Тристанская пехота уже двигалась сюда, к подбитому танку, наверняка добить выживших, но сдаваться Тарваил так просто не собирался, слишком большие счеты у него к Эдварду, чтобы просто умереть от рук его подчиненных.
- Бросай оружие! Руки вверх! – кажется, это офицер приказывает ему сдаться, взяв на прицел своей штурмовой винтовки. Тарваил был готов даже улыбнуться при мысли о том, что кто-то может думать, будто гористарский дворянин так легко бросит оружие, признавая себя побежденным.
Вместо ответа он посылает ему пулю в голову. Реактивный снаряд, выпущенный из специально подготовленного под его доспех пистолета крупного калибра, разрывает офицеру шлем вместе с большей частью головы, и, прежде чем остальные солдаты успевают сообразить, что произошло, Тарваил бросается вперед, на ходу активируя «Зуб дракона».
Тристанцы, надо признать, не испугались и не бросились бежать, потеряв своего командира, а моментально открыли огонь по приближающейся цели, даже несколько раз попав, прежде чем он смог добраться до их позиции. Большинство попаданий никакого вреда, конечно, не причинили, его боевая броня смогла выдержать даже прямое попадание из плазменной винтовки, оставившей на ней лишь глубокий ожог, но пара выпущенных зарядов все же нашла свою цель. Импульсная пуля угодила точно в сочленение под наплечником на левой руке, повредив ключицу, а еще одно попадание плазменного заряда обожгло правый бок под ребрами, но все равно этого было недостаточно, чтобы его остановить. «Зуб дракона» в его руке с силой опустился на первого же попавшегося под руку солдата, срубив ему голову и правую руку вместе с плечом. Развернувшись, широким взмахом рассек второго тристанца на уровне груди, разрубив грудную клетку и выбив оттуда целый фонтан крови. Третий попытался подставить под удар свою винтовку, но перегруженное силовое поле рассекло и оружие, и самого человека, развалив ему голову на две почти одинаковые половинки. Новый выпад, но в этот раз промах, боец успел отшатнуться в сторону, вскинув винтовку и выстрелив прямо Тарваилу в голову. Картечный заряд на таком расстоянии не успел набрать максимальную скорость и рассеяться, но его удара было достаточно, чтобы отбросить Гористара назад, серьезно контузив. Интуитивно махнув перед собой оружием, почти ничего не видя из-за разноцветных пятен, пляшущих перед глазами, Тарваил, кажется, попал по еще кому-то, но в тот же момент сильный удар прикладом по спине сбил его с ног. Упав, как подкошенный, он, больше теперь подчиняясь инстинктам, чем действительно осознавая, что делает, тут же откатился в сторону, и очередь импульсных зарядов, предназначавшихся для него, вспахала то место, где лежал секунду назад. Ударив ногой и попав в колено, сбросил на землю повалившего его противника, но встать не успел, новый удар прикладом, в этот раз в голову, впечатал его обратно в пропитавшуюся кровью грязь. Их было слишком много, Тарваил просто не успевал реагировать на такое количество противников, разгоряченных, обозленных, готовых сражаться до самого конца, как и он сам.
Битва за Тристанский замок закончилась, когда Тарваил повалился на землю под непрерывными ударами, один из последних гористарских солдат, еще продолжавших сопротивляться. Удар, намечавшийся как первый и последний в этой попытке восстания Тристанского бароната и его союзников против сложившегося порядка вещей, оказался ловушкой, пусть сработавшей и не совсем так, как ожидалось, но все же выполнившей свое предназначение. Лучшие силы Гористарского графства, брошенные в эту атаку, оказались уничтожены и перемолоты в продолжительном сражении, длившемся несколько дней и закончившимся так резко и неожиданно. Потери обеих сторон оказались огромны, никто и подумать не мог, что будут задействованы такие силы, но отступать уже было поздно.
И все же, основная цель, поставленная Эдвардом, была выполнена. Силы самого главного противника в будущем противостоянии оказались подорваны, а его территории остались беззащитны. Прежде, чем остальные еще только начинали готовиться, Эдвард выиграл для графа Фларского оперативное преимущество и стратегическую инициативу, заодно проверив своих союзников, насколько можно будет им доверять в предстоящей войне.
Тристанский замок выстоял, армии Тристана и его союзников смогли перевести чашу весов на свою пользу, но теперь начиналась настоящая война. Война, что изменит облик всего Рейнсвальда, полностью перекроит его политическую карту и структуру. Долго копившиеся армии и оружие должны быть наконец-то разряжены, и теперь им дан повод.
Эдварда после произошедшего занимал всего лишь один вопрос: действительно ли все это стоит того? Миллионы жизней, что должны быть принесены на алтарь победы, разрушения и гибель, что пройдутся по Рейнсвальду разящим мечом, не щадя ни правых, ни виноватых. И все это лишь ради того, чтобы на престол поднялся нужный ему претендент, а сам он наконец-то получил свободные руки для поисков Респира. Стоила ли гражданская война столь скромных и эгоистичных целей, поставленных им перед собой?
========== Глава 7. Жатва. ==========
Глава 7. Жатва.
Война, Варвара Андреевна, — ужасная гадость. На ней не бывает ни правых, ни виноватых. А хорошие и плохие есть с обеих сторон. Только хороших обычно убивают первыми.
Борис Акунин, «Турецкий гамбит»
Война требует жертв. Самый реальный и самый жестокий бог из всех, что придумало сознание разумных существ. И, наверное, один из тех немногих, что, так или иначе, объединяют все цивилизации. Можно многое говорить о мире, добре и справедливости, но как только действительно доходит до дела, люди берут в руки оружие, в очередной раз становясь на колени перед этим жестоким и страшным порождением собственного разума.
И этому богу необходимо приносить жертвы, иначе он поглотит любого из своих последователей, насколько великим и могущественным бы тот ни был. Чем дольше служишь войне, тем больше и тяжелее жертвы, что обязан ему приносить, рано или поздно она потребует все, что дорого, близких, друзей и любимых, дом и достояние. В итоге жертвой станет и собственную жизнь, если, конечно, война не заберет ее раньше.
Эдвард сегодня отдал войне многих из тех, кто был ему дорог. Отдал во власть войне даже свой родной дом, где родился и вырос, где похоронены его предки и где бьется само сердце его родного феода. И заплатил за это тысячами жизней своих подданных. Среди них и жизни его друзей, тех немногих, кому он доверял и в чьей преданности был уверен, высших офицеров и командиров Тристанского бароната, погибших в битве, уже получившей среди солдат и гражданских название «Тристанский молот» за разгром гористарской армии. От Ударной армии не ушел практически никто, кроме несколько легких транспортов и кораблей сопровождения, сейчас несущих в Гористарский феод весть о гибели армии вторжения.
И одной из самых тяжелых потерь была гибель Де Адрила, человека, бывшего с ним с самого первого дня, как принял титул Тристанского барона, будучи одним из тех, кто принимал его клятву на верность баронату. По рассказам солдат и полученным отчетам Эдвард уже знал, что Де Адрил руководил обороной, и во многом из-за его умелого и талантливого руководства замок устоял, а в конце он же лично возглавил контратаку гвардии и сошелся в поединке с Тарваилом. Его жизнь стала еще одной жертвой, принесенной бароном на алтарь победы.
Сейчас же Эдвард Тристанский стоял на крепостной стене родного замка, у стрелковой ступени, прикрытой от вражеского огня лишь высоким парапетом с широкими зубцами и узкими бойницами. А над головой возвышались стволы орудий защитных батарей, еще совсем недавно стрелявшие и даже не все успевшие остыть от быстрой стрельбы. На такой ничем не прикрытой высоте дул сильный порывистый ветер, несущий с собой острую пыль с пустошей острова, и приходилось закрывать забрала шлемов, поскольку открытое лицо моментально покрывалось микроскопическими царапинами, а глаза забивались. Теперь ветер еще нес с собой запах горелого металла и краски, раскаленный озон, остававшийся после выстрелов энергетических орудий, копоть и сажу, и тот единственный запах, какой ни с чем нельзя было спутать, остающийся от горелого человеческого мяса.
Сейчас у крепостных стен дроиды ассенизаторных команд собирали трупы на поле боя, раскладывая на те, что к каким еще можно применить опознание, и на те, что уже опознанию не подлежали. Вторую категорию сжигали в огромных кострах, разожженных прямо на поле боя, поддерживая огонь все новыми порциями напалма. Дань старой традиции, сложившейся еще во время раздробленности Рейнсвальда, когда сражения больших масштабов между феодалами были вполне обыденным явлением. В мире, где берегли и аккуратно использовали каждый имевшийся в наличии ресурс, к человеческому телу все же установился несколько другой подход, как дань уважению к той личности, от которой после смерти остался лишь кусок структурированной биомассы. Конечно, бывали случаи в истории, когда тела павших перерабатывали в генераторах масс, использовали в удобрение или как органический материал, но это лишь исключения из общего правила.
Даже в самой жестокой и кровавой войне к трупам павших, как своих, так и вражеских относились с должным уважением. В Рейнсвальде никогда не хоронили тела в земле, заменяя эти церемонии либо сжиганием, либо склепами на большой глубине. С телами врагов поступали примерно так же, за тем исключением, что без привычных церемоний. Тех, кого еще можно было опознать, предварительно каталогизировали и прикладывали образцы генного материала, чтобы, когда война закончится, родственники могли получить известие о судьбе павших. Все оставшиеся тела на поле боя ассенизаторные команды собирали и уничтожали, чтобы оказать хоть какую-то почесть павшим в бою, не оставляя в пустошах на прокорм падальщикам.
Тела тристанских военнослужащих пройдут еще через церемонию прощания, прежде чем тоже будут сожжены, а их пепел отправят родственникам. И там должен присутствовать Эдвард, взяв последнее слово, как командующий и высший офицер. Никто не ждет больших и пышных речей, но все же несколько слов обязан сказать в этой ситуации, как дань уважения павшим.
Почти во всем Тристанском замке кипела бурная деятельность, связанная подготовкой к дальнейшим военным действиям. Гарнизонные отряды и Ударная армия, разместившаяся сейчас около замка, занимались восстановлением численности и реорганизацией соединений. Все ремонтные цеха оказались завалены поврежденной техникой, и механики с ног сбивались, стараясь вернуть в строй как можно больше машин перед новым выступлением армии. Гул резаков, сварочных аппаратов и автоматизированных ремонтных линий стал уже привычной частью шумового фона Тристанского замка. Немало кипучей деятельности добавляли строительные команды, занятые реставрацией поврежденных стен и укреплений, приводя Тристанский замок в первозданный вид. Прямо сейчас по поврежденным куполам и башням ползали ремонтные дроны, восстанавливая целостность секций и поврежденных стен, уже возводились строительные леса для ведения долговременных работ и поднимались в воздух платформы на антигравах со строительной техникой и партиями материала для первоначального ремонта.
Самым же шумным местом, конечно, стал штаб командования, где высшие офицеры тристанской армии старались договориться о дальнейших планах в отношении продолжения войны. Недавно поступили еще и сведения из Гористарского бароната, где фларские войска смогли все-таки занять Мыс Харкии и сейчас закреплялись на захваченных позициях, рассчитывая пережить контрудар гористарских войск, уже готовившийся для освобождения столицы. Командование фларского корпуса сейчас рассылало во все стороны просьбы оказать им любую возможную помощь и поддержку, чтобы не потерять завоеванное. Самым логичным было бы отправить силы армии на поддержку фларского контингента, но тогда оставался риск втянуться в долгую и продолжительную войну на территории гористарского феода, если последующие наступления окажутся не столь же успешными.
Стратегам из штаба командования приходилось просчитывать не только положительные, но и любые иные возможности развития событий, определяя будущую ситуацию не только на два шага вперед, но еще и на два шага влево или вправо, стараясь не допустить ошибки множества проигравших противников, слишком уверенных в своем будущем успехе.
С другой стороны оставалась Аверия, остававшаяся целью Вассария Гельского, чей гарнизон сейчас был гораздо крупнее, чем на начальных этапах развития, но все же недостаточно сильным, чтобы выдержать долгую осаду. Войска Вассария еще даже не вступали в серьезные боевые действия, и неизвестно, когда и куда он может нанести удар. Вполне может оказаться и так, что следующее нападение придется не на сам Тристанский баронат, а на одного из союзников, и тогда ударные части придется спешно перебрасывать на другой край острова.
Эдварду была нужна сейчас тишина. Хотя бы несколько минут спокойствия, чтобы самостоятельно разобраться с мыслями и просто успокоиться. Первое сражение и первая победа в этой войне, и далеко не каждый может похвастаться тем, что смог разбить столь старого и опытного командующего, как Тарваил. Сейчас самое главное слишком сильно не уверовать в самого себя, не сорваться с края и не допустить опрометчивых решений. Кроме того, необходимо что-то сделать с Тарваилом Гористаром…
Гористаром, в этом родовом имени и была самая большая проблема. Эдвард слишком хорошо помнил о данной клятве, но так же помнил и о тех законах войны, какимм необходимо следовать. С пленными необходимо обращаться соответственно их рангу и статусу, и этот человек действительно заслужил уважения, как достойный враг и противник, но он не мог заставить себя испытывать хоть что-то, близкое к чувству уважения к этому роду.
Нет, он не презирал их и не считал идиотами, это жестокие и опасные люди, выступив против Гористаров необходимо готовиться к самым опасным последствиям, но Эдвард ненавидел их всей душой, желая истребить само это имя из памяти Рейнсвальда. И если прежде это было лишь плохо скрываемое соперничество, то после того, как спустили с поводка Респира, оно переросло в нечто большее, в кровную вражду, которую развязали сами Гористары, но которую закончит уже он сам. И потому обязан убить Тарваила, но не просто придушить где-нибудь или подстроить случайную гибель, ему нужна показательная казнь на глазах у всех, заявив всему Рейнсвальду, что его клятва будет не пустыми словами. И все же не мог повесить его или отдать под расстрел, это его клятва, ему ее и выполнять. Просто прийти в камеру к Тарваилу и расстрелять его? Как тогда будут смотреть на него его собственные вассалы? Как на труса, испугавшегося собственного пленника?
— Господин, позволите нарушить ваше одиночество? — со стороны лестницы, ведущей к орудийным батареям, подошла высокая фигура в теплосберегающем костюме не тристанского производства, но в этом замке подобного снаряжения немного, и еще меньше людей, которые могут подобным образом разговаривать с бароном. Ни одного из них сейчас не должно быть в Тристанском замке, но эту фигуру Эдвард узнал сразу, больше удивившись самому факту появления здесь.
— Капитан? Вы сейчас должны быть в Новой Аверии, готовить ее к обороне, — напомнил молодой барон, впрочем, ничуть не удивившись, что человек вроде Севереда посмел нарушить его приказ. Как сам капитан говорил, корсары слишком вольные люди, чтобы подчиняться строгим приказам, но, с другой стороны, такое поведение довольно серьезное испытание дружеских чувств, испытываемых бароном к этому человеку. Между дружбой и ответственностью барон предпочитал выбирать второе, считая, что сначала надо быть уверенным в готовности людей выполнить то, что от них требуется, и только после этого ориентироваться на то, насколько они дороги и близки.
— Все, что я мог сделать там, я сделал, — кивнул капитан корсаров, подходя ближе, — Аверия готова к любому нападению настолько, насколько это вообще возможно, исходя из имеющихся сил. Однако не могу просто так сидеть и просиживать штаны, пока основное действо проходит мимо меня. Я прибыл буквально несколько часов вместе с транспортами, какие сейчас встали на прикол в военном порту. Забираем материалы и снаряжение, после чего весь караван двигается обратно. И сразу, хочу похвалить «Сакрал», господин, его возможности превышают любой колонизационный корабль, какой мне только приходилось видеть. За одну неделю мы делаем столько, на что в других условиях потребовалось бы несколько лет. Ради него одного Вассарий Гельский может ударить по вашему новому герцогству, — Северед встал рядом, заложив руки за спину и разглядывая освещенную кострами, инженерными прожекторами и фарами строительной технику темноту пустошей за стенами, — Позвольте так же вас поздравить с победой. Я еще не в курсе всех подробностей, но разбить целую армию — достижение, каким бы гордился даже ваш отец.