— Да те же старые интервью Глеба Самойлова. Увидишь, он говорит любопытные вещи. И, кстати, — проговорила, уже поднимаясь из-за стола вслед за Юлей. — Согласна с ним, что стоит прочесть учение Карлоса Кастанеды. Это действительно того стоит.
— Ладно, умник, прочту, — хохотнула подруга, надевая куртку. — Давай по домам. Увидимся вечером. Затусим где-нибудь, окей?
— Без проблем. Если температура, конечно, не подскочит.
— Выздоравливай, — Юлька чмокнула меня в щеку и упорхнула, попутно доставая из кармана зазвонивший мобильный. Наверняка это Костя ее разыскивает.
Я дошла до метро и, погрузившись в свои размышления, спустилась в подземку. Потопталась там недолго, вскоре раздался гул и фары прорезали темный тоннель. Пропустив вывалившуюся из вагона толпу, я вошла внутрь и предпочла встать чуть в стороне от дверей.
Покачиваясь, невольно скользнула равнодушным взором по лицам пассажиров и тут заметила его. Темная фигура, облаченная в косуху, немного взъерошенные каштановые волосы и угрюмый профиль. Фил стоял в другом конце вагона и, кажется, не заметил меня.
Странным образом разволновавшись, я отвернулась и уставилась на свое отражение в окне. Потом глубоко вздохнула и снова повернула голову вправо.
Мать твою! Как всегда!
Конечно Вадим посмотрел ровно на меня, а как иначе? Я прямо подпрыгнула. Даже на таком расстоянии его черные глаза буквально прибивали к месту.
Черт знает, сколько времени это длилось, но, когда Филатов двинулся в мою сторону, я резко отвернулась, жутко испугавшись.
Ну что за безумие? С чего бояться-то…
Ага, с чего. Было с чего. Одна ночь в квартире этого ненормального перевернула все мое представление о парнях.
Я увидела его отражение. Вадим встал позади меня, держась за поручень и буквально нависая надо мной. Его расстегнутая куртка цеплялась зубчиками молнии за ткань моей парки. Это начинало бесить. Зачем так прижиматься-то?
— Привет, Мария, — произнес Фил, встречаясь со мной взглядом в отражении. — Опять ты.
Зачем он это сказал? И так очевидно же…
— Да. Привет.
— Хорошо пахнешь.
Черт.
— Ты тоже.
И это было правдой. На сей раз никаких медикаментозных ароматов. Только терпкий запах с нотками древесины и едва уловимый табачный. Всегда нравилось, когда у курящего мужчины парфюм смешивается с сигаретами. Аромат выходит — что надо.
— Слышал, Миха доигрался.
Вот тут меня передернуло. Я резко обернулась и, задрав голову, прошипела почему-то показавшемуся мне красивым Филу:
— Доволен, да? Из-за тебя ведь доигрался.
Шоколадные и такие же горькие глаза скользили по моему лицу, словно изучая. Внутри них плескалось нечто странное, то, чего объяснить я никак не могла. Но это нечто смущало меня, пугало и притягивало одновременно. Вполне понятно, женщину всегда привлекает загадка. Вот у Вадима она и была. В самой глубине его обволакивающего, пронизывающего до костей взгляда. Легкая щетина подчеркивала верхнюю губу, чуть более пухлую, чем нижняя. Брови. Отдельная история: обзавидоваться можно их выразительности. Зато синяки под глазами никуда не ушли, а, напротив, стали заметнее и подчеркнули проницательность немного усталого взора. Вообще… я чувствовала в груди что-то крайне странное. Мне будто бы и неприятен был этот человек, но в то же время он интриговал. Люди, в глазах которых происходит бесконечный спор с самим собой, плещутся противоречия, всегда притягательны для других. То есть это как тайна, которую хочется раскрыть.
Родственная душа? Что за бред? Знаем друг друга всего ничего, а я тут уже…
Но ведь не напрасно именно так реагирую.
— Моей вины в зависимости Михи нет. Он сам выбрал свой путь, — проговорил Вадим холодно и глядя на меня немного надменно.
— Судя по тому, что я увидела в твоей квартире…
— А ты всегда судишь по первому впечатлению? Смотришь на обложку? — наклонил немного голову, теперь буравя меня тяжелым взором исподлобья.
Глубоко вдохнула и резко выдохнула.
— Привыкла так. А вообще, Фил, давай так: я тебя не знаю, ты меня не знаешь. И всем хорошо.
Обошла его и встала у самых дверей, намереваясь выйти. Плевать, что еще не добралась до места назначения. Мне бы поскорее избавиться от этой удручающей, но волнующей компании.
За окном замелькали столбы станции, и только двери распахнулись, как я сразу же выскочила из вагона. Но уже наверху, когда вышла на свежий воздух, внезапно в мой правый локоть вцепились смертельной хваткой и проговорили:
— Пойдем со мной.
— Что? — вытаращилась на Вадима.
Он посмотрел мне в глаза и прищурился на солнце, улыбаясь:
— Со мной пойдешь. Так понятнее?
========== Глава третья ==========
Камень за камнем погружался в глубину пруда, окруженного ивами. Всплеск воды умиротворял, и я, сидя на скамье, таращилась на водную гладь. Очередной камешек, брошенный стоящим передо мной Вадимом, пустил круги и вслед за предыдущими пошел ко дну. Солнце прорезало тенистый парк теплыми лучами, куда меня привел Фил.
Я абсолютно не понимала этого парня. Зачем мы здесь?
Он напевал себе под нос что-то из раннего Би-2. Кажется: «Счастье мое, где ты?», и эта его отрешенность невероятно меня удивляла и забавляла.
Внезапно я дала — мысленно — Филу характеристику. Он в моих глазах был кем-то из далекого прошлого. То есть это кто-то из тех времен, когда вошли в моду кожаные косухи, все вдруг начали собирать рок-группы и слоняться по дворам с гитарой за плечами. Настоящий неформал. Филатов, признаться, очень выделялся из толпы. Он словно пятно, темное и мрачное, которое не вписывается в рамки фальшивой белизны. Потому эта белизна казалась немыслимой и до оскомины искусственной, портящей таких, как он. Хотя, похоже, именно из-за каких-то внутренних баталий подобные Филу и «садятся» на иглу. Нет, я ни в коем случае не оправдываю наркоманов, но пока сам с этим не столкнешься — не поймешь всю глубину этой дерьмовой ямы.
Мишка натолкнул меня на такие выводы. Именно беда с ним позволила мне усмирить пыл и попытаться понять, проникнуться этим.
Вот так и сидела, и смотрела в спину Вадима.
На нем были темные джинсы, тяжелые ботинки, косуха, а под ней рубашка, черная, расстегнутая на верхние пуговицы. И как он не замерзал-то в таком виде?
Ветра хоть и не было, но октябрьский воздух уже не особо прогревался. Я заерзала на скамье, сунув руки в карманы парки и спросила:
— Может чаю? — вот же идиотка.
А вообще, даже не рассчитывала, что Фил отреагирует на мой голос.
Но он замер на мгновение, оглянулся, вскинув одну бровь, и, поигрывая камнем, поинтересовался:
— В гости зовешь?
Ну уж нет.
— Да, — моргнула, поражаясь собственной отчаянности и рискованности. Встала, сказав: — Поехали.
И пошла в сторону метро.
Ехали молча. Я поминутно косилась на задумчиво глядящего в окно Филатова. Вдруг захотелось засыпать его вопросами: «Кто ты? Откуда? Что тебе нужно? Почему такой странный? Кто твои родители? Какую музыку слушаешь?..».
А, собственно, с этим и так все ясно, судя по тому, что Вадим пел. Да и тогда на гитаре играл что-то из рок-музыки.
Но я все же молчала. И только когда подошли к двери подъезда, набирая код домофона, я бросила через плечо:
— Ты студент?
Фил хмыкнул, входя вслед за мной.
— Ну конечно, — это был сарказм.
Что ж, ладно, не хотите — как хотите.
— Тебе сколько лет? — сощурив глаза, спросил Вадим уже в лифте.
Я посмотрела на него внимательно, даже не желая напоминать о правилах приличия. О чем вообще речь, когда перед тобой стоит некто, неизвестно откуда взявшийся? Какие приличия?
— Двадцать шесть.
Он кивнул, словно удовлетворенный ответом.
— Когда днюха? — и на кой черт ему об этом знать?
— Это так важно? — спросила в ответ.
— Ну если спросил — да.
Действительно. Логично же.
Качнула головой и вышла на лестничную площадку, так и не ответив. Вадим прислонился плечом к стене и уставился на меня:
— А че скрываешь? Боишься, что заявлюсь с веником цветов? — улыбка в голосе.
Я закатила глаза, вставляя ключ в замочную скважину.
— Ты и цветочки? Нет, не представляю, — и вошла в квартиру, щелкнув выключателем.
Фил промолчал и, не снимая обуви, прошел на кухню.
Я грустно оглядела грязные следы от его ботинок и сказала:
— Вот уж спасибо тебе. Мог бы и разуться.
— А, — высунулся он из кухни. — Привычка.
И все же скинул ботинки, а следом и куртку. Закатал рукава рубахи, обнажая татухи, на которые я обратила внимание еще в прошлый раз, и снова вернулся туда, где, по-видимому, ему нравилось больше всего — на кухню.
Это как котяра, которому приятен определенный угол в квартире. Хм. Странное сравнение.
— У меня шестого августа днюха! — вдруг отозвался Фил, и я невольно хохотнула, осознав, что сравнение уместное: Лев — это тот же кот, только более злой.
Я, вообще, всегда страдала подобной ерундой. Узнала, кто человек по гороскопу и все — разобралась немного в его поступках.
Филатов глядел на меня немного исподлобья, пока я расхаживала по кухне, готовя чайную заварку и стругая бутерброды. Натянуто улыбалась и отворачивалась. Сегодня он какой-то чересчур спокойный. У него даже взгляд был томным и с поволокой. Стало немного не по себе…
— Хотите Мишке помочь? — спросил настолько неожиданно, что я едва не выпустила из рук горячий чайник. — Серьезно. Тогда просто увезите его отсюда. Он не с теми связался.
Я молча наполнила чашки кипятком, вернула чайник на плиту и уселась напротив Фила. Только после этого посмотрела на него и ответила:
— А ты не участвуешь в процессе? Не употребляешь?
Вмиг помрачнев, Филатов отвернулся, остекленело уставившись в окно.
— Не суйся не в свое дело, — прозвучало глухо. Потом Фил достал темную пачку и, совершенно не интересуясь, можно ли здесь курить, зажал сигарету в зубах.
Чиркнул зажигалкой и выпустил струйку дыма, глядя на меня довольно высокомерно.
— Засранец, — констатировала я, поднимаясь, и, распахнув форточку, вернулась на место.
— Ты не минчанка?
— Да.
Отвернулась. Не хотела видеть его глаза.
В горле застрял ком. Очень уж желала наорать на Филатова, потому что все еще злилась из-за Михи. Напряжение в воздухе росло, а выхода этой темной энергии не было. Что-то должно было случиться. Один из нас просто обязан был сорваться. И первым это сделал Фил.
Он совершенно неожиданно хрястнул кулаком по столу и, немного приподнявшись, подался в мою сторону. Злобный горящий взгляд обещал стереть меня в порошок, когда Вадим проорал, едва не брызжа слюной:
— Ты, блять, меня обвиняешь? Я в пасть этому придурку ничего не заливал и шприц ему не подсовывал! Скажи спасибо, что все так закончилось! Мог бы сейчас твой Миха валяться в собственной блевотине, а не в больничке шиковать! Сука, неужели непонятно, что с этого не сорваться вот так просто! Тебя смерть уже перестает пугать! Откачивают, откачивают, а потом… — Фил устало упал на стул, немного подрагивающими пальцами поднося сигарету к побелевшим губам. — …потом никто и не вспомнит, — потер глаза и добавил тихо: — Не знаю, когда я начал. Так получилось.
Я не понимала в этом человеке абсолютно ничего. Что с ним? Почему он такой? С чего вдруг орет на меня и рассказывает о зависимости?
— Э… — прочистила горло и все же произнесла: — Вадим, я не знаю, что ты пытался до меня донести, но… — сглотнула. — Почему не бросишь? Ты пробовал?
Лихорадочный блеск его глаз меня немного нервировал. Боялась, опять сорвется. Но нет, спокойно ответил:
— Пробовал. Не вышло. Но у меня немного другой диагноз. Миха сунулся туда, где ему не место. Я сдержался.
— Ни черта не понимаю.
— Вот и чудесно, — хохотнул вмиг повеселевший Филатов и огляделся в поисках пепельницы, которой, естественно, не было.
Подсунула ему маленькое блюдце. Сделав еще одну затяжку, Фил потушил сигарету.
— Ну что, давай свои бутерброды, — сказал, посмотрев на меня неожиданно прямо и открыто, без притворства или ехидства. — Я давно ничего не ел.
Молча перекусили.
Я все еще недоумевала, почему пригласила Фила к себе, но он казался вполне адекватным, только зевал часто. Вероятно, не выспался.
— Где твои родители? — выдала я в лоб, и Филатов вскинул на меня удивленный взгляд.
— Здесь. В Минске, — пожал плечами и отвел глаза. — А твои? — снова посмотрел и усмехнулся, добавив: — Не боятся оставлять без опеки?
— Я давно в этом не нуждаюсь. А вот тебе, судя по обстановке квартиры, следовало бы пригласить мать, — съязвила. — Ее удар хватил бы при виде того кошмара.
Вадим прикусил нижнюю губу, сдерживая смех.
— Странно мужику в двадцать восемь лет зависеть от мнения матери, — ответил и отпил чаю, прищурился. — Где штампуют таких паршивых девчонок? — скользнул взглядом по моим волосам. — Да еще и кудри как у настоящей «ботанки». Вся такая милая, прямо загляденье. Ну реальная Мария. Ты вообще мамку-то хоть раз в жизни расстраивала чем?
Я, абсолютно охреневшая от такой дерзости, вылупилась на Фила и запыхтела. А он с удовольствием за этим наблюдал, откинувшись на спинку стула, и ждал ответа.
— Ну-ну, говори, — Вадим продолжал ерничать. — Язык проглотила?
— Однажды я сильно напилась и попалась матери. Она отходила меня махровым полотенцем. Но это не помогло, потому что я лишь усугубила ситуацию своим истеричным хохотом.
Повисла многозначительная пауза, а затем Фил просто опустил голову на свои руки, спрятав лицо, и принялся гоготать.
— Ты придурок, понял? — с жаром выпалила я и, поднявшись, принялась убирать со стола.
Но как только коснулась чашки Фила, тот резко перехватил мое запястье и рванул на себя. Всего парочка сантиметров от лица Вадима, и я зависла. В буквальном смысле. Так близко и так страшно.
Вот они эти темно-шоколадные глаза, вот они смотрят в самую душу, вот они видят меня насквозь и смеются над моей глупостью. Или не смеются? Это едва заметные морщинки во внешних уголках глаз создают такое впечатление…
— Ты дрожишь, — констатировал факт Фил, и я почувствовала легкий запах лимона. Он рассматривал меня заинтересованно, а потом добавил: — Я, может, и придурок, но не слепой. Стоит мне только посмотреть чуть пристальнее, как у тебя тут же загораются глаза. А твои эти «напилась» и «попалась матери»… По-моему, ты просто ищешь для себя того, кто насрет тебе в душу, а потом исчезнет. Ты очень плохая девочка, Мария.
Кожу на запястье уже начинало пощипывать, и я рванулась назад. Но Фил задержал меня, дьявольски жутко посмеиваясь.
— Что такое, Машенька, страшно стало? Впустила в дом неизвестно кого. Поздновато думать, не находишь?
Дернулась еще раз и на этот раз вырвалась. Отошла назад, потирая руку, на которой отчетливо проступили следы пальцев, и уставилась на Вадима.
— Ты совсем больной? — и добавила: — Уходи.
Фил пожал плечами и встал. Поравнялся со мной.
— Забавно, Маша, а я знаю о тебе гораздо больше, чем ты представляешь, — вышел в прихожую, на ходу бросая: — Увидимся вечером.
— Откуда знаешь? — проговорила я, опускаясь на пуфик, последовав за Вадимом.
Он обулся, набросил косуху и улыбнулся.
— Миха пообещал, — потом вдруг легонько щелкнул меня по носу и подмигнул. — Теперь уже не спрячешься, — резко посерьезнел, пугая переменчивостью настроения, и заключил: — Паршиво, да? Зато честно.
— Фил, — не удержалась и нервно хохотнула. — Прекрати, ладно? Это просто смешно. В «кошки-мышки» играть будем?
Открыл входную дверь и бросил, не оборачиваясь:
— Будем. А то скучно.
***
Ровно в десять вечера я сказала Юле и Косте, что намерена уехать домой. Караоке-бар — это, конечно, круто, но только в том случае, если люди умеют петь. Среди тех семерых, что облепили микрофоны, лишь один мужчина выдавал шедевры. Остальные орали, визжали и завывали. Естественно я не стремилась кого-то обидеть, поскольку сама не обладала потрясающими вокальными данными. Однако в детстве посещала музыкальную школу. Между прочим, на гитаре играла. Так что нотная грамота не была для меня древним манускриптом.