Смитовская идея бережливости подчиняется более фундаментальной идее равновесия, а к последней логически примыкают смежные идеи пропорциональности, замкнутости, самодостаточности и взаимообусловленности экономических процессов. В этом нет ничего принципиально нового: с подобными идеями мы уже встречались в «Экономической таблице» мэтра Кенэ. Однако если физиократы в едином экономическом кругообороте соединяли расходы одних лиц и доходы других, то Смит идет еще дальше. В его концепции бережливость представляет интерес только потому, что она сама подпадает под рубрику расходов.
Другими словами, у Смита бережливость представляет собой лишь один из полюсов в континууме экономического равновесия: на другом полюсе находится понятие «расход». Смит пишет об этом так: «То, что сберегается в течение года, потребляется столь же регулярно, как и то, что ежегодно расходуется и притом в продолжение почти того же времени, но потребляется оно совсем другого рода людьми».
Смит латентно соглашается с тезисом Мандевиля о том, что мот, расточающий свое наследство, выполняет определенную социальную функцию. Только в отличие от Мандевиля Смит не склонен преувеличивать полезность этой функции: «Доля дохода богатого человека, расходуемая им в течение года, в большинстве случаев потребляется праздными гостями и домашними слугами, которые ничего не отдают взамен своего потребления». Здесь, правда, весьма дискуссионным является подведение под одну категорию гостей и домашних слуг, а также явно оспоримым представляется тезис о том, что слуги «ничего не отдают взамен».
Это, впрочем, является следствием того, что знаменитый шотландец четко различал две категории труда и даже развил особую теорию т. н. производительного и непроизводительного труда. Деление труда на производительный и непроизводительный в конечном итоге дало аргументы для марксистской конфликтологии и теории классовой борьбы. Однако в современную эпоху принято считать, что «разграничение производительного и непроизводительного труда, введенное Смитом, – это, пожалуй, одна из самых пагубных концепций в истории экономической мысли».
Вместе с тем данная теория, на наш взгляд, весьма успешно выполняла свою функцию в полемике с имморализмом Мандевиля. В рамках этой теории мы видим, что, сберегая часть своего дохода в качестве капитала, состоятельный человек просто переадресует эти средства другой категории людей, но не праздным гостям и слугам, а т. н. производительным работникам. Последние от первых отличаются тем, что «воспроизводят с некоторой прибылью стоимость своего годового потребления».
Таким образом, бережливый человек от расточителя отличается не только тем, что поддерживает другую социальную категорию людей, но и тем, что капитал бережливого человека как бы неуничтожим и имеет тенденцию постоянно возрастать. Расходы же расточителя окончательны, невосполнимы и, главное, не участвуют в расширенном материальном воспроизводстве. Таков общий вывод Смита, если его рассматривать в антимандевилевской перспективе. Ниже мы увидим, что подобные доводы Смита совсем не убедили Мальтуса, который в какой-то степени продолжил мандевилевскую традицию в английской политической экономии.
Выше было отмечено, что возрастание общественного богатства зависит не только от фактора бережливости, но и от фактора производительности труда. Здесь Смит опять-таки фактически воспроизводит мандевилевскую логику рассуждений, не замечая, вероятно, явной парадоксальности получаемого результата. Так, один из постулатов Смита гласит: ловкость рабочего как следствие специализации и разделения труда в конечном итоге увеличивает общественное богатство. По контрасту, главный тезис Мандевиля гласит: пороки частных лиц суть блага для общества. Лень, т. е. нежелание работать, бесспорно, считается одним из человеческих пороков, хотя и не самым тяжким.
Как бы то ни было, Смит как теоретик трудовой теории стоимости должен был бы осуждать лень как социальное зло. Но вот какой пример он приводит: «К первым паровым машинам постоянно приставлялся подросток для того, чтобы попеременно открывать и закрывать сообщение между котлом и цилиндром в зависимости от приподнимания и опускания поршня. Один из этих мальчиков, любивший играть со своими товарищами, подметил, что если привязать веревку от рукоятки клапана, открывающего это сообщение, к другой части машины, клапан будет открываться и закрываться без его помощи, и это позволит ему свободно забавляться с товарищами».
Данный пример, который вполне мог быть использован Мандевилем для иллюстрации своей доктрины, Смит изящным образом сублимирует и одним махом превращает «лень и разгильдяйство» в фактор прогресса, который связан с тем, что всякий хозяйствующий субъект желает «сократить свой собственный труд». Таким образом, трудовая теория стоимости Смита одновременно является теорией сбережения труда.
Разделение труда, по Смиту, не может быть беспредельным. Оно неизбежно ограничивается емкостью рынка. «Когда рынок незначителен, ни у кого не может быть побуждения посвятить себя целиком какому-либо одному занятию ввиду невозможности обменять весь излишек продукта своего труда, превышающий собственное потребление, на нужные ему продукты труда других людей». Теория разделения труда фактически преодолевает социальную доктрину физиократов, которые воспринимали общество как иерархию, состоящую из поставленных друг на друга классов.
Поразительным образом, Смит не смог сделать из этой теории общедемократических выводов. Более того, в дальнейшем изложении он фактически противопоставил этой теории доктрину о производительном и непроизводительном труде (см. выше). Другими словами, в рамках названной доктрины Смит остается в плену физиократизма и «никак не может разделаться с вопросом о различии между производительными и непроизводительными работниками».
Влиянием физиократизма объясняется и другой известный дефект политической экономии Смита, а именно особая роль, приписываемая земледелию в вопросе создания общественного богатства. Смит ошибочно полагал, что в мануфактурном производстве все делает человек (как будто нет силы ветра, воды, пара и т. п.). Только в земледелии, по мнению физиократов и Смита, природа помогает человеку. Отсюда, по Смиту, и «разгадка» природы земельной ренты. Теория ренты является наиболее слабым звеном его доктрины. В ренте земли овеществляется «труд природы», который землевладельцу достается даром, но который имеет «ценность такую же, какую имел бы продукт самого дорогого рабочего».
Вообще с темой земледелия связано много дискуссионных постулатов доктрины Смита. Так, он безосновательно считал, что для преумножения богатства предпочтительнее развитие сельского хозяйства, а не промышленности. Менее дискуссионным является его мнение о том, что с развитием народного хозяйства цены на промышленные товары имеют тенденцию снижаться, а на сельскохозяйственные продукты – расти. Далее, он утверждал, что «главной причиной быстрого развития богатства и роста наших американских колоний явилось то обстоятельство, что почти все их капиталы прилагались до сих пор к земледелию». Позднее тема земледелия в трудах Томаса Мальтуса и Давида Рикардо и вовсе приобрела характер особой интеллектуальной паранойи в виде теории земельной ренты (см. ниже).
1.3. Теория располагаемого труда
С методологической точки зрения труд Смита интересен тем, что он представляет собой хронологию того, как методологический монист во многих принципиальных вопросах вынужден делать уступки дуализму. Так, интеллектуальная честность и твердое следование фактам заставили Смита в важнейшем вопросе о причинах общественного богатства встать на позиции дуализма. В самом деле, если мы внимательно проследим главную «трудовую» мысль Смита по всей книге, то мы придем к выводу, что сторонник монистического метода, желающий все многообразие экономических явлений свести к понятию «труд», само это понятие в конечном итоге раздваивает. На наш взгляд, этот парадокс связан не столько с непоследовательностью Смита, как, вероятно, думал Давид Рикардо (см. ниже), сколько с объективной необходимостью различать два аспекта труда.
С одной стороны, труд можно рассматривать как затратный масштаб, необходимый для создания определенной суммы жизненных благ. Тем самым затраченный труд обеспечивает выживание определенного человеческого коллектива. Лишь во вторую очередь он определяет возрастание общественного богатства. Рост производительности труда при этом не всегда является первоочередной задачей: затраты человеческого труда могут быть нацелены на производство определенной массы потребительных ценностей. Такова ситуация в нерыночной системе хозяйства (например, в т. н. административно-командной системе). Понятие «затраченного труда» само по себе не является рыночной категорией. Каким-то образом оно является рефлексивным по отношению к понятию «потребительная ценность». Другими словами, если потребительная ценность продукта очень высока, т. е. без него никак нельзя обойтись (например, питьевая вода), то затратным аспектом труда в какой-то степени можно пренебречь: такой продукт все равно будут производить.
Однако в условиях рынка ситуация радикально меняется: потребительная ценность вещи может быть реализована лишь в форме меновой стоимости товара. В условиях рынка «каждый человек живет обменом или становится, в известной мере, торговцем, а само общество превращается, так сказать, в торговый союз». Труд в этих условиях коммерциализируется: он тем более производителен, чем менее затратный и более специальный характер он приобретает. Разделение и специализация труда позволяют поставлять на рынок все более разнообразные и многочисленные товары. В этом случае минимизация затрат при производстве отдельной штуки продукции удешевляет себестоимость этой штуки, так как появляется возможность за прежнее время изготовить уже не одну, а несколько штук (comен, тысяч и т. д.) товара.
Вместе с тем как объем, так и сама возможность меновых операций зависят от того, каким трудом располагает тот или иной хозяйствующий субъект. Здесь Смит вводит новое понятие, а именно «располагаемый труд» (labour commanded). «Каждый человек богат или беден в зависимости от того, в какой степени он может пользоваться предметами необходимости, удобства и удовольствия. <…> Он будет богат или беден в зависимости от количества труда, которым он может распоряжаться или которое он может купить». Здесь мы опять встречаемся с концепцией сбереженного труда. В этом контексте богатство человека состоит в способности избавить себя от труда и усилий и «возложить (их) на других людей». Что касается термина «располагаемый труд», то он понадобился Смиту для того, что закрепить отличие материального производства в развитом обществе, где преобладает как раз располагаемый труд, от производства материальных благ в малоразвитом обществе, где господствует затраченный труд.
Далее, Смит, вероятно, первым столь подробно проанализировал эволюцию цены товара, в ходе которой у этой цены появились т. н. составные части (затраты на труд + процент с капитала + земельная рента). Некоторая сложность с этими понятиями заключается в том, что Смит никогда не предупреждает читателя о том, в каком именно смысле он говорит о труде. Так, начало своего трактата он открывает размышлением о «годичном труде каждого народа». По современной терминологии это можно назвать трудом в макроэкономическом смысле. Однако когда Смит впервые вводит понятие располагаемого труда, он имеет в виду труд отдельно взятого индивида. По современной терминологии это можно назвать трудом в микроэкономическом смысле.
«В обществе первобытном и малоразвитом, предшествовавшем накоплению капиталов и обращению земли в частную собственность, соотношение между количествами труда, необходимыми для приобретения разных предметов, было, по-видимому, единственным основанием, которое могло служить руководством для обмена их друг на друга». Однако ситуация меняется, когда «в руках частных лиц начинают накопляться капиталы, некоторые из них естественно стремятся использовать эти капиталы для того, чтобы занять работой трудолюбивых людей, которых они снабжают материалами и средствами существования в расчете получить выгоду на продаже продуктов их труда или на том, что эти работники прибавили к стоимости обрабатываемых материалов. <…> При таком положении вещей работнику не всегда принадлежит весь продукт его труда… он должен делить его с владельцем капитала (курсив везде мой. – С. К.), который нанимает его».
Смысл дихотомии: затраченный труд – располагаемый труд, на наш взгляд, заключается в перспективе: в первом случае мы рассматриваем цену произведенного товара с точки зрения непосредственного производителя, т. е. наемного работника; во втором случае мы рассматриваем цену товара в перспективе капиталиста. Здесь, правда, мы сталкиваемся еще с одной неточностью, характерной для всего классического периода политической экономии. Дело в том, что ни Адам Смит, ни Томас Мальтус, ни даже Давид Рикардо, строго говоря, не различали предпринимателя, с одной стороны, и капиталиста, с другой. Последовательное разграничение этих понятий было осуществлено значительно позже и не английскими, а континентальными экономистами.
В частности, значительную часть своего творчества посвятил этой проблематике Йозеф Шумпетер. Классики обычно называли капиталистом того, кто в современной терминологии является предпринимателем, деловым человеком. Капиталист же в современной терминологии – кто угодно, располагающий некоторым избытком капитала, как правило денежного, и предоставляющий этот избыток в пользование другому лицу, как правило коммерческому банку.
Другими словами, мелкий вкладчик – это тоже капиталист, но не о таких капиталистах говорят Смит, Мальтус и Рикардо. Для них понятие «капиталист» означает, прежде всего, собственника основного капитала (см. ниже). Из дихотомии затраченный труд – располагаемый труд возникает нетривиальная проблема, над которой потом будут биться многие экономисты, прежде всего Мальтус, Сисмонди и Сэй. Речь идет о том, что в рамках указанной дихотомии сумма затраченного труда нации всегда будет выше суммы располагаемого труда нации.
Интересно, что данный тезис классической экономии можно рассматривать как своеобразный аналог второго начала термодинамики, т. е. закона о необратимом возрастании энтропии или – в более узком смысле – закона об одностороннем и необратимом перетекании энергии от более горячего предмета к менее горячему. Соответственно, для поддержания постоянной температуры «горячего предмета» необходимо тратить такое количество энергии, которое уже включает массу неизбежной потери энергии, ее бесполезное «растворение» в более холодной окружающей среде.
Таким образом, с учетом рассмотренной термодинамической аналогии можно предположить следующее: для того чтобы поддержать желаемый объем и диверсификацию располагаемого труда нации, необходимо обеспечить (существенно) превышающий объем затраченного труда нации. С развитием производительности и системы разделения труда его затратный характер для нации остается первичным, или базисным. Располагаемый труд нации – это своеобразная надстройка над объемом и характером затратного труда. Субъекты по преимуществу затраченного труда (например, грузчики, дорожные строители самой низкой квалификации и т. п.) находятся в самом низу социально-экономической иерархии. Субъекты по преимуществу располагаемого труда (например, собственники ТНК и глобальных финансовых учреждений) находятся на самом ее верху.