- Нет. С ней моя Настя, Хадо... ну, там около десяти соорденцев. - Олег был поражён известием, которое вывалила на него подруга. Отношения между Ярославой и Сергеем он считал, если не идеальными, то очень близкими к таковым: они никогда не ссорились, всегда уважительно относились к мнению друг друга, прислушивались, старались помочь, поддерживали... и вдруг. Сначала, как гром среди ясного неба, просьба Яри заключить династический брак с НПС, а потом (прав Громыхайло) - побег, иначе не назовёшь. Парень растерялся и только рассудительный тон умудрённого опытом товарища помог ему успокоиться, чтобы трезво взглянуть на происходящее.
- Послушники с ними не пошли? - тем временем, продолжал собирать информацию начальник службы безопасности.
- Нет... не знаю... Настя ничего о них не говорила.
- Ясно, - глубокомысленно изрёк гном и в задумчивости погладил бороду. Случайно его рука соскользнула немного ниже, наткнулась за цепь первого советника и замерла, словно не понимая, что это такое. Аккуратно Громыхайло провёл по цепочке пальцами, пощупал её, немого приподнял, как будто взвешивая, подержал секунду на весу и уронил. Затуманенный взгляд гнома прояснился, он решительно посмотрел на притихших пассажиров кареты и выдал: - Надо будет отправить к ним сотню послушников из Фаланги, места там дикие... Вот что бывает, когда начальник службы безопасности покидает свой пост. Два дня. Всего два дня! А в монастыре уже бардак! Яри...
- А что Яри? - вскинула голову, ранее молчавшая, Алёна. - Я её прекрасно понимаю: мало кто смог бы оставаться в доме рядом с невестой своего любимого. Как она должна была поступить? Уехать - вот единственное решение, у неё, просто, не было другого выхода!
- Говоришь, прекрасно понимаешь? - ощерился гном. - А кто Серого поймёт? Или, по-вашему, если человек не устраивает истерики, не заламывает руки и не ревёт белугой - у него всё хорошо? Как он себя чувствует, хоть кто-нибудь подумал! Эхх, - Громыхайло махнул рукой, - бабы, что с вас взять.
Девушка примирительно кивнула головой и, глядя в глаза, тихо сказала:
- Все мы чем-то жертвуем. Сейчас, наша первоочередная задача - выжить.
- Надо бы Серому сказать, - разорвал гнетущую тишину Олег.
- Скажем, - тяжело вздохнул гном. - Вот остановимся на привал, и поговорим... Странно, что там происходит?
Громыхайло, раздвинув занавески, выглядывал в окно экипажа. Заслонив глаза ладонью от яркого солнца, он увидел, что солдаты, оставленные в лагере на границе княжества, выстроились вдоль дороги. Но их никак нельзя было принять за воинов, приготовившихся к дальнему переходу: они стояли, разбившись на две группы, в угрожающих позах. Олег, посмотрев в указанном направлении, тихо ответил:
- Боюсь, какие-то неприятности.
Раздался зычный голос мисальдера, приказывающий эскорту остановиться. Сергей слез с оленя и отправил Харальда разузнать, в чем там дело.
Со скоростью, казалось бы, невозможной для столь массивного человека, побратим оставил своё место в строю и добрался до возбуждённых, озлобленных солдат у дороги. Обе группы устремились к нему; многие из них пытались говорить одновременно. Харальд приказал всем замолчать, и сразу все голоса утихли. Задав два спокойных вопроса и получив на них ответы, он обернулся назад и крикнул:
- Пока нас не было, мисальдер, здесь возникли кое-какие трудности. Через минуту я смогу доложить тебе обо всем.
Знойное марево поднималось над дорогой. Варвар задавал вопросы, выслушивал краткие ответы и вскоре выделил из общей толпы трёх воинов - эта процессия направилась ко мне. Даже слой грязи и пота не мог скрыть следы драки на лицах солдат.
- Это Семён, мисальдер, - сказал Харальд, указывая на человека в разодранном халате и с кровоточащими костяшками пальцев.
- Я его знаю - один из новичков. - Этим словом (новички) мы называли всех, кто ещё совсем недавно разбойничал вместе с другими изгоями. Сейчас я не стал дожидаться дальнейших пояснений и уверенно продолжил: - Он исполняет обязанности командира патруля, а ты оставил его здесь за старшего, поскольку два сотника Фаланги были включены в эскорт.
Видимо, Харальду польстило, что я интересуюсь такими подробностями, сделанных им назначений, но он не спускал глаз с солдат, стоявших рядом.
- Мне казалось, что Семён хорошо справляется со своим делом, но, может быть, я и допустил ошибку. - Сурово проговорил побратим.
Я пригляделся к двум другим солдатам. Одного из них, десятника Альвборда, я знал уже очень давно: он принимал участие в обороне монастыря; его друг, Бадвин, стал сотником Фаланги; кроме того, я был посаженным отцом на свадьбе Альвборда. Это не просто воин, а ветеран, практически, член семьи. По выслуге, ему бы командовать, как минимум полусотней, но, в отличие от своего товарища, Альв не был прирождённым воином, предпочитая тихую семейную жизнь:
- Альвборд, Семён дал тебе приказ, а ты отказался его выполнить?
Десятник вздёрнул подбородок:
- Мисальдер, этот Семён приказал нам нести дозор в первую смену, пока он и его дружки будут отдыхать и насыщаться после долгого дневного перехода.
- Ты... - Я обратился к третьему бойцу: - Климент тоже новичок. Ты возмутился тем, что Альвборд отказался повиноваться?
- Мисальдер, - ответил воин, - он и другие смотрят на нас свысока и всегда, когда только могут, сваливают на нас самые неприятные обязанности.
- Ты принял его сторону? - я снова посмотрел на Семена.
Харальд поспешил ответить сам:
- Нет, мисальдер. Он просто пытался их разнять и прекратить потасовку. Он действовал правильно.
«А день так хорошо начинался, - огорчённо подумал я. - Мы сбежали из этого змеиного гнезда, которое по недоразумению называется родовым замком Бреговичей. Я научился верховой езде... и вот... сюрприз». Офицеры ордена покинули карету и подошли к нам, немного погодя, оба сотника Фаланги (Бадвин и Даркин) присоединились к нашей компании.
Я пересказал друзьям причину задержки и скомандовал виновникам произошедшего:
- На колени!
Доспехи загремели, когда оба противника в одно мгновение рухнули на колени.
- Слушайте меня! - Я постарался говорить громче, чтобы мой голос слышали другие солдаты. - Слушайте все!
Сотники начали отдавать команды:
- Выровнять строй! Равняйсь! Смирно!
Через несколько секунд порядок был наведён - воины выстроились предо мной, за спиной у двух виновников ссоры, замерших в покаянной позе.
Вся эта ситуация мне жутко не нравилась, но гораздо больше не нравилось решение, которое придётся принять. Желая найти какой-то выход или переложить ответственность на другие плечи, я поинтересовался у Бадвина:
- Сотник, какое наказание полагается за такую провинность?
Офицер ответил без сожаления:
- Мисальдер, их обоих надо повесить здесь же, на месте.
Непроизвольно, я вздрогнул. Мои наихудшие подозрения подтвердились: приговор должен быть суровым, а Бадвин ничего не смог придумать, чтобы спасти своего друга. Я с надеждой посмотрел на Харальда, ведь его-то у меня получилось спасти от смертной казни; возможно, стоит повторить трюк с клеймением?
Побратим понял меня без слов и отрицательно качнул головой - этот жест служил предостережением: моё решение может иметь серьёзные последствия. Я перевёл взгляд на Громыхайло, ожидая поддержки от гнома, но друг, сохраняя невозмутимое выражение лица, лишь едва заметно кивнул, подтверждая своё согласие с вердиктом Бадвина и мнением Харальда.
Неприятный холодок разлился у меня в груди. Я понимал, что должен действовать быстро и решительно, иначе может возникнуть непреодолимая пропасть между теми, кто достаточно долго прослужил ордену, и теми, кто лишь недавно вступил в Серый Мисаль. Призвав на помощь все своё самообладание, я обратился к солдатам, и в моем голосе звучал почти не сдерживаемый гнев:
- В нашем ордене никто не пользуется привилегиями! У нас больше нет никаких «новичков». В Сером Мисале больше нет никакой «старой гвардии». Среди тех, кто носит синие цвета ордена, нет никого, кроме послушников и монахов Серого Мисаля. Каждый из вас дал клятву повиноваться и отдать жизнь на службе. - Я прошёл вдоль строя, вглядываясь в глаза каждого из стоящих здесь. Потом заговорил вновь: - Некоторых из вас я знаю достаточно долго, и мы через многое прошли вместе. Другие присоединились к нам в последние дни, но все в равной мере обязаны с честью носить форму Фаланги Серого Мисаля. Любой, кто роняет свою честь, состоя на службе ордену, роняет честь Мисаля... - следующие слова прозвучали тихо и неумолимо: - и роняет мою честь.
Солдаты сохраняли безупречный строй, но все отвели глаза, увидев, как я внезапно остановился перед двумя провинившимися бойцами.
- Ты получил приказ от офицера, поставленного над тобой твоим военачальником. - Глядя сверху вниз на Альвборда, я обратился к нему: - Тебе оставалось только одно - повиноваться!
Покаянно, Альвборд ещё ниже опустил голову и замер, ни слова не сказав в свою защиту. Я обернулся и посмотрел на второго виновника происшествия:
- А ты ударил собрата-воина, когда он исполнял свой долг!
Тот также промолчал и только ниже склонился к земле. Пятьсот человек стояли на просёлочной дороге, не издавая ни звука, казалось, будто даже звери и птицы исчезли, чего-то испугавшись, примолкли, боясь привлечь внимание своими голосами.
Обратившись к своим офицерам, я вынес приговор:
- Эти двое нарушили устав и предали честь ордена. Обоих - казнить.
Бадвин скользнул по другу наполненным сожаления взглядом, но быстро взял себя в руки и начал отдавать необходимые команды, чтобы привести приговор в исполнение. Лишь мимолётную тень страха я смог уловить в глазах обречённых. Но то не был страх смерти: каждый воин принял бы смерть с радостью и без колебаний. Их страшила мысль о бесславной смерти, о казни, уготованной рабам. Каждый знал, что означает для него утрата воинской чести: после перерождения, они окажутся слугами, рабами или бессловесными животными. Но затем их лица вновь скрылись под маской бесстрастия - только достойным поведением перед лицом самой позорной из смертей каждый из осуждённых мог заслужить хотя бы малейшую надежду на милость богов, когда по милости богов, они вновь окажутся в мире живых.
- Не надо, - жестом руки я остановил приготовления к повешиванию.
Солдаты, уже собравшиеся накинуть верёвки на ветви раскидистого дерева у дороги, замерли в непонимании. Взгляды всех присутствующих скрестились на мне и только приговорённые ещё ниже вжали головы в плечи, страшась неизвестности.
- Я сам. - «Будь ты проклята, Шапка Мономаха! Вот честное слово, рано или поздно, меня всё это достанет настолько, что схвачу Ярославу и сбегу с ней куда-нибудь подальше от всех... в глушь».
Иногда, приступая к какой-нибудь работе, мой отец тихо бурчал себе под нос: «Хочешь, не хочешь - должен». Вот так же и я: мне было понятно, что если сейчас жёстко, даже жестоко, не навести порядок в Фаланге, подобные случаи будут повторяться всё чаще и чаще. Только понимание не означает согласие.
Я достал посох и превратил его в глефу.
Виновные в драке и неподчинении приказам старшего офицера должны понести наказание. Не спорю. Так надо. Но я не собираюсь обрекать этих воинов на позорную смерть, пусть лучше умрут от моего клинка...
Глефа взметнулась дважды. Две головы упали в дорожную пыль.
- Похороните их, - сказал я бесцветным голосом. - Выдвигаемся домой.
Солнечный свет внезапно показался мне невыносимо ярким. Я почувствовал жуткую усталость, словно после целого дня тяжёлой работы. Ясно было одно: солдаты не должны заметить во мне ни намёка на слабость. Осмотревшись вокруг, я понял, что на олене больше не поеду (настроение пропало), поэтому забрался в карету и удобно устроился на диванчике. Кто-то захлопнул дверь, сказал что-то кучеру и экипаж тронулся с места - никто из офицеров не захотел путешествовать со мной. Я надеялся: это проявление такта и понимания, а не пренебрежения и ненависти.
Неожиданно мне вспомнилась сцена из одной книги.
Лорд казнил преступника и, возвращаясь в родовой замок, спросил своего малолетнего отпрыска:
- Сынок, как ты думаешь, почему я убил этого человека?
- Он был преступник, отец, - ответил мальчик. - Он воровал, грабил и убивал.
- Да, это так. Но ты не понял меня. Я говорю не о том, почему он должен был умереть, а о том, почему я сделал это своими руками.
- У короля есть палач, - проговорил неуверенно его сын.
- Есть, - согласился отец. - Как и прежде у королей. Но наш обычай древнее. Кровь Первых Людей по-прежнему течёт в наших жилах: мы считаем, что тот, кто выносит приговор, должен и нанести удар. Если ты собираешься взять человеческую жизнь, сам загляни в глаза осуждённого. Ну а если ты не в силах этого сделать, тогда человек, возможно, и не заслуживает смерти.
Лорд пристально посмотрел в глаза мальчика и продолжил:
- Однажды, сын, ты станешь знаменосцем, будешь править собственной крепостью от имени твоего брата и твоего короля, и тебе придётся совершать правосудие. Когда настанет такой день, ты не должен находить удовольствие в этом деле, но нельзя и отворачиваться. Правитель, прячущийся за наёмных палачей, скоро забывает лик смерти.
Я был полностью согласен с этими словами... но, Боже (!), как же паршиво себя чувствуешь после такого. Меня начала бить крупная дрожь. Широко открытыми невидящими глазами я уставилась в одну точку перед собой. Неожиданно ко мне пришло понимание, что я должен был с самого начала предвидеть конфликт между бывшими серыми воинами и ветеранами.
Мысленно осыпая себя упрёками за это упущение, я отодвинула занавеску кареты и, подозвав варвара, спросил:
- Харальд, почему Семён не назначил в первую смену дозора старых и новых воинов вперемежку, а выбрал только ветеранов?
Если побратима и удивил мой вопрос, он этого не показал:
- Сергей, - наедине мы обходились без титулов, - Семён именно потому и ошибся, что не хотел вызвать недовольство старых солдат. Он думал, что, отстояв первую смену, они получат возможность отдыхать от обеда до утренней смены без перерыва и оценят такое преимущество. Конфликты возникали и раньше, если бы здесь был любой из нас... - жестом он показал, что имел в виду самого себя или сотников, - ничего этого не случилось бы. - Он помолчал, прежде чем продолжить. - Но действовал Семён правильно. Если бы он не вмешался, дело могло дойти до стычки между старыми и новыми, а он сумел это предотвратить, так что наказывать пришлось только двоих.
- Когда вернёмся домой, надо будет назначить Семёна командиром патруля по всем правилам. - Кивнул я, соглашаясь с побратимом. - Наш гарнизон разрастается, и теперь требуется больше офицеров.
«Вот что интересно, подумал я. - Формально Харальд является лидером Дракона и не входит в Фалангу Серого Мисаля. В то же время, рядовые и сотники слушаются побратима беспрекословно... почему? Баран! Они же просто послушники, а Харальд - монах».
- Значит так, - тут я принял одно из тех быстрых и непререкаемых решений, которые снискали мне уважение всех соорденцев: - Сотников Даркина и Бадвина необходимо посвятить в монашеский сан. Один из них станет полковником Фаланги, а другой - воеводой Риницы.
- Сергей, городом управляет магистрат, - решил напомнить мне Харальд.
- Пока ещё, Риница - мой город и я буду решать, кто, и какие должности в нем займёт. Как думаешь, этот мошенник Бажен был сотником, когда служил у барона Дрогичин, можно ли ему доверить офицерскую должность в Фаланге?
Харальд пожал плечами: среди новичков он не мог назвать лучшего кандидата. Верно расценив молчание побратима, я продолжил:
- Хорошо, мне надо, чтобы как можно скорее были разрушены всякие барьеры между отдельными группами гарнизона. Ветераны и новички не должны чуждаться друг друга. Фаворитов здесь не будет.
Варвар снова кивнул. На его суровом лице даже промелькнул намёк на улыбку, который вполне можно было принять за откровенное одобрение.
- Скоро мне понадобятся люди, которые будут повиноваться без малейшего колебания. Я не могу допустить, чтобы мои планы сорвались.
Распрощавшись с Харальдом, который поспешил к своим оленям, я вновь почувствовал, что в состоянии связно мыслить. Апатия и равнодушие, охватившие меня после казни, исчезли. Я вернулся к своим замыслам по укреплению Серого Мисаля. Пока ещё это были лишь неясные образы, идеи и мне не хотелось ими делиться с кем-либо из друзей, пока они не превратятся в законченный план - мои цели выходили далеко за рамки простого выживания. Честолюбивые мечты кружили голову.