— Их можно понять, — пробормотал Кристоф, но, встретившись с прищуренными глазами Ульрики, поспешно исправился: — Я за трагедию, а не о межгрупповых терках.
Девушка лукаво улыбнулась, и сердце мужчины сделало кульбит, пропустив очередной удар: он так соскучился по этой улыбке, что на какое-то время даже позабыл, какова она. Нежная, чарующая, обольстительная… Как и та, что сидит рядом.
Взгляд Шнайдера упал на аккуратную клумбу из махровых роз нежно-кремового цвета, и безумная идея, достойная прыщавого подростка, ударом молнии пронзила его сознание. Вскочив с места, Кристоф, воровато оглянувшись, аккуратно надломил стебель ближайшей к нему розы, напрочь игнорируя изумленный возглас кареглазой шатенки, которой она предназначалась.
Вернувшись на место и протянув Ульрике цветок, благоухающий густым ароматом, но с истерзанным стеблем, мужчина чмокнул визави в щеку и произнес:
— Это тебе!
— А с чего бы это вы, герр Шнайдер, обрываете клумбу, как шкодливый подросток? — и снова улыбка, от которой хочется прыгать. Или взлететь.
— Просто так!
— Хм… ну, ладно. Теперь, пожалуй, мне надо домой.
— Я провожу, — что ж, именно такого ответа и ожидала Ульрика, да и Кристоф не был готов расставаться с ней.
«Не сегодня. Не сейчас. Не в этом мире» — пролетела мысль, когда пара двинулась прочь из парка, к дому Шмидт.
***
Дверь захлопнулась, и Ули, не снимая туфелек, звонко цокая по полу, побежала искать вазу. Кристоф снял свою обувь и аккуратно поставил на полочку. Задумался, что ни разу так не поступал, пожал плечами и пошел в гостиную. Девушка уже налила воду в простую стеклянную вазочку без рисунка, растворила в ней таблетку аспирина (чтобы цветок дольше стоял) и взяла в руки стебель.
— Ай, черт! — воскликнула она, выронив цветок и уставившись на уколотый острым шипом палец, на котором уже выступила алая капелька крови. Тихо застонав от собственной неосторожности, Шмидт повернулась в поисках аптечки, но наткнулась на Шнайдера, стоящего прямо за ее спиной. – Ой, извини, я тебя не…
Кристоф взял ладонь Ульрики и поднес ее к губам, снимая поцелуем бусинку крови. Это был настолько интимный жест, что девушка вспыхнула, но руку не убрала. Губы Шнайдера, казалось, оставляли на ее коже огненный след, убирая зудящую боль от укола и оставляя взамен будоражащие нервы ощущения — словно сотни маленьких иголочек пробирают от кончиков пальцев до корней волос. Не останавливаясь на достигнутом, мужчина легонько провел губами по ладони, нежной коже запястья, где учащенно бился пульс…
Когда он поднял голову, Ульрика смотрела на него затуманенными глазами, в которых одновременно читались и изумление, и смущение, и страсть. Желание пересилило здравый смысл, и Кристоф притянул девушку к себе, властно положил руку на тонкую талию. Его губы завладели ее, и Шмидт, потянувшись навстречу, всем телом прижалась к мужчине, обняв его за шею. Ощущения, полные нежности и игривой ласки, накрыли девушку с головой. Мужчина словно играл с ней, покусывая нижнюю губу, проводя по ней языком, затем снова вторгаясь во влажные глубины. И Ульрика отдавала всю себя, податливо прижимаясь и бездумно перебирая волнистые жесткие пряди волос Шнайдера.
Кристоф на мгновение оторвался от губ, чтобы продолжить покрывать легкими поцелуями лицо возлюбленной, спустился ниже, покусывая шею. Девушка откинула голову назад, закусив губу. Полные экстаза и предвкушения ощущения застилали взгляд, обещая продолжение. А когда Шнайдер долгим поцелуем впился в нежное основание шеи у плеча, все было позабыто. Все, кроме этого мужчины, сумевшего воспламенить ее.
Словно читая ее мысли, Кристоф поднял Ульрику на руки и понес ее в спальню. Уложив ее на край кровати, он устроился сверху, поглаживая ее лицо руками и нежно целуя. Затем он снова спустился к шее, поцеловал трепещущую выемку между ключицами и, чуть оттянув эластичный ворот черной футболки, осыпал поцелуями открывшийся участок обнаженной кожи. Девушка задвигалась под ним, пытаясь освободиться от сковывающей движения одежды. Шнайдер помог ей, и вот футболка уже отброшена в сторону, открывая взгляду мужчины полные груди, чуть приподнятые чашечками бюстгальтера. Кристоф чуть сжал их, а затем провел языком по нежной сливочно-белой коже, словно пробуя ее на вкус. Ульрика провела ладонью по его лицу и голове, словно поощряя дальнейшие действия, и мужчина, словно вспомнив что-то, поспешно снял с себя футболку. Прикосновения обнаженной мужской кожи к женской, еще прохладной, были поистине божественными. Девушка чувствовала, как ее груди и живота касаются курчавые мужские волосы, и от этого ее возбуждение только росло. Она не сдержала стон, чуть выгнувшись в его объятиях, и Кристоф усмехнулся: это был знак, что он движется в верном направлении.
Двинувшись ниже, к плоскому животу, Шнайдер наткнулся на резинку черных леггинсов. Немного поиграв с ней, мимолетными движениями касаясь кожи живота, он стянул и их. Ульрика помогла ему сначала со своей одеждой, а затем и с его джинсами, всего на мгновение ощутив мощь его возбуждения. Когда вся одежда, кроме белья, уже валялась бесформенной кучкой на полу, Шмидт внезапно перехватила инициативу, оказавшись сверху. Сквозь тонкую ткань ощущая напряжение мужчины, она провела руками по коротким курчавым волосам на мужской груди, и наклонилась, чтобы поцеловать его. Водопад каштановых волос накрыл Кристофа, и он задохнулся от пыла, с которым его целовала девушка, и от нежного жасминового аромата, окружившего ее.
Ульрика ноготками пощекотала коричневые соски мужчины, и он, с тихим рычанием перевернувшись, подмял ее под себя:
— Что ты делаешь… — прошептал он ей, обдавая ухо горячим дыханием. Одним щелчком расстегнув застежку бюстгальтера, находившуюся, к счастью, впереди, Шнайдер освободил упругие груди, тут же обхаживая их языком и пальцами.
Ульрика от экстаза закусила губу так, что почувствовала во рту привкус крови. Она уже хотела большего, все ее естество вопило об этом. И снова Кристоф понял ее намеки, поглаживая округлые бедра, поигрывая тоненькой кромкой стрингов. Мгновение — и девушка лежит среди простыней абсолютно обнаженная. Чуть согнув ее ноги в коленях, мужчина занялся ее внутренней поверхностью бедер, поглаживая, целуя, проводя языком. И Ульрика буквально воспарила от этих ощущений, забыв даже о том, кто она. Только телесные ощущения, только мужчина рядом с ней.
И тут он отстранился. Девушка почувствовала, что снова вернулась в реальность. Чувство опустошенности, неудовлетворение нахлынуло на нее, но всего на миг. Ведь именно тогда они слились в одно целое, и мир взорвался на тысячу сияющих осколков…
***
Они лежали рядом, прикрытые тонкой влажной простыней. Ульрика удобно устроилась на его мерно вздымающейся груди, а Кристоф приобнимал ее за плечи, кончиками пальцев поглаживая кожу. Испарина на их телах давно высохла, но удовлетворение от произошедшего до сих пор их не покидало.
Шмидт первая подняла голову и, улыбаясь, посмотрела на Шнайдера:
— Это было нечто.
— Я и сам не ожидал, что будет так…
— Так волнующе, страстно и…
— …неожиданно, — закончил за нее мужчина и снова перевернул ее, оказавшись сверху. Ульрика устремила на него свои смеющиеся, сияющие глаза, и Кристофа снова словно опалило огнем:
— Я люблю тебя… — прошептал он прямо ей в губы, прежде чем они снова начали второй раунд.
***
Флаке сидел на кровати в своем номере, нервно перебирая пальцами. Ему было откровенно скучно.
«Ни Пауль, ни Олли, ни даже Дум не вернулись со своих гулянок. Тилль и Риха надираются в баре. А я что? Должен встречать счастливых влюбленных с чашечкой горячего кофе?»
Кристиан хмыкнул и поднялся с места. Поправив очки, он решительно двинулся в сторону двери.
— Пойду прогуляюсь, — буркнул он себе под нос и вышел из номера, напоследок громко хлопнув дверью.
========== А поутру они проснулись… ==========
Моника проснулась на рассвете. Сладко потянувшись, она привычно выключила будильник и села на кровати, припоминая, что же произошло вчера. Тут же неглубокая складка прорезала ее переносицу, едва из гостиной послышался звук приглушенного храпа. Однако девушка тут же успокоилась, вспомнив, что там, на диванчике, примостил свои телеса Пауль. Она с улыбкой вспомнила, как после ужина уговаривала его остаться в гостиной, сославшись на то, что к вечеру у нее болела голова. Совесть по этому поводу не мучила Райан — голова в районе затылка и впрямь болела. Такое часто наблюдается: чем бы ты ни болел, что бы у тебя ни болело — к вечеру становится хуже, да так, что караул кричи.
Девушка резво подскочила, заправила постель и, бросив беглый взгляд на часы, побежала в ванную и собираться на работу. Она не особо утруждала себя ходьбой на цыпочках — наоборот, было бы здорово, если бы Ландерс тоже поднялся. Но мужчина сладко похрапывал на диване, напрочь игнорируя все звуки, издаваемые Райан в процессе сбора.
Наконец, когда до выхода оставалось еще пятнадцать минут, Моника принялась будить спящего музыканта. Резко раздвинув шторы и впуская в квартиру солнечный свет, она пропела:
— Проснись и пой, Пауль, он же Хайко, он же Хирше, он же Ландерс!
Мужчина недовольно застонал и, приоткрыв один глаз, пробормотал, прикрывая лицо ладонью, словно козырьком:
— Издеваешься?
— Ага! — жизнерадостно подтвердила Райан, взбираясь с ногами на диван и становясь на четвереньки, нависая таким образом над сонным мужчиной. Солнечный свет, вливающийся в окно, словно ореолом осветил выбившиеся из хвостика волосы девушки, создав видения нимба.
— Ты прямо как ангел, — промурлыкал ритм-гитарист, протягивая руки, но Моника ловко избежала его объятий.
— Ну, я бы так не сказала. Встава-а-ай, не то я на работу опоздаю.
— А я тут при чем? — Ландерс приподнялся на локте, нехотя сгоняя с себя остатки сна.
— При том, что я не могу оставить тебя в своей квартире; более того, тебя уже заждался уютный номер в Брейкерсе. Если ты хочешь попасть туда со мной, придется поднять свое бренное тело и потащить вслед за мной, в гостиницу.
— Окей.
Пауль принял сидячее положение и произнес:
— А что мне за это будет?
Моника удивленно вскинула брови:
— А что, тебе нужна премия?
— Да. Хороший утренний поцелуй, — хитро сощурился мужчина, подставляя губы.
— Ну, если только поцелуй… — начала Райан, но Ландерс поспешно и как-то оскорбленно перебил ее:
— На большее я пока не претендую. Более того, ты принижаешь мое достоинство, если считаешь, что я смогу управиться в семь минут.
— А ну-ка помолчи, я насчитываю премию, — проговорила девушка, и комната наполнилась звуками быстрых, но сочных поцелуев.
— Доволен?
— О да-а-а… — протянул Пауль, снова падая на диван.
— Тогда поднимайся, я уже опаздываю.
Моника вскочила и побежала к двери, обуваться. Ландерсу ничего не оставалось, кроме как последовать за ней, напевая «Let me see you stripped».
***
Ульрика тоже проснулась от звонка будильника, успев, однако, быстро вырубить его до того, как он поднял сущий вереск. Стараясь двигаться как можно тише, девушка поднялась с кровати, таща за собой простыню, словно тогу. Тонкая белая ткань соскользнула с тела спящего Кристофа, оставив его в чем мать родила. Не обратив на это внимания, Шмидт принялась собирать с пола небрежно брошенную одежду, стараясь двигаться как можно тише.
Утренняя прохлада, коснувшаяся всей поверхности обнаженной кожи, заставила Шнайдера поежиться от пробежавшего озноба и проснуться.
— Эй, доброе утро, — позвал он шатенку, безуспешно нашаривая, чем бы укрыться.
— Привет, — Ульрика ласково улыбнулась, полуобернувшись к мужчине. Заметив его наготу, она охнула, прикрыв рот ладошкой, а затем засмеялась: - Ой, прости… Вернуть простыню?
— Вернись с простыней, — сделал более выгодное предложение Кристоф, похлопав на пустующее рядом с собой место.
— М-м-м, заманчиво, — промурлыкала Шмидт, глядя на поднимающийся «аргумент» мужчины. — Однако, кто будет за меня сегодня работать, м?
— А пусть бы кто, — равнодушно отмахнулся Шнайдер, протягивая к возлюбленной руки.
— Я серьезно, Шнай. Неужели тебе не хватило ночи?
— Нет, не хватило.
Поняв, что Ули не собирается возвращаться в кровать, Кристоф сам встал и подошел к ней со спины, обхватив обеими руками и прижав к себе. Почувствовав, как к ней приживается горячее мужское естество, Шмидт закатила глаза:
— Кристоф, ты сама настоящая задница! Вот зачем ты это делаешь?
— Вернись в постель, и я тебе покажу, зачем, — прошептал он ей прямо в ухо, целуя шею и плечо.
Развернувшись, Ульрика, что есть сил, толкнула Шнайдера в грудь так, что он приземлился на кровать, а затем упала на него сверху, целуя в губы.
— У нас есть полчаса, прежде чем я начну безбожно опаздывать, — игриво заметила она, покусывая его нижнюю губу.
— Отлично, постараюсь уложиться в срок.
И комната наполнилась шорохом, смешками и полустонами.
***
— Уже уходишь?
Джулия оперлась о дверной косяк, сложив руки на груди и уставившись на мужчину, который уже было открыл входную дверь. Услышав мелодичный голос своей зазнобы, он развернулся и подошел к ней, обхватив ее лицо в ладони и запечатлев на лбу целомудренный поцелуй, никак не вяжущийся с тем, чем они так активно занимались всю ночь.
— Ребят побьют меня, если я не вернусь вовремя.
— Ребята… Вечно эти ребята… — капризно надула губки Майклсон. — Ты им что, мать родная, Ридель?
Оливер —, а это был он — быстрым взглядом окинул маленькую фигурку ритм-гитаристки. Девушка едва доставала ему до груди, и ему казалось, что она похожа на капризного провинившегося ребенка — хоть по духу, хоть по комплекции.
— Маленькая моя, ну хватит дуться, — взяв двумя пальцами подбородок девушки, он задрал ее голову и ласково посмотрел ей в глаза. — Они мои друзья.
— А я кто?
— А ты — моя девушка, — медленно, словно пытаясь донести негласную истину, произнес Ридель.
— А когда все узнают об этом?
Снова-здорово!
— Скоро, золотце мое. Обещаю.
— Ладно-ладно, посмотрим, — лицо Джулии расплылось в довольной, широкой улыбке, и девушка, встав на цыпочки, обхватила шею мужчины обеими руками и, притянув к себе, крепко поцеловала в губы. Бородка Риделя щекотнула лицо, и Майклсон хихикнула, отпуская возлюбленного к друзьям. – Иди. Во сколько сегодня встретимся?
— Часам к шести.
— Окей. Может, успею с репетицией разобраться.
Едва дверь за Оливером закрылась, Джули счастливо вздохнула. И кто бы знал, человек, годившийся ей в отцы да славящийся своей скрытностью, может выделывать такие фертеля, что даже соседи выходили ночью покурить?
Подумав об этом, Майклсон вернулась в спальню, чтобы собраться на учебу. И, да, надо позвонить Тори Роуз…
***
Звонок застал Тори в ванной.
— Алло? — лениво осведомилась она, наблюдая, как зеленая краска с только что намоченных волос тонкой струйкой стекает в слив.
— Халло, Роуз. Идешь на пары?
— А куда деваться-то? — хмыкнула она, выжимая ирокез. — Еще что-нибудь скажешь? Бегом, а то я голову мою…
— Да ничего. Встретимся без двадцати девять у фонтана.
— Не вопрос. Покедова, Майклсон.
Тори быстро бросила трубку и раздраженно вздохнула. Хваленая зеленая краска не оправдала ее надежд, и девушка быстро прикинула, сколько времени должно занять мытье головы, чтобы вся эта зелень нахер исчезла с ее башки.
Снова включив воду, Роуз намылилась с ног до головы. Напевая Du Hast, она не расслышала, как кто-то тихо, кошачьими шагами прошел к ванной. И только тогда, когда душевые занавеси раздернулись, Тори, взяв особо резкую ноту, от испуга приземлилась на дно душевой.
— Офигела? Закрой нафиг, дует!
— Спинку потереть? — елейным голоском осведомилась Нэнси Макгуайр, пожирая взглядом покрытое мыльной пеной тело гитаристки.
— Я быстрей справлюсь сама, спасибо, — буркнула Тори, стараясь не смотреть на пассию, с которой она провела прошлую ночь.
Обиженно поджав губы, Макгуайр удалилась, а Роуз принялась с двойным усердием намыливать свое тело.
Да, так уж получилось, что самую брутальную участницу группы Моники никогда не тянуло в сторону мужчин. Тори Роуз была лесбиянкой, и красивую девушку она предпочитала любому сексапильному парню. Она нервничала, когда видела других девушек из группы, ее съедало потаенное пламя, когда Тори, когда ее никто не видел, оценивала размеры бюста коллег, длину их ног и упругость задниц. Понимая, что не может получить их, а в особенности аппетитную Джулию, она бесилась, взрывалась, словно пороховая бочка, но ничего не могла изменить. Отвращение к мужскому полу в целом стало ее второй натурой, и Роуз только и оставалось, что смириться с этим.