Народная мудрость планеты Джунглей
Филиппов не спешил и двигался совершенно бесшумно, все время к чему-то прислушиваясь. Валерий, городской житель, доверился спутнику и шел за ним по проторенной тропе, не особо задумываясь о цели. Он тоже с удовольствием вслушивался в лесные шумы, как звуковые, так и ментальные. Даже без зверей и птиц о'кхнейр больше не казался мертвым и безмолвным. Где-то вдалеке чавкала трясина, капала, стекая с листьев, вода. Нет, не вода, наверное, какая-то другая жидкость, но Седову было лениво гадать, да и не хотелось отвлекать колониста глупыми вопросами, и он сосредоточился на поиске разума, горько сожалея о потерянном биосканере.
Если верить Филиппову, тропинка должна была привести к большому лагерю квайров, а эмофон такой толпы легко не спрячешь. Но все попытки поймать отголоски мыслей и чувств заканчивались неудачей: в ментале "слышался" лишь однообразный фон о'кхнейра, в котором порой мелькали неясные тени, неотделимые вкрапления эмоформ, ни к чему привычному отношения не имеющих. Лес или мешал восприятию, или настойчиво подавлял эмоции несчастных. Возможно, они находились очень далеко. Или - Валерий не мог отбросить и такого варианта - бедняг уже не было в живых. Но что-то было, что-то мыслило и чувствовало в самом лесу, и, казалось, еще одно усилие, и это что-то прорвется, хлынет потоком, но пока... Нет, ничего не происходило.
Задумавшись, Валерий машинально сорвал с черно-синего куста крупную ягоду, бросил в рот и, не разжевывая, проглотил. Филиппов, обернувшийся на шорох "стрельнувшей" ветки, замер в полуобороте, с непередаваемым выражением уставившись на землянина.
Седов, пораженный собственной неосторожностью, неловко развел руками. Он нарушил одно из первых правил контактника - не прикасаться ни к чему неизвестному, и, главное, к чужой еде, не проверенной анализаторами комма или адаптера.
Валерий немедленно вспомнил, как на Детском мирке на спор пробовал веганские деликатесы, совершенно отвратительные на вкус. Однако он хорошо понимал возмущение колониста. Хотя... чья тут на самом деле была вина? Чего он тупит? Да это же элементарная манипуляция леса!
На самом деле телу землянина, защищенному внутренним адаптером и способностями метаморфа, инопланетное лакомство практически ничем не грозило. А вот сознанию... Подействовал же на него на губернаторском приеме райх! Но теперь после, можно сказать, кровавого братания с черным лесом, тот, похоже, пытался таким образом внушить пришельцу идею о своей безопасности.
Посланник вспомнил свои ощущения, сосредоточенность на поиске разума и словно бы ментальный толчок, внутреннее, или, скорее, внешнее побуждение - и так вовремя подставленная кустом заманчивая ягода. Но как лес умудрился обойти мощнейшие ментальные блоки и заставить его совершить ошибку? И ведь ягода хнейра отнюдь не относилась к мерзким на вкус, но безвредным, вернее, легко поддающимся обезвреживанию, веганским хфурсам или йукхам! Филиппов упоминал, что это сильнейший фроггский ментальный стимулятор. А для человека, скорее всего, ядовитый психотроп.
Однако застывшее на лице колониста выражение не было вызвано удивлением или возмущением. Скорее шоком. Филиппов постепенно расслабился, не сводя взгляда с землянина, потом сорвал с куста большую ягоду, внимательно принюхался, зачем-то взвесил синий шарик на ладони и отбросил в сторону. Потом, наконец, не удержался от вопроса:
- Ну и как оно?
- В смысле? А эти..., - переспросил Валерий, проводив сожалеющим взглядом брошенную ягоду: небо запомнило вязкий, но довольно приятный терпкий вкус. Ему ведь так и не удалось толком поужинать. Да и неизвестно, сколько часов назад это было.
- Ничего. Кисловаты немного.
В ответ колонист зашелся приступом неодолимого хохота.
- Кисловаты - га-га-га - ой, - га-га-га - рассказать кое-кому бы!
Седов терпеливо ждал - реакция спутника больше походила на истерику, и вмешиваться не имело смысла. Филиппов, в конце концов, успокоился сам.
- А ты вообще кто? Человек или еще кто-то? - поинтересовался он.
- Что ты хочешь сказать? - насторожился Валерий. Напарник слишком близко подошел к правильному ответу, а обстановка не располагала к выяснению отношений. Но колонист не стал тянуть с объяснениями.
- Они, видишь ли, ягоды эти до сих пор считались абсолютно смертельными для всех земных организмов. Вся живность, на которой Степан Корнилов проверял хнейр, сдыхала мгновенно и в муках. А ты говоришь - кисловаты! - Игорь вновь зашелся в коротком приступе смеха, но быстро взял себя в руки и покачал головой. - Ты бы видел бедных свинушек!
- А на людях тоже испытывали? - сообщение показалось интересным, но не полным. - Можно ведь было попробовать и с адаптерами.
- Никто, понятно, не рискнул, даже с адаптерами, - ответил Тагор. - Добровольцев не нашлось. А если кто и испытывал, не на добровольцах, то результаты, понятно, остались тайной. А были бы успешны, так молчать не стали бы. Крохотные дозы хнейра человек может выдержать точно - ведь пил же ты отравленный райх. Но сожрать целую ягоду! Такое безболезненно не сойдет и истинному жаббсу. И ты, кстати, не представляешь, сколько стоит такая штука на Фрогге.
- Ну, здесь-то она ничего не стоит. И я с лесом кровью поделился. Можно сказать, братья, - Валерий задумчиво уставился на ягоды, с трудом подавляя желание съесть хотя бы еще одну. - А вот зачем это ему нужно?
- Лесу? - намек Филиппов понял мгновенно. - А ведь точно! Ты ведь давно не мальчик, чтобы дрянь всякую в рот тянуть, а наоборот, можно сказать, профессионал. Да и правда, - он с новым интересом взглянул на посла. - Ты что, совершенно ничего не чувствуешь? Новенького там, необычного? Давай-ка пару минут постоим, отдохнем, лес послушаем.
- Тоже верно, - согласился Седов. Не ожидая ничего особенного, он погрузился в эмофон леса. В акустике все так же капала "вода" и чавкало болото, хрустели ветки - отчего бы? - наверное, сгибались под собственным весом. А вот в ментале медленно сгущались, концентрируясь, тени, подтягиваясь все ближе, сливаясь в уже привычный планетарный эмофон о'кхнейра, но усиленный вдвое, втрое, многократно!
Седов прикрыл глаза - сейчас он все прекрасно видел иным, внутренним зрением. Совсем рядом пылал зелеными сполохами яркий сгусток жизни - Филиппов. Валерий явственно ощутил жадность леса. Зеленый комочек жизни был необыкновенно вкусной пищей! Но - недоступной. На нем лежал запрет, древний, нерушимый, идущий с тех времен, когда деревья о'кхнейра только обрели примитивный разум и научились различать своих и чужих. Запрет, мешавший им пожирать друг друга. Филиппов был "своим", и он, Седов, тоже.
Валерий от удивления на мгновения приоткрыл глаза, взглянув на спутника, наблюдавшего за ним с отстраненным интересом. Ядовитый лес обладал разумом? Так ведь все указывало на это с момента ритуала! И Филиппов знал! Кто стал бы брататься с безличным дубом или березой? И колонист заключал договор не с отдельным организмом, а с единым разумом о'кхнейра. И только он, Седов, откровенно тормозил. Но сейчас еще не пришло время для сожалений и философских раздумий - где-то рядом мелькали чуждые огоньки разума. Лагерь квайров? Но почему же их так мало?
Валерий вновь погрузился в транс. Ближайший к ним сгусток жизни слабо мерцал неподалеку. Километрах в двух - трех, - автоматически подсказало подавленное сознание. В отличие от Филиппова, чужака окутывала синеватая аура, едва отличимая от лесного фона - разве что по насыщенности жизнью - но и она светилась слабо, очень слабо. Валерия подвело естественное желание помочь, поддержать, он устремился к синему комочку жизни, подошел близко, чересчур близко - и, увлекшись, поплыл.
"Ничего не вышло... Все было зря, лес обманул... а ведь обещал. И Майра, брат, погиб напрасно, пожертвованный о'кхнейру во имя племени... А ведь он, Тайхья, считался лучшим молодым шаманом квайров, великий Нхьао лично отправил его с группой рабочих, чтобы выяснить судьбу пропавших... Потому что небесные гости платили много - и не только рабочим, платили вождям, шаману, дарили полезные и красивые вещи семьям избранных - когда кто-то не возвращался. Но не возвращались слишком многие, а те, кто возвращался, умнели, но все равно ничего не могли объяснить.
А небесные гости не скупились, и находили все новые объяснения, и только старый Нхьао все время спорил с вождями, с самого начала. А потом забеспокоились и вожди, потому что все больше и больше созревших мужчин увозили с собой небесные вербовщики и их махью, неживые помощники. И почти никто не возвращался, и однажды Нхьяо сказал - "Тайхья, ты уйдешь в небо с другими. Я вкусил ирли и увидел: ты найдешь помощь и вернешься с ответом". И я, Тайхья, поверил, и узнал, и сумел бежать, а теперь все пропало, все кончено, потому что..."
Из транса Валерия вырвала пощечина.
- Извини, - без всякого раскаяния сказал Филиппов, когда он очнулся. - Тебя куда-то занесло слишком далеко. Что ты увидел?
- Этот парень, он квайр, какой-то шаман. Завис вон там, в паре километров отсюда, похоже, совсем плох, но еще держится. Мозги сохранил, - Валерий показал направление, потом потер щеку и посмотрел на колониста так, что тот невольно отступил.
- Эй, ты чего? Ты что и правда, злишься? По- другому было нельзя.
- Уже нет, - умом Седов понимал, что в сложный момент колонист выбрал самый очевидный выход, но подсознание Лерки с Детской планеты решительно возражало. - При случае верну.
- А, это ладно, - с облегчением усмехнулся колонист. - Хоть сейчас. Я тебе и вторую щеку подставлю, если все хорошо кончится. Так что там, с шаманом?
- Надо спешить, - Валерий вскочил и зашагал первым, сразу определившись с направлением - и лес охотно расступался перед ним. - Квайр держится из последних сил.
Теперь они почти бежали, но хотя Седов и шел впереди, первым опасное сплетение ветвей заметил Тагор. Не раздумывая, он подскочил к ближайшему черно-синему гиганту и, глухо пробормотав: - Гулять, так гулять, - выхватил нож и полоснул себя по щеке. Филиппов прижался раненым местом к проплешине на темном стволе, обняв его руками, не обхватившими и половины - и замер, как зачарованный.
Время потекло мучительно медленно. Как ни пытался Седов прощупать эмофон, чтобы почувствовать реакцию леса, войти в прежний транс не получалось - он был выбит из колеи неожиданным ментальным контактом. Прождав несколько минут, которые показались годами, Валерий осторожно высвободил из руки товарища нож, и повторил ритуал братания. Здраво рассудив, что величина разреза значения не имеет, а крови лес все равно возьмет столько, сколько захочет, он сделал надрез на пальце и поднес его к усыпанному ягодами кусту, прижав к самой толстой ветке. Потом сорвал еще одну ягоду, проглотил и мысленно проорал:
- Отпусти его! Слышишь, деревянный? Отпусти немедленно! Их обоих! А то я!
Он даже не знал, чем пригрозить, да и вряд ли подействовала именно угроза, но ветви, сжимавшие неподвижную тушку квайра, медленно заскрипели, расплетаясь.
Валерий не поверил глазам, когда могучий ствол, словно под порывом сильнейшего ветра - да право, существовал ли во вселенной такой ветер? - резко отклонился в сторону. Филиппов, отпущенный прожорливым гигантом, рухнул бесчувственным телом на плотный слой перегноя у подножья дерева.
В растительную грязь рядом с колонистом демонстративно пренебрежительно - Седов мог бы поклясться, что уловил в эмофоне о'кхнейра раздраженное презрение к слабакам, отнявшим желанную добычу, - выбросило тщедушного зеленокожего гуманоида, лягушечья физиономия которого и впрямь походила на фроггскую маску.
- И вот что мне теперь с вами обоими делать? - Седов растерянно обошел вокруг двух неподвижных тел. У него не было даже аптечки, да и целительством он никогда не злоупотреблял.
В тщетных поисках помощи, он вновь попытался сосредоточиться, и, влившись в знакомый эмофон, вдруг понял, что замеченные во время первого транса еще три горячие точки перестали сохранять неподвижность. Сейчас они активно двигались по лесу без всяких затруднений и совершенно точно направлялись прямо к их увеличившемуся отряду. Ни один из замеченных сгустков не имел ни зеленого ореола Филиппова, ни синеватого свечения квайра. Двое дальних были чем-то похожи и светились тусклой мертвенно-розовой мутью. Один, самый стремительный, приближавшийся с завидной скоростью, пылал цветными разводами такой знакомой яркости, что Валерий, не колеблясь, вынес вердикт - веганец! Что он тут делал, как оказался в лесу, можно было выяснить позже. Но Седов на мгновение ощутил невероятное облегчение - может быть потому, что за полную приключений жизнь привык видеть в сородичах Гадюки надежных друзей и союзников.
Однако скользнувший на поляну змей оказался вовсе не могучим красавцем-альфой, не мудрым бетой или еще более опасной и сильной самкой. Яркий и блестящий, но едва ли метровый хрупкий гамма многозначительно присвистнул при виде землянина в компании двух полутрупов и, словно походя, не задерживаясь, швырнул Седову запасную аптечку, стремительно удаляясь прочь по тропе.
- Держи, - бросил он на космолингве. - И надолго не задерживайся. Скоро убийцы будут здесь. Они гонятся за мной.
- Эй! - посланник без труда нашел в аптечке нашлепки универсального стимулятора, и, быстро содрав растворимые оболочки, одну приклеил прямо на резаную рану Филиппова, а вторую - на лапу квайра, о физиологии которого не имел ни малейшего представления: поможет, так поможет, нет - все равно лучше, чем ничего не делать.
Сейчас казалось более важным хоть ненадолго задержать гамму, попросить о помощи.
Конечно, фроггсы - старшая раса, почти уровня J, не Земле чета, - мелькнула соблазнительная мысль. - А только Вега-то почти на два класса выше, далеко продвинутый "L". И парень точно знает, как спастись от убийц, кто бы они ни были. Это, наверное, те, розовые. Вот только кто этот гамма и зачем он здесь - спасатель, беглец, суицидник?
Валерий знал, что в веганскую семью, кроме самки, входили три самца: альфа, бета и гамма - но вот только последний очень ненадолго. Беты славились техническими, финансовыми и дипломатическими способностями, альфы составляли костяк различных служб, в том числе военных и правительственных. Гамма - самцы предназначались для внутреннего оплодотворения: чтобы произвести нормальное потомство, веганская невеста должна была на свадьбе проглотить третьего жениха. Переваривание стимулировало выделение необходимых гормонов и в дальнейшем обеспечивало оставшейся тройке нормальную семейную жизнь на долгие годы.
Жестокой природе нельзя было отказать в последовательности: в то время как остальные веганцы считались в галактике долгожителями, организм гамма-самца, рассчитанный в среднем на тридцать-сорок лет созревания, несмотря на все достижения науки, редко выдерживал больше пятидесяти лет жизни. Разумеется, в том случае, если несчастный отказывался исполнить свое биологическое предназначение.
Проблема "быть или не быть", как таковая, возникла на высоком уровне развития веганской цивилизации. Сейчас производство искусственных гормонов позволило заменить процедуру реального заглатывания третьего жениха биоимитацией. Попытка обмануть природу добром не кончилась. Сначала у неполноценных семей перестали рождаться девочки, затем, в следующих пометах, появлялись только гамма-самцы - для компенсации недостающего.
Говорили, что в момент заглатывания гамма-самцы испытывают величайшее наслаждение и умирают в пароксизме блаженства. Несъеденный же гамма по истечении периода зрелости становился несчастнейшим существом, терзаемым разнообразными несчастьями и болячками, которые в конечном итоге сводили беднягу в могилу всего лишь лет на десять позже назначенного. Это заставляло многих решаться на брак. А кое-кого на самоубийство. Ну и, конечно же, выбор определяла любовь, о которой так много говорилось в написанных гаммами веганских стихах.
Изначальная обреченность на недолголетие развивала у гамма-самцов множество талантов и стремление к активной самореализации. Лучшими веганскими учеными, писателями, поэтами всегда были гаммы. И самки.
Но были и такие, кто любыми путями пытался избежать обреченности - метаясь по галактике в поисках забвения, они избирали невероятно изощренные способы прощания с жизнью. Его новый знакомец, возможно, был из таких.