— Не я один это сделал, — ответил Эдвард спокойным тоном, без какого-либо намека на гордость, — солдаты трех феодов умирали за то, чтобы над Тристанским замком продолжало висеть знамя моего рода, — посмотрел наверх. Там вдалеке, на самой высокой башне, подсвеченное прожекторами, реяло огромное полотнище с изображением родового герба дома Тристан, с такого расстояния казавшееся крошечной точкой, — Это общая победа, гордиться мне здесь даже особо нечем.
— Но вы сохранили достаточно сил, чтобы собрать целую армию, вполне боеспособную даже после столь масштабного сражения, — не согласился Северед, — А Гористары потеряли не только свои лучшие силы, но и свою столицу. Это ведь правда, что Мыс Харкии сейчас в руках графа Фларского?
— Правда, — кивнул Эдвард, — И теперь ему требуется моя помощь, чтобы удержать город. Гористары просто так не признают сдачу столицы, сделав все возможное, чтобы вернуть ее. Капитан, вы прибыли сюда только для выражения своих поздравлений или же у вас есть еще какая-то цель?
— Я не хочу оставаться в стороне от всего этого, — сказал Северед, — Конечно, я принес клятву верности герцогу Камскому, что уже обязывает меня стать частью всего этого, но так же меня волнуете вы сами, барон…
— С чего такая забота обо мне? — усмехнулся Эдвард, — Вы же понимаете, что уже за одно то, что вы покинули Новую Аверию без прямого на то моего позволения, я уже могу вас расстрелять за нарушение приказа. И все же вы приходите сюда и говорите, что сами волнуетесь за меня. Вы не похожи на тех корсаров, о каких мне рассказывали… — он усмехнулся, но даже не повернул головы.
— А вы не похожи на тех дворян, что знаю я, — парировал Северед, — Вам предстоит гражданская война, где придется обращать оружие против своего же народа, а это тяжкое испытание. И я хочу вам помочь, может быть, тогда смогу искупить часть тех грехов, что лежит на моих собственных плечах.
— Так вы еще и сентиментальны, — вот теперь Эдвард уже рассмеялся, — Честно, капитан, такого от вас не ожидал. Сколько с вами не общаюсь, и каждый раз нахожу в вас что-то новое, начиная от вашего увлечения историей и заканчивая тем, что вы, оказывается, еще поддаетесь сантиментам. Удивительно!
— Барон, у меня тоже есть душа, — без тени улыбки сказал Северед, — И сейчас, когда я действительно что-то создаю, а не просто разрушаю, у меня появляются довольно странные чувства. Когда ты прибываешь на очередной остров лишь для того, чтобы разграбить несколько городов на его территории, забить трюмы добычей и вернуться обратно, где твоя команда просто пропьет все, что сумеет выручить, пока ты будешь готовить очередной рейд, растратив оставшееся, не особо задумываешься о том, ради чего живешь. И что останется после тебя, когда кто-то слишком удачливый оборвет твою жизнь одним взмахом клинка, — корсар глубоко вздохнул, собираясь с мыслями, — Вы это вряд ли сможете понять, всю свою жизнь у вас были конкретные цели, к которым вы шли и выполняли, но я такую получил лишь недавно. И все это лишь благодаря вам. Может быть, тот момент, когда герцог Камский нашел меня, стал тем шансом искупления, который подарило Небо? И этот шанс может исполниться только с вашей помощью. Если вы проиграете, то проиграю и я, вернувшись к ремеслу корсара, которое мне теперь уже не кажется столь важным, как прежде. Простая математика, как видите…
— Капитан, — теперь Эдвард к нему повернулся, — Я развязал гражданскую войну в своем королевстве, которому клялся в верности. Я предал своего короля, не исполнив данное ему слово. Я развязал кровную вражду с Гористарами, поклявшись истребить их всех до последнего человека. Что вы собираетесь создавать рядом со мной?
— Новый мир, — спокойно пожал плечами Северед, — для того, чтобы создать что-то новое, надо разрушить старое. Рейнсвальд давно истощил себя, это видно хотя бы по тому, что армии дворян способны развалить его после первого же серьезного противоречия. Кто-то сражается за собственный достаток, кто-то за свою собственную жадность, кто-то ради того, чтобы достигнуть первенства, но вы барон, можете прикрываться чем угодно, но я вижу, что вы на самом деле хотите создать…
— Я хочу уничтожить всех, кто виноват в ее гибели, — твердо сказал Эдвард, — Я хочу вырвать Респиру горло и смотреть, как он умирает. И плевать мне на все остальное, — и тряхнул головой, отказываясь от слов Севереда.
— Вот именно поэтому я и хочу быть рядом с вами, — ответил корсар, — Вы хотите мести, но то, что вы устроили, полностью изменит Рейнсвальд. Вы сейчас можете создать его заново, с крепкой королевской властью и строгой системой управления, заново скрепить его, урезонить дворян и остановить процесс разложения, уже затронувший эту, без сомнения, блистательную цивилизацию.
— Хотите вернуть меня на путь истинный? — Эдвард сам отлично понимал, что сможет отдалиться от Рейнсвальда на поиски Респира только будучи уверенным в том, что за время его отсутствия с его родным феодом ничего не произойдет, а в той политической неразберихе, что творилась в королевстве в последние годы, ни в чем не было никакой уверенности. Твердая королевская власть, какую ему обещал граф Фларский, и была главной причиной этой войны, но удивительно, что о подобном задумывался Северед, никогда не производивший впечатления человека, заботящегося о будущем Рейнсвальда, не имевший с этим анклавом ничего общего, кроме своего нынешнего сюзерена.
— А вы и так на нем стоите, — усмехнулся Северед, — Знаете, что я понял, пока был корсаром? Что все пацифисты, какие говорят о мире или о том, что можно существовать мирно рядом друг с другом, без постоянного насилия, на самом деле ничего не понимают и не представляют реальности. Несколько раз сталкивался с такими, и видел только, что они росли и жили в условиях, какие слишком далеки от тех, что представляет собой наш настоящий мир. Все, что в нем было создано, куплено ценой большой крови и еще больших жертв…
— Те условия, в каких я рос, тоже слишком далеки от тех, какие знакомы вам и большинству живущих в этом мире. Я никогда не знал, что такое нехватка питьевой воды и еды, не заботился о чистом воздухе, каким дышу, и не думал о крыше надо головой. Все это, ради чего люди порой режут друг друга, для меня было чем-то нормальным и привычным, — пожал плечами Эдвард, — меня растили на совершенно других идеалах, чем те цели, какие сейчас преследую. Идеалы справедливости, чести и гордости… те глупости, каким, оказывается, никто не следует уже долгое время.
— Неужели? Тогда ответьте на один вопрос, — не поверил корсар, — Сколько вам было лет, когда вы убили первого врага? Помните ли вы его лицо? Помните ли, что тогда чувствовали?
— В шестнадцать лет, — кивнул Эдвард, — Орк, в ходе одной из операций на поверхности, когда еще был курсантом. Здоровая серокожая тварь, увешанная черепами предыдущих жертв. Перед нами шла группа зачистки, а потому мы не думали, что кто-то еще оставался там в живых. Он выскочил из-за груды камней и сбил офицера с ног, а потом ударом топора разрубил грудь курсанту справа от меня. Я должен был либо бежать, либо защищаться. И выбрал второе. Оказалось, что силовое оружие намного лучше, чем их примитивные куски металла…
— Видите… Вы убивали. Вам приходилось убивать, чтобы выжить, одного этого случая достаточно, чтобы разбить в прах все теории пацифистов. Нельзя ничего изменить, не приложив к этому насилие, мирными разговорами можно лишь соглашаться и уступать. Что-либо создавать можно лишь твердостью, какую можно поддержать только силой, — уверенно сказал капитан корсаров, тоже глядя на поле боя.
— Интересная теория, — усмехнулся Эдвард, — спасти Рейнсвальд, разрушив его. Скажите тогда, как бы вы сейчас поступили на моем месте? Тарваил Гористар все еще живой, пусть и находится у меня в руках, в статусе пленника. А я поклялся истребить их всех… Я должен его убить, но не могу, чтобы не стать бесчестным убийцей, — он глубоко вздохнул, стараясь разобраться в собственных мыслях.
— Тогда вызовите его на поединок, — предложил Северед, — Предложите ему свободу, если он победит. Я не настолько глубоко разбираюсь в особенностях ваших взглядов на понятие чести, но если сможете убить его в честном бою, никто даже не посмеет сказать, что вы поступили подло.
— Капитан! — Эдвард удивленно посмотрел на него, — Это ведь действительно решение. Поединок чести, где остаться может только один, и только небеса решают, кто же прав, а кто виноват. Конечно, Тарваил опытный и умелый воин, но он наверняка уцепиться за этот шанс избежать позора. И, скорее всего, он меня недооценивает… Капитан! Вы только что избавили меня от тяжелых раздумий, а мне самому, видимо, действительно пора на отдых, раз не вспомнил о таком простом решении, — молодой барон вздохнул и хлопнул корсара по плечу, — думаю, мне стоит предложить Гористару бой лично, тогда у него не будет шансов отказаться. Для него честь тоже не пустой звук… А сейчас, капитан, раз уж вы здесь, то будете сопровождать меня на церемонии прощания с павшими.
— Я предпочитаю больше гуляния по поводу победы, — пожал плечами Северед, поворачиваясь и идя рядом с ним, — но раз уж вы так просите, то отказать вам не смею. Эти люди действительно заслужили того, чтобы им оказал последние почести.
***
Погибших было слишком много, чтобы устраивать церемонию прощания в замке, и потому в этот раз все происходило в открытом поле, на расчищенной территории площадью в несколько гектаров. Тела погибших, завернутые в толстую, пропитанную напалмом ткань, лежали ровными рядами, уходя вдаль на сотни метров, и через каждые тридцать шагов стояли дроиды с факелами, ожидая приказа. Построенные по краям полки в полном составе, с выстроенной позади техникой, высоко задравшей стволы орудий, стояли с приспущенными в знак уважения знаменами. И только ветер шевелил полотнища и меховые воротники парадных солдатских мундиров, многие из которых были ранены, но все равно вышли оказать последнюю честь павшим товарищам. Офицеры, стоявшие на шаг впереди с обнаженным оружием, опущенным к земле, повернули головы вправо, где сейчас показался Эдвард со своей свитой.
— Сегодня мы прощаемся с теми, кто погиб, исполняя данные клятвы, — произнес молодой барон, и его усиленными динамиками голос пронесся над полем. За спиной развевалось несколько знамен Тристанского, Карийского, Камского и Фларского феодов, чьи солдаты участвовали в этом сражении и свой последний покой нашли в земле Тристана, и говорил от имени их всех, — Они показали нам всем, что нет ничего важнее, чем те слова, что мы говорим, давая клятву. Что жизнь лишь маленький отрезок, данный нам, и смерть придет за каждым, и за простым рядовым, и за знатным дворянином, но честь останется и после того, как мы покинем этот мир. И когда предстанем на Небесах, нас спросят, что мы сделали в этом мире, на этой тяжелой земле, нам дарованной? Павшие сегодня с гордостью поднимут глаза и скажут, что они погибли в борьбе за правое дело. Они сражались, не отступив ни на шаг от данных клятв, и наш с вами долг помнить их подвиг. Мы продолжим эту борьбу до победного конца. Война время потерь, но скорбеть о них мы будем во время мира. Сегодня же мы просто прощаемся… — взяв из рук адъютанта факел с дергающимся на ветру пламенем, Эдвард подошел к ближайшему телу. Сложив руки на груди, перед ним лежал Де Адрил, с тяжелыми ранами на плече и на шее. Тел было слишком много, чтобы приводить в порядок каждое, но с него все-таки смыли кровь и переодели в офицерский мундир, правда, без наград и знаков отличия, какие вернут семье павшего. Поднося к телу факел, Эдвард добавил еще несколько слов, но в этот раз уже совсем тихо, предназначенные только для них двоих, — Прощай, старый друг. Мы прошли через многое, и мне очень жаль, что ты не увидишь конца этой войны.
Пламя с легкостью перекинулось с факела на ткань, и горючая смесь вспыхнула ярким оранжевым пламенем, с треском и ревом вцепившись в человеческое тело. Первый вспыхнувший огонь сигналом всем дроидам, стоявшим вдоль рядов павших, тоже опустившим факелы, поджигая ближайшие тела. Ревущее пламя моментально разлетелось в стороны, перекидываясь с тела на тело, растекаясь по всем рядам, яркими всполохами освещая строй солдат и поднимая сверкающие искры высоко в небо, все выше и выше, где-либо наконец-то остывали, либо исчезали из виду. Многие верили, что это поднимаются в небо души погибших, находившие успокоение далеко от этого жестокого мира.
Эдвард, как и все, смотрел в пламя, не отрывая взгляда, и самые различные мысли в этот момент копошились в его голове, пока свет языков пламени отражался на его лице. Он почему-то подумал, что не присутствовал на похоронах Изабеллы, находясь в коме, а когда пришел в себя, ее прах уже отправили в родовую гробницу Карийского бароната. Может быть, всем было лучше, если бы Респир нажал на курок секундой позже, и тогда пули пришлись в его спину, Изабелла осталась жива, а он бы погиб. Тогда не было бы никакой войны, не было кровной мести и всех этих жертв.
Потом мысли вернулись к словам Севереда о том, что сейчас он может изменить этот мир, если прислушается к его словам. Может ли он вообще оправдать такие ожидания? Изменить весь Рейнсвальд, формировавшийся тысячелетиями, прошедший через такое количество войн и конфликтов, что вряд ли можно точно подсчитать. Сколько людей так уже ошиблись, пытаясь создать что-то лучшее, но вместо этого разрушая то, что уже сложилось. Не оставляли после себя ничего, кроме боли, страха и развалин. Пламя раздуть легко, но вот погасить его… Огонь разрушает, и остановиться сам он не может, до тех пор, пока не оставит после себя лишь пепел.
И все же, глядя на бушующее пламя, сжирающее тела его подданных, Эдвард не мог не согласиться, что искры действительно упали на благодатную почву, Рейнсвальд буквально жаждал войны, готовился к ней, и те небольшие конфликты, что время от времени происходили на границах и на поверхности, не могли стать достаточной отдушиной. Сможет ли он превратить пламя войны из разрушительной неконтролируемой силы в очищающий огонь, что изменит Рейнсвальд? Хватит ли у него сил? Или же королевство сгорит в войне, как сейчас сгорают тела павших? На эти вопросы у него не было ответов, не было и уверенности, но почему-то в ней сейчас и не было нужды.
— Войска должны быть готовы выступить по первому требованию, — приказал Эдвард, вернувшись на помост, где стояли другие высшие офицеры, — Через день войска Тристанского бароната выступают к Мысу Харкии, — заложив руки за спину, он снова посмотрел на погребальные костры. За этот год он увидит еще много подобных сцен, и к таким масштабам стоит привыкать.
— А что делать контингентам союзников? — спросил его стоявший рядом командующий флотом Карийского бароната. Его силы тоже понесли серьезные потери в сражении, и сейчас немало карийских матросов сгорало в этом же огне, — У нас есть распоряжение подчиняться вам до возвращения к местам приписки.
— Именно это вы и сделаете, — кивнул Эдвард, не оборачиваясь, — Ваша цель здесь выполнена, и передайте мои самые искренние признания барону за его посильную помощь. Только я не имею права так рисковать и далее, ослабляя гарнизоны союзников вашим присутствием здесь. Как будете готовы, возвращайтесь к местам приписки.
— Значит, Гористары? — спросил Северед, стоявший рядом, — Месть важнее всего остального? — по его интонации нельзя было сказать, одобряет он или нет подобное решение, но осуждать он не торопился.
— Гористары, — кивнул Эдвард, — И, конечно, моя месть, но дело не только в ней. Гористарское графство одно из самых развитых во всем королевстве, а его стратегическое положение позволяет контролировать несколько важнейших магистралей районов королевства, — попытался объяснить свой выбор, — разбив Гористаров в самом начале, мы получим мощную промышленную и военную базу для дальнейшего ведения войны. Не говоря уже о том, что расколем один из сильнейших военных блоков, выступивших против нас, — он еще раз кивнул, — Мне будет приятно убивать членов этого семейства, спорить не буду, но цель далеко не в этом…
— Будьте готовы к тому, что застряв в гористарском феоде, вы рискуете получить удар в спину, — предупредил Северед, — Война на несколько фронтов тем и опасна, что нельзя сосредотачиваться только на одном направлении…