, сходство с Вадимом неоспоримо. Однако в ее темно-карих глазах с густо накрашенными ресницами не было того космоса, что вмещался внутри ее сына. Откуда вообще взялось такое безразличие к своему отпрыску? Или оно у нее с самого рождения Вадима?
— Хм, — скривилась женщина, остановившись, и окинула меня презрительным взглядом, поигрывая ключом от машины. — Уже сбегаешь?
— Откуда? Это моя квартира, — отрезала я, конечно лукавя. Съемное ведь жилье. Плевать. — А вы к кому?
— Брось, девочка, со мной шутить, — угрожающие нотки. — Я знаю, что он здесь.
— Вы, кажется, обещали больше не приходить.
Блондинка наклонилась ко мне и процедила, понизив голос:
— Тебе я ничего не обещала.
— Да неужели? Тогда, наверное, решили «включить» мамочку и вдруг позаботиться о сыне? — я загорелась изнутри пламенем ярости, еще мгновение и не смогу себя контролировать, что в итоге и произошло. Я проорала: — Или снова бросишь его подыхать на улице?
Эту бабу буквально отнесло назад волной моей ненависти. Она попятилась, но тут же затормозила, жутко побагровев.
— Он рассказал? — от растерянности и отчаяния в голосе этой ужасной женщины меня словно холодной водой обдало. Я заморгала, осознав, как жутко и нетактично себя вела, и пробормотала:
— Извините. И ничего Вадим не рассказывал. Лишь оговорился о том случае.
Я заметила, как мать Фила сглотнула и облизнула пересохшие губы, хотя на них и красовалась приглушенно-красная помада.
— Меня зовут Наталья, — и протянула мне руку. Я удивилась, но ответила на рукопожатие. — Однако это не значит, что я стану для тебя подругой.
— Не больно хочется.
— Хм, конечно.
Наталья поправила свою прическу, взбив волосы руками, и произнесла, как-то намеренно томно и с противной иронией в голосе:
— Думаю, тебе будет интересно узнать кое-что о Вадиме.
— Из ваших уст — нет.
Моя категоричность была тут же подтверждена демонстративным уходом. А уже скрывшись в темном подъезде, меня начала бить мелкая дрожь. Я выглянула в окошко и увидела, как мать Фила вернулась в машину и, громко газанув, умчалась прочь. Тут же пожалев о том, что не дала ей высказаться, я взбежала наверх и, отперев квартиру, влетела в прихожую, совершенно неожиданно натолкнувшись на Филатова. Он шустро и ловко подхватил меня, и мы вместе привалились к стене. Несколько секунд Вадим просто смотрел мне в глаза, потом отпустил, отошел назад и сунул руки в карманы джинсов.
Его заспанный вид, возможно, умилял, если бы не круги под глазами и бледность пересохших губ.
— Куда ты ходила? — спросил он так, будто и не нуждался в ответе, и я поняла: Вадим, действительно, знает.
Вздохнул, потому что я промолчала, потер глаза и, встав ко мне боком, так, что его взор невольно уперся в темное небо за окном, проговорил немного хрипло:
— Она звонила мне. Только что. Сказала, ты ей нагрубила. — Я фыркнула, качнув головой, а Фил продолжил: — Мне все равно, правда. Просто не хочу, чтобы ты узнала о том вечере от нее… — немного помолчал и, резко повернувшись ко мне, спросил: — Хочешь, я расскажу?
Сглотнула. Затем кивнула.
— Да, — сказала очень тихо, но он услышал.
Тоже кивнул и достал из заднего кармана джинсов пачку сигарет.
Я уставилась на заструившийся в воздухе дым, мысленно сравнивая его со змеей, что так упрямо стремится ужалить Вадима. Но нет, она извивалась и растворялась вверху, там, где колпак старомодной люстры почему-то слегка покачивался на трех толстых проводах: синем, желтом и белом.
«С тобой проводит ночи 31-я весна. И без сомнения ревнует ко всему…»: приглушенно пела Арбенина из динамика мобильного телефона Фила, оставленного им в спальне. Подходящая тема для данной ситуации…
Я прикрыла глаза, вслушиваясь в приятный тембр Вадима, когда присела на пуфик, так и не сняв куртку, а он рассказывал…
***
Чуть больше года назад
— Фил, ты дебил, что ли? Он же тебя доконает! — почти прокричал Миха Туров. — Не ходи туда, Фил, будь хитрее. Пошел в жопу этот Каспер, если я тебя с ним свел, то я и разведу.
Филатов, отмахнувшись от приятеля и прищурив глаза от дыма, что клубился из сигареты, зажатой в зубах, продолжил умелыми движениями руки выводить карандашом на бумаге очередную страницу комикса.
— Фил, ну давай не ввязываться в это, а? — как-то слишком обреченно выдавил парень. — Меня мать прибьет. И тебя, кстати, тоже.
— Сомневаюсь, — отчеканил Филатов, оглянувшись на друга, и перехватил сигарету пальцами. — Мы этим утром условились сгонять в Универ. Ну, за моим дипломом. Ты же в курсе, что я сваливаю за границу работать? Экзамены сдал еще на прошлой неделе. А мать взяла да наплевала на мои дела. Так достало это…
— А батя чего? Не интересуется?
На красивом лице Вадима заходили желваки, ему эта тема с отцом прокурором, который ушел из семьи еще пять лет назад, стояла поперек горла. Потому Миша, заметив как помрачнел приятель, перевел разговор чуть в другое русло.
— Тогда давай обойдемся без бабла Каспера. Я у своих родичей спрошу, может, они дадут в тебе в долг.
— Спасибо, брат, — Филатов, окончательно убедившись в нежелании продолжать работу над комиксом, отбросил карандаш в сторону, затушил сигарету о пепельницу, и добавил: — Лучше у Каспера возьму… — бросил взгляд на часы и вдруг вскочил. — Твою мать! Мне пора. Давай, Миха, до вечера, я к Максу.
В этот вечер на улице лил дождь. Не было просвета из-за таких погодных условий. Люди перепрыгивали через лужи, кутались в шарфы и воротники курток, скрывались под зонтами. Филатов терпеть не мог зонты. Они не дают прочувствовать всю атмосферу осени, не позволяют промокнуть насквозь, околеть от холодного ветра и заболеть. И хотя последнее не предусматривалось Вадимом никогда, он любил этот леденящий тело воздух, закрадывающийся под куртку.
Разговор с Каспером прошел спокойно. Выпив по рюмке водки, как выразился Макс: «Для согрева», и договорившись о сроках возврата долга, Филатов засобирался домой. Однако в какой-то момент за первой рюмкой пришла и вторая, затем третья и еще парочка. На столе уже появилась и закуска: нарезанный лимон, один маринованный огурец, выловленный со дна банки, черный хлеб и сервелат.
Мужчины разговорились. Каспер вроде был неплохим. Так показалось охмелевшему Филу, а тот между делом ляпнул:
— Курнем?
— Да, давай, — сразу понял Вадим, о чем идет речь. Но он полагал, что это будет нечто совсем незначительное и несерьезное.
Однако ошибся.
Каспер вышел из кухни на пару минут, погрохотал где-то в глубине квартиры и вернулся с трубкой, фольгой и круглой баночкой из-под крема.
Мир накренился.
Опиум.
Далее все происходило, как во сне.
Вадима рвало в туалете, а Каспер, посмеиваясь, хлопал того по спине и приговаривал:
— Ты, главное, не парься. Это всегда так в первый раз. Но если хочешь, могу помочь, облегчить боль.
Вадим уже сообразил, что встрял по самые уши и решил отказаться, но желудок, казалось, просто выскочит из горла, если он не примет хотя бы что-то.
— Давай… — только и смог выдавить Филатов между рвотными позывами, что так нещадно сокращали диафрагму.
Каспер быстренько подсуетился и, пока Фил висел над унитазом, стоя на коленях и ни черта не соображая от гудящей дымки, затянувшей сознание, пережал тому жгутом бицепс и зубами снял со шприца колпачок.
Вадим встрепенулся от укола и свободной рукой ухватил Макса за грудки.
— Ты что, блять! — прорычал полуживой Фил.
— Да это обезболивающее, — выкрикнул Каспер с напором в голосе. — Отпусти ты! Я помогу.
И да, он помог. Только так помог, что Филатов не понял, как оказался на улице. Тело стало невесомым, от того и ноги заплетались, а язык, словно опухнув, прилип к нёбу. Вадиму было хорошо. Это называется эйфория. Вот она какая: тягучая, приятная, бесстрастная и совершенно не интересующаяся происходящим вокруг.
Еле переставляя ноги, Фил добрался до знакомого двора. Как он тут оказался? Кажется, ехал на метро. Вроде бы даже у кого-то спрашивал… о чем он спрашивал? Где живут «эти упыри и вурдалаки»? Да, именно так Фил назвал свою мать и соседей. Черт. Ему было хорошо, но в то же время отпускало и снова рвало, вытряхивая из Вадима остатки сил.
Он промок до нитки и, цепляясь за стену дома почему-то в кровь ободранными пальцами, сполз прямо в грязь. По двору прокатился красный автомобиль и, проехав чуть вперед, притормозил. В уголке сознания Филатов вспомнил, что эта машина принадлежит его матери, и попытался оторваться от ледяной мокрой земли, размытой дождем. Но тщетно.
— Вадим… — донеслось до его слуха, потом будто вата в ушах, а дальше снова голос матери. — Ты сволочь бездарная… подонок… ужрался… ты мне сделку сорвешь, вставай! Иди домой… Вадим…
Он что-то прохрипел, сплюнул, содрогнувшись от очередных спазмов где-то внутри, в желудке, и с трудом привстал. Хотел ухватиться за ногу матери, но та вдруг брезгливо сморщилась и отскочила назад, взвизгнув:
— Убери лапы, свинья! Сам выпутывайся!
Снова плюхнувшись в грязь, Филатов остекленело уставился в удаляющуюся спину матери, к машине которой подъехал черный автомобиль. Высокий мужчина в строгом костюме, выбравшийся из него, раскрыл свой зонт, скользнул по Филу презрительным взором и отвернулся. Вадим отчетливо расслышал: