***
Есть в доме было нечего. Конечно, в магазинах её всё ещё обслуживали, но Гроттер просто не могла заставить себя впихнуть в горло хоть кусочек. Дурно, тошно и отвратительно - она не могла и думать о еде. И о единственном выходе из ситуации - тоже, как бы сейчас плохо дедушке ни было.
Ещё четыре дня. Она обязательно что-то придумает, до воскресения масса времени, и она так устала, что…
Завибрировал телефон. Гроттер знала - больше некому от неё отказываться. Все и так уже послали, кто куда мог.
Может, что-то толковое?
- Алло, - она подняла трубку не так быстро, как следовало. - Я вас слушаю.
- Это лечащий врач вашего деда. Увы, но ситуация изменилась. У вас есть время до завтрашнего обеда. Думайте скорее, пожалуйста.
Он сам положил трубку - не дал ей и ответить, оставив после себя только шлейф коротких гудков. Но Гроттер и уточнять ничего не требовалось - она и так всё отлично понимала. Это клетка, замкнутая ключом, который она может получить прямо сейчас.
И Барс, разумеется, уже вышел.
…Его номер набрать оказалось не труднее, чем любой другой.
***
- Рад вас видеть, - он пропустил её в квартиру, равнодушно осмотрел, будто бы оценивал качество товара, коротко кивнул. - И что же вы надумали, Татьяна Леопольдовна?
Они и так уже оба знали, чем всё это должно закончиться, и Гроттер попыталась отметить про себя не то, какая же он сволочь, а то, что он всё-таки привлекательный, красивый мужчина. Мужчина, с которым она сегодня вынуждена будет остаться.
Она остановилась у стола - и смотрела в окно, опасаясь обернуться, зная, с чьим взглядом - холодным, злым и преисполненным пустой, лишней страсти, - она вынуждена будет столкнуться.
Его руки легли на её талию - нежности, разумеется, никакой и близко не было. Губы скользнули по шее. Пальцы - по пуговицам извечно белой блузы.
Холод, равнодушие и пустота - что может быть хуже?
***
Назойливо звонил телефон. Таня нехотя открыла глаза - может быть, следовало подольше оставаться в мягкой, тёплой дрёме, не отрываться на реальность? У неё было время до обеда, настенные часы показывали только восемь утра, а проклятый Барс спал рядом - его рука всё ещё покоилась на её талии, и звонок телефона никоим образом на него не повлиял.
Может, он вчера выпил - Таня ничего не помнила. Голова ужасно болела, тошнило, но всё это - всего лишь последствия того, что с нею вчера было. На них можно бы и не обращать никакого внимания.
Звонок повторился - и Гроттер, посмотрев на экран мобильного, с ужасом осознала, что звонил ей врач.
Номер она набрала едва ли не по памяти - будто бы забыла о существовании контактов, - едва пережила несколько длинных гудков, прежде чем он взял трубку.
- Да? Вы что-то хотели? Я… Я нашла деньги, - выдохнула она, прежде чем он успел возразить.
- Они уже не нужны.
Сердце упало куда-то вниз - разлетелось тысячами осколков.
- Но вы же говорили…
- Диагноз вашего деда не подтвердился. Мы вполне можем прооперировать его и сами, он будет как новенький уже через несколько недель.
Она села на каменном полу - просыпалась тут уже много раз после каждой книги. Бейбарсов был совсем рядом - он уже пришёл в себя, но отчего-то не собирался подниматься на ноги, будто бы всё ещё кого-то ждал. Его взгляд не казался пустым - только разве что Глеб был бледен, да и устал, пожалуй, слишком сильно. Она тяжело дышала, он же - спокойно и размеренно, но разница оказалась не столь и велика, стоило только ей придвинуться к нему поближе.
- Баланс нарушен, - выдохнул наконец-то он. - Я чувствую.
- Какой баланс?
Он не ответил. Казалось, Бейбарсов и сам не отказался бы от того, чтобы узнать ответ - но сейчас лишь молчал и отчаянно прислушивался к собственным ощущениям.
Ему давно уже не было до такой степени дурно. Дар сжимал его горло с отчаянной, кошмарной силой - она не могла никак победить этот дикий, подступающий к ней ужас, ничего не могла сделать.
- Глеб, ты…
Он отмахнулся от неё. В глазах засверкало безумие - он переступил через какую-то тонкую, важную грань, через которую перешагивать было ни в коем случае нельзя. Гроттер не считала себя очень чувствительной к магии, но сейчас пульсация его силы отдавала ей в руки так, будто бы она и вовсе растворилась в этом глупом, жутком состоянии полусмерти.
- Я вытянул что-то страшнее, чем Безликий, - протянул наконец-то он. - Моя печать…
- Ваша печать, - послышался за спиной скрипучий, старый голос, - говорит, что не стоило вытягивать кого-то за частичку духа из-за грани между жизнью и смертью. Есть давно мёртвые и давно живые, а вы играете в непозволительные игры. Я сам не слишком чист в этой кровавой пляске, но уже слишком стар для того, чтобы позволить себе хотя бы несколько па; не знаю, сколько жизней придётся пожертвовать для моих недель в этом мире.
Гроттер обернулась, но, впрочем, это было лишним - она и так знала, кто стоял у неё за спиной. Кто смотрел осуждающим взглядом почти потерявших свой цвет глаз, седой, но всё ещё статный - только лишённый чар, пожалуй.
…Феофил Гроттер склонил голову набок, глядя на некромага, будто учёный на какое-то создание природы, а после вздохнул.
- Вы уникальны в своём роде, юноша, - проронил он. - Никто, даже божество, не могло бы дать мне эту силу, а вы - вытащили из момента моей смерти и вдохнули слишком много силы. Сколько людей умерло там от вашей руки, чтобы тут я был реальным?
***
Некромаг смотрел на старика, будто бы все злейшие его враги внезапно нашли пристанище в одном пожилом мужчине. Феофил Гроттер всё же не смог стоять - он опустился на стул, итеперь единственной преградой между Чтецом и Оживлённым оказалась длинная деревянная столешница.
Таня никак не могла решиться, на чьей она стороне - то ли ожившего родственника, то ли человека, который вернул его с того света. И метаться тоже, впрочем, было глупо - она застыла изваянием у окна и смотрела то на одного, то на другого.
- Ты безумец, - промолвил Феофил. - Ты сошёл с ума ещё в то мгновение, когда впервые взял книгу в руки и попытался воспользоваться ею для собственной корысти. Ведь изначально Чтецы существовали совсем для другого, пока наконец не схватил книгу в свои гадкие руки окаянный Тантал!
Таня старалась не смотреть ни на кого - ей почему-то казалось, что спустя несколько минут разбирательств они оба вдруг возьмутся за неё. Это был дикий, неприемлемый нынче страх, от которого девушка никак не могла избавиться - у неё попросту не получалось.
- Позволить этому Дару меня разорвать?
Глеб будто бы сейчас собирался вновь использовать свою силу, но под пристальным, холодным взглядом Феофила всё-таки не коснулся книги.
Он лишь повернулся к нему спиной - словно мертвец - или живой, - не волновал его, и направился к двери быстрым, уверенным шагом. Только, казалось, клеймо на его плече сияло ярче, чем следовало.
Стоило только дверям закрыться за его спиной, как Таня рванулась к своему деду - но он коротким, упрямым жестом призвал её держать дистанцию.
- Не стоит, моя дорогая, - промолвил мужчина. - Я не знаю, чем может завершиться соприкосновение со мной. Я не знаю, как ожил - как он сумел выдернуть меня из моего же предсмертного мига. Но он Чтец - Чтецы всемогущи. Чтецы сотворяют безграничное количество миров.
- И это можно исправить?
Он устало покачал головой.
- Садись, моя дорогая.
Теперь, когда Феофил не был духом, заключённым в какое-то глупое кольцо, он казался куда более разговорчивым - меньше читал морали, больше говорил по делу. Но Тане всё равно было страшно, ведь она разговаривала со своим покойным дедушкой, обретшим сейчас материальную форму.
- Несомненно, - начал он, - твой некромаг до ужаса силён. Я не чувствую себя призраком в чужом теле - это действительно я. Я, запечатлённый в миг смерти и сотворённый заново. Он сделал всё это сам - без своего желания, может быть, а может, бессознательно пытаясь порадовать тебя. И Тантал тоже был таким же могучим - сильным, безгранично сильным. Но в тот же миг он не любил, у него не было стимула творить новые миры - и он не был настолько опасным. И тепер вы оказались в замкнутом кругу. Он не может умереть, он не может прекратить читать - только затягивает тебя всё дальше и дальше…
Таня молчала. Она знала, что прерывать этот монолог не имеет никакого права.
- Ведь, - решилась наконец-то она, - он просто не может не читать. Тогда чары запираются в нём самом! Конечно, он не говорил об этом мне, но я ведь вижу, как ему больно, когда силы становится слишком много и она начинает переливаться через край! В конце концов, не так уж и сложно это заметить…
Феофил долго сдерживался - но теперь протянул руку и сжал её ладонь, словно пытаясь передать по коже упрямое, уверенное спокойствие.
- Милая моя, - промолвил он, - я теперь не просто реален, я даже не опасен, понимаешь? А так не должно быть. Рано или поздно твой Глеб сойдёт с ума. Рано или поздно он сорвётся и упадёт в бездну. Когда-то он не сможет тебя уберечь. И… Он и сейчас читает.
Таня посмотрела на деда - будто бы всё ещё пытаясь понять, жив ли он.
- Ты и сейчас принимаешь это за книгу, моя дорогая. Ты потеряла все границы. Сейчас он начнёт новую историю, - Гроттер вздохнул и опустил седую голову. - И ты с удовольствием окунёшься в неё, потому что ты страшно привыкла к этому. Ты зависима от чтеца, от того, что он делает, и ты даже не попытаешься отрицать это. Тебе нравится быть с ним, чувствовать его силу - это соблазнительно, я знаю. Это всегда слишком сильно нас обманывает и заставляет верить в то, что дальше будет чуточку лучше. Но ты должна помнить, что реальность не так прекрасна, как сказка.
Он устало отвернулся от неё, не желая больше смотреть на внучку, да и руку её тоже отпустил, будто бы убедился в том, что его пространственные речи ничем не помогут.
- В конце концов, - наконец-то понял он, что было самым страшным, - ты уже давно в этом утонула. Ты такая же, как и он, просто сил немного меньше. Как хорошо, моя дорогая, что ты уже это признала.
- Милая, милая Таня, ну не ехать же тебе на бал в этом кошмарном платье! - её Крёстная Фея досадливо покачала головой и вскинула волшебную палочку. - И не скакать же на грязной лошади… Вот! - взмах - и тыква обратилась в карету. - Садись.
- О, моя дорогая Крёстная, как же я рада! - воскликнула девушка - и закружилась вокруг своей оси. Платье её, сотканное из самых прекрасных тканей государства, сверкало в темноте, будто бы маленькая звезда.
Она бросилась к карете - так быстро, как только могла, - но внезапно замерла и опустила взгляд на свои отвратительные, грязные башмаки, тяжёлые, будто бы настоящие деревья.
- Но как же танцевать в этом? - прошептала Таня.
- О, милая, милая моя Таня! - воскликнула Крёстная. - Я ведь совсем забыла! Но что может быть проще для Феи, чем подарить тебе славные туфельки?
Она вновь взмахнула своей волшебной палочкой - и теперь на ногах у Татьяны засверкали хрустальные туфельки, самые прекрасные, что она видела в своей жизни.
- Таких чудесных туфель никогда не было даже у Пенелопы и у мачехи! - воскликнула она. - Как же славно, как же славно…
- Да, чудо моё, они великолепны, - кивнула Крёстная Фея. - Но ты должна выполнить одно моё условие, - она подошла немного ближе. - Я бы сказала, чтобы ты вернулась до двенадцати - ведь приличным девушкам в полночь пора уже ложиться спать, - но ведь тогда бал только-только будет начинаться. Я бы сказала тебе не плясать слишком много, дабы туфельки не рассыпались в пыль, но они не хрустальные, а алмазные, пусть ты и не видишь разницы, и нет ничего на свете твёрже. Я б сказала, чтобы ты была осторожна со своим прекрасным платьем, но его и ножницами не разрезать… Милая моя, будь осторожна с людьми, - она коснулась её щеки. - Пляши с кем хочешь, дорогая, и очаровывай хоть сотни дворян. Найди себе славного мужа. Но, прошу, не танцуй с принцем. Не нужен он тебе.
- Как скажешь, милая Фея-Крёстная! - но Таня даже и не услышала её предостережения. Обняв напоследок свою прекрасную фею, она только запрыгнула в карету, и кони-мыши тронулись, уводя её куда-то к замку.
…Кучер подал ей руку, помогая выбраться из кареты, сияющей, будто утренняя звезда, и она, осторожно поднимаясь по ступенькам, оказалась в прекрасном-прекрасном зале.
Сколько людей тут было! Но никто из них не смог не заметить её. Она сияла, будто все небесные звёзды, и Луна, и Солнце мёркли перед её ликом.
И каждый мужчина в этот вечер счёл честью танцевать с нею. Они обнимали её бережно, будто бы кристальную, и она плясала столько, сколько хотела, ведь туфельки её были сделаны из самого прочного на свете материала.
Каждая женщина завидовала ей в ту ночь. Были среди соперниц и добрые, милые девочки, понимающие, что всё равно нужен ей только кто-то один, тот, кто запал ей в сердце, но были и злые, как Пенелопа и мачеха. Но сколько б они не проливали на её чудное платье напитки, не пытались его порвать - ни одна не смогла добиться своего.
И Таня напрочь забыла о том, что обещала Крёстной. И когда к ней подошёл принц Георгий - пошла с ним плясать, даже не задумываясь о последствиях. И с королём после тоже танцевала - и всматривалась в причудливое сияние короны на его голове.
…Бал был таким долгим и таким прекрасным, что только под утро решили они разойтись. Но Таня не успела добраться до своей кареты, как послышался громкий вскрик - и король испуганно касался своей головы, на которой больше не было короны.
- Кто бы мог сделать это?! - воскликнула далеко в толпе её мачеха. - Ведь… О боги!
И только сейчас Таня поняла, что алмазные туфельки её вновь стали деревянными башмаками, что платье её грязное и всё покрытое золой, а волосы - огромный рыжий колтях.
- Ах, мерзавка! - возопила Пенелопа. - Она хотела украсть у меня принца…
- А украла корону! - воскликнул Георгий, не поверив, что с этой замазурой вынужден был танцевать весь вечер. - Стража!..
***
Камера, в которую её бросили, была маленькой и тесной - под стать её грязному платью и жутким башмакам. И Таня понимала, что не избежать ей страшной, дикой смерти.
Послышались тяжёлые шаги, открылась дверь - и она увидела тёмную, мрачную фигуру палача.
- Зачем? - прошептала она, вжимаясь в стену.
- Чтобы узнать, где корона, мерзавка! - воскликнул стражник. - Корона истинного короля!
- Ой, пшёл вон, - отмахнулся от него палач. - Корона истинного короля… Я просил открыть мне дверь, а не общаться с пленницей.
Палач поставил свой чемоданчик на стол, открыл его и принялся вытаскивать свои страшные инструменты. Девушка едва-едва могла дышать от страха - она представляла, как прижимались к её нежной коже угли, как…
- Можно смотреть на меня не таким впечатляющим взглядом, - внезапно отметил палач. - Потому что я, по меньшей мере, не могу работать в такой кошмарной обстановке!
- Что? - удивлённо, не понимая, о чём идёт речь, прошептала Таня. - Не можете работать…
- В такой обстановке, - послушно продолжил мужчина. - Во-первых, - он стянул с себя плащ с капюшоном и швырнул его на пол, - вот эта гадость абсолютно не пропускает воздух. Во-вторых, мне так и не выдали перчатки для работы с железными щипцами, - он кивнул на странное приспособление, очевидно, предназначенное для очередного хитромудрого способа выбивания информации из человека. - Узнай, где корона! - он фыркнул. - Ну не в нижнее же бельё ты её запихнула.
Будто бы собираясь проверить, он рванул её на себя, заставляя Таню буквально слететь с насиженного места, покрутил вокруг её оси, провёл руками по талии и по спине и довольно хмыкнул.
- К тому же, - продолжил он, - вещь довольно обьёмистая, да и так просто на голую кожу не-королю не ляжет. Значит, это надо было успеть украсть, в три тряпки замотать и спрятать. А наши грязебоязненные дамы заметили бы тебя уже через две минуты после официального входа в дворец, - он повёл плечами. - Ну вот глянь! - он взмахнул ещё одними щипцами. - А вот этом мне положено выдирать ногти! Кому, муравью?! Потому что на большее оно не годно!
Внезапно он как-то подозрительно на неё покосился, будто бы удивлялся, что она не разделяла его возмущение, склонил голову набок и щёлкнул языком.