Но не её смертью.
- Ты её убил! – воскликнул Валялкин. – Это ты виноват в том, что она умерла, ты стрелял в неё!
- Я стрелял? – Бейбарсов как-то криво усмехнулся, а после рванулся вперёд, вдруг хватая Валялкина за горло. – А поясни мне тогда, почему оружие в руке держишь ты? Валенок, ты хотя бы понимаешь, что это ты в неё стрелял? Это ты её убил!
Нет, у Глеба сейчас не было волчьей силы, но магия оставалась. Ударной волной Валялкина отбросило куда-то к стене, а ружьё, которое он сжимал до этого в руке, оказалось на полу. Сейчас оно было разряжено и абсолютно безвредно, но всего лишь мгновение назад стоило Тане жизни – сейчас Гроттер вряд ли реально было спасти, и Глеб даже не видел никакого способа помочь ей. Если бы ещё Гроттер была в сознании – но нет, она уже едва дышала, и только то, что кровь не шла, помогало ей всё ещё оставаться живой и даже не терять столь активно, как прежде, силы – но надолго этого не хватит. Кровоостанавливающие заклинания, к тому же, бывают весьма опасны – и Глеб прекрасно понимал, что ничего не сможет сделать.
- Я не мог, - отрицательно покачал головой Иван, поднимаясь на ноги – каждое движение явно давалось ему с трудом после подобных полётов по комнате, но Ванька упорно старался продемонстрировать, что он совершенно не боится. Валялкин вздохнул и подошёл очень медленно к Тане, всматриваясь в побледневшие черты её лица.
- Она уже практически не дышит, - прошептал он. – Она умирает…
- А ты только заметил? – Бейбарсов посмотрел на него с такой ненавистью, что Валялкин вновь отступил на шаг. – Это ты в неё выстрелил – и теперь сожалеешь, да? Мерзкая тварь!
Первым желанием было убить Валялкина прямо сейчас – вырвать ему сердце из грудной клетки, просто разорвать его на мелкие кусочки, - но, перед тем, как вновь вскинуть руку и использовать заклинание, Бейбарсов вновь бросил беглый взгляд на Таню – и наконец-то одумался. Ему давно следовало понять то, что на самом деле Гроттер действительно умирает, а вот отправить Валялкина на тот свет можно в любое мгновение.
Всё-таки бросив каким-то останавливающим, замораживающим заклинанием в Ивана, Бейбарсов подошёл поближе к Тане и присел на край кровати, сжимая её ладонь. Гроттер даже не принимала магическую энергию, она просто не чувствовала практически ничего. Казалось, она уже окончательно умерла, и лишь тихое, едва заметное дыхание свидетельствовало о том, что она доселе не умерла. Она словно уснула в это мгновение, но почему-то сильно побледнела и забыла о существовании солнца – Бейбарсов отказывался верить в то, что она умирала, но книги…
Книги!
Глеб прекрасно помнил главное правило – любое противоречие реальности с книгой стирается в пользу книги, если человек ещё не умер. Но Таня была жива – и если она сумеет пережить этот переход, то должна проснуться в новой реальности если не абсолютно здоровой, то по крайней мере уже на относительной стадии выздоровления.
- Я могу ей помочь? – вдруг вновь поднялся Валялкин. – Нет, нет, - он отрицательно покачал головой, - это сделал не я, это ты, некромаг, во всём виноват, и…
- Заткнись! – не сдержался Бейбарсов. – Убирайся отсюда, и чтобы духу твоего здесь больше не было, - он, не обращая больше внимания на всё вокруг, потянулся за книгами – увы, но здесь ничего под руками не было, разве что один достаточно толстый том, который совершенно не внушал некромагу доверия – какая-то серия рассказов, непонятный и недочитанных им до конца.
Думать, впрочем, не получалось – чем быстрее произойдёт переход, тем больше будет у Тани шансов хотя бы попытаться выжить. Поэтому, отбросив мысли в сторону, Глеб поспешно раскрыл книгу и почувствовал, как магия уже сама льётся вокруг, уничтожая мелкими буковками слов стандартную реальность…
- Прошу, милая, проходи скорее, - послышался старый, неприятный и до жути скрипучий мужской голос; он принадлежал высокому, седовласому старику с морщинистым и очень маленьким лицом. Мужчина сильно горбился и опирался на какую-то трость, дорогую, украшенную камнями, но от этого не менее уродливую. Да и вообще, складывалось такое впечатление, что его не могло исправить совершенно ничего – никакая одежда, пусть даже самая дорогая, и уж точно не эта гадкая трость.
- Я не понимаю, зачем вы меня сюда привели, - девушка, совсем ещё молодая, лет восемнадцати-девятнадцати на вид, наверное, годилась мужчине едва ли не в правнучки, вот только совершенно не была на него похожа. Она была стройна, а красивое закрытое платье из весьма дорогой материи лишь подчёркивало великолепную фигурку, которая, впрочем, в юности кому-то могла показаться слишком худощавой. Художник, наблюдая за гостями краем глаза – те слово не замечали его, остановившегося в глубинах своей мастерской, - лишь усмехнулся.
Увы, все женщины сейчас стремились к тому, чтобы немного пополнеть. Странная мода на молодых, красивых, белокожих, но при этом далеко не худеньких женщин художника раздражали. Некоторые его коллеги с восторженным видом рассказывали о том, что полнота – это признак богатства, а рисовать таких женщин сущее удовольствие. Они всегда занимали много места на картине, но почему-то это вызывало восторг – парень же считал, что наличие лишнего жира не может быть причиной для гордости ни для мужчины, ни для женщины.
Глеба это раздражало. Собственно говоря, на заказ он людей никогда не рисовал - наверное, именно по причине наличия таких уж неприятных типажей, - разве что только лица, но очень редко. В основном у него заказывали пейзажи или натюрморты, и это тоже стоило немалых денег. Некоторые клиенты говорили, что трудно отыскать художника, у которого роза походит на розу, а не на какой-то красно-зелёный кружок с пятном внизу, которое кто-то именует горшком для цветов – Бейбарсов терпеть не мог подобную манеру, поэтому у него получалось всё порой даже слишком реалистичным. Некоторые картины, впрочем, казались странными для общества – из-под кисти выходили мрачные леса, полуразрушенные замки, среди которых витали миллионы призраков и порой можно было увидеть что-то слишком страшное, сгорающие на кострищах ведьмы, выкрикивающие проклятья и сыплющие заклинаниями по священникам, которые почему-то не могли этому противостоять…
Бейбарсову нравилось писать портреты – вот только он всё равно не мог пойти на поводу у традиций, поэтому в основном, выполняя заказы богатых дам и создавая что-то привычное, с берёзой или дубом посередине, ну, или со столом с фруктами, порой просил их служанок, стройных, симпатичных, но бедных девушек задержаться немного и всё-таки позволить нарисовать их. Обычно они соглашались – собственно говоря, каждой было приятно после любоваться на собственный великолепный портрет, подобного которому нет у хозяйки.
Но эта девушка явно была знатной – но всё такой же хрупкой и стройной, как и все те дочери бедняков, которые часто встречались на его пути, а кожа её совершенно не походила на бледную, практически просвечивающуюся – богачек; чуть смугловатая, какого-то необычного, не аристократического, но и не сельского оттенка, она прекрасно сочеталась с пышными рыжими кудрями, сейчас собранными в французские косы, столь модные сейчас; на лице её не было ни одной веснушки, что сильно удивило Бейбарсова – всё-таки, она была слишком красивой, как показалось ему сейчас. Аристократические манеры, которые чувствовались в каждом движении, свидетельствовали о том, что она была дворянкой, и что-то в этом образе выбивалось из всеобщего понимания.
- Почему ты до сих пор обращаешься ко мне на “вы”, Танечка? – удивился старик. Он ещё больше нахмурился, и теперь и без того уродливое лицо превратилось в нечто до того отвратительное, что Бейбарсову отчаянно захотелось как минимум отвернуться. – Ведь ты уже месяц как моя жена!
Художник скривился. Жена. Ему жутко захотелось выйти из тени и выгнать гостей из своего дома – как только такая великолепная, идеальная девушка может терпеть прикосновения столь старого, отвратительного человека?
- Господин Клопп, я ваша жена только на бумагах, - отрицательно покачала головой рыжеволосая, отворачиваясь от него. – Посему я буду обращаться к Вам так, как считаю нужным.
- Здравствуйте, - Бейбарсов наконец-то покинул свой угол, прерывая не слишком интересующую его беседу. – Я могу чем-то вам помочь?
- Да, - кивнул тут же старик. Глеб усмехнулся – голос его вблизи казался ещё более отвратительным, но никакой нормальный человек не скажет об этом клиенту, если, конечно, не желает как можно скорее избавиться от него. Бейбарсову же было интересно знать, что именно хочет заказать подобная пара, поэтому он с интересом следил за ними, ожидая услышать ответ. – Я хочу заказать портрет своей жены.
Он приобнял девушку за талию, но Таня, скривившись, тут же отступила на шаг; вероятно, у старика было очень плохое зрение, потому что он этого не заметил и даже ни капельки не разозлился, но Глеб буквально чувствовал повисшее в комнате отвращение – наверное, её муж действительно ни разу даже не прикасался к своей жене, судя по тому, как она реагирует даже на невинные объятия и положенную на талию руку.
- И какие у вас есть пожелания? – Бейбарсов хотел было сказать, что он не рисует портреты, но, вновь отметив про себя, насколько хороша Татьяна, передумал отказывать.
- Я хочу, - на губах Клоппа появилась какая-то неприятная улыбка, - чтобы моя жена… - он призадумался, - была на портрете обнажённой.
Бейбарсов едва не поперхнулся. Он видел, как покраснела девушка, покосившись на своего мужа – да и сам почувствовал себя достаточно неловко в подобной ситуации. Нет, конечно, всё можно понять, но подобные заказы были мягко говоря странными – и слышать это от человека далеко не молодого было удивительно.
Татьяна, скользнув взглядом по художнику, покраснела ещё сильнее и тихо, наверное, надеясь на то, что никто, кроме мужа, её не услышит, промолвила:
- Вы с ума сошли? Это же мужчина! Чужой, между прочим, мужчина!
- Ну и что? – тут же удивился старик. – Разве ты не понимаешь, что не в этом дело? Люди искусства редко обращают внимание на что-то подобное, - он говорил настолько уверенно, словно и сам был человеком искусства, что, естественно, не было правдой. – К тому же, я имею право увидеть тебя без одежды хотя бы на картине! – он внимательно посмотрел на Татьяну. – Или ты желаешь вновь вернуться в старое поместье своего отца и быть Гроттер не только по фамилии, а и вновь по званию? – в голосе у старика почувствовались стальные нотки – его жена пыталась показать, что она совсем уж против, но почему-то тот был неумолим. – Ты и так не выполняешь семейных обязанностей, поэтому сделаешь то, что я хочу!
Гроттер – кажется, такова была фамилия у девушки, - сильно побледнела – кровь отхлынула от её лица, и сейчас она походила на какого-то едва ли не призрака, который из последних сил держится в этом мире. Она смотрела на своего мужа с предельной ненавистью, словно собираясь проклясть его и просто здесь сообщить, что ничего делать не будет, но после всё же сдержалась и, посмотрев на Бейбарсова, вздохнула, соглашаясь.
Старик подался вперёд и что-то быстро-быстро зашептал на ухо девушке, явно убеждая её сделать ещё что-нибудь или приводя дополнительные доводы. Она лишь мрачно кивала, словно не замечая, что художник так и не ушёл никогда, и порой вздыхала, бросая на Глеба грустные взгляды.
Бейбарсов, наверное, должен был отказаться от подобного, вот только слишком уж понравилась ему девушка, чтобы просто так отпустить её. Поэтому, не прислушиваясь к семейной ссоре, он внимательно смотрел в окно, следя взглядом за первым снегом, который только-только начал падать. Осень подходила к концу, и холодные снежинки прикрывали красные и оранжевые листья, пряча их от человеческих взглядов, возможно, навсегда. Люди поспешно прятались в дома, не желая оказаться в подобной ситуации на улице, и Глеб и сам не хотел бы сейчас оказаться там, ещё и в лёгкой одежде. Наверное, погода была противной – поднимался сильный ветер, и удивительным было как минимум то, что знатная семья вообще поехала сюда.
Бейбарсов жил далеко не в самом богатом районе города – на первом этаже была его мастерская, на втором – небольшие жилые комнаты, которые порой превращались в нечто подобное, когда ему надоедало сидеть внизу в холоде; дом был пусть и не слишком маленьким, но уже достаточно старым, но Глеб привык – у него, к тому же, оказалось не так уж и много денег, чтобы куда-нибудь перебираться. Здесь вокруг жило одно мещанство, но эти люди, деловые и всегда уверенные в собственных поступках, парню нравились намного больше, чем медлительная, несобранная аристократия, постепенно отмирающая и встречающая закат собственной власти. Скоро уже не будет и королей, а дворянам придётся отступить – вполне возможно, что эта девушка не успеет даже состариться, когда вокруг будет царить законодательство и всё прочее. А вот Клопп… Нет, вряд ли старик доживёт до чего-то подобного – да оно и не нужно ему.
- Ну что же, детали вы оговаривайте сами, а я пока пойду, - промолвил он. – Татьяна, ты доберёшься до дома сама.
Девушка кивнула. Глеб удивлённо покосился на старика, не понимая, как девушка должна оказаться дома – не пешком же ей идти, - но после отмахнулся от этих мыслей, подумав, что проблемы-то не его. Он лишь вновь скользнул взглядом по стройной фигурке Татьяны и прикрыл за её мужем дверь, запирая её на замок.
- Меня зовут Глеб Бейбарсов, - представился наконец-то парень, оставшись наедине с рыжеволосой – та смотрела на него с некоторым недовольством, смешанным с интересом, а после бросила заинтересованный взгляд на картины, которых здесь, внизу, было множество. Она внимательно рассматривала изображённые на картине чёрные розы, которые, вероятно, понравились девушке больше всего, любовалась ими с таким желанием, будто бы хотела купить.
- Татьяна Гроттер, - мило улыбнулась она, протягивая руку; Глеб, прикасаясь губами к тонким пальцам рыжеволосой, едва сдержал усмешку – девушка была великолепна, и единственным её изъяном действительно служил старый, отвратительный муж, который, пожалуй, вызывал у него больше негативных чувств, чем Таня – положительных.
- Очень приятно познакомиться, - промолвил он. – Пойдёмте наверх?
- Но ведь ваша мастерская здесь.
- Боюсь, температура этого места не особо совпадает с намерениями и желаниями вашего мужа, - немного неуверенно ответил Бейбарсов. – Поэтому лучше подняться наверх.
Татьяна кивнула. Она не особо и сопротивлялась, словно это не казалось ей настолько уж неприятным, как она пыталась продемонстрировать при муже, поэтому девушка сейчас абсолютно спокойно поднималась за ним на верх, ступая осторожно по старым, рассохшимся ступеням, которые скрипели под её ногами. Девушка шагала очень аккуратно, но всё равно явно опасалась, что сейчас упадёт или по крайней мере сломает каблук на своей обуви – поэтому она содрогалась и каждый раз оглядывалась на Бейбарсова, который шёл за нею. После девушка вдруг остановилась и обернулась к Глебу лицом. Парень, остановившийся ступеньки на три ниже, тоже замер, внимательно рассматривая Гроттер и пытаясь понять, что именно она будет говорить.
- А это действительно правда? – поинтересовалась девушка.
- Что именно? – удивился Бейбарсов.
- То, что на самом деле вас девушки интересуют исключительно как модели… И что самый отвратительный мужчина привлечёт вас намного больше, чем самая прекрасная женщина на свете?
- Что?! – Бейбарсов смотрел на девушку так, словно она сошла с ума. – Кто вам сказал эту ерунду?
Ответ пришёл ещё до того, как Таня ответила – Глеб лишь ожидал подтверждения своих предположений.
- Просто мой муж пытался уговорить меня, - улыбнулась она. – И использовал такой аргумент. Простите. Я не хотела вас обидеть, - она хмыкнула и вдруг прикоснулась губами к его щеке – практически мимолётно, но всё же ощутимо, - и, оставив замершего художника на лестнице, поспешно взлетела на следующий этаж.
Когда Бейбарсов поднялся следом за нею, Таня замерла посреди комнаты, внимательно рассматривая обитель художника, а после на мгновение оглянулась, окинув его взглядом, и вновь принялась осматриваться.