— Итачи мне рассказал, — четыре. — Петарда многое повредила?
— Достаточно, — пять. — Можете ли себе представить, восстанавливающая магия на эти повреждения не подействовала!
Крышка сахарницы вернулась на место. Неужели! Анко начала грешным делом думать, что Долорес собралась наполнить чашку до краёв и пить расплавленный сахар.
— Ничего себе, — присвистнула Анко, что вполне входило в её образ немного простоватой и мало знающей о правилах хорошего тона девушки. — Кто мог так зачаровать фейерверк?
— Вот и мне это очень-очень любопытно, — Долорес улыбнулась так приторно-сладко, что Анко поспешила воскресить в памяти хладнокровное лицо Второго — иначе случился бы передоз милотой. — Может быть, у вас есть догадки?
«Не догадка, а уверенность: Дей».
— Ни единой, — сокрушённо покачала головой Анко, удерживая себя от того, чтобы поморщиться; за день верёвка порядком натёрла, ведь двигалась Анко много, а кое-где, в частности на шее, наверняка и вовсе до крови. О некоторых участках на своём теле Анко вовсе старалась не думать, хотя абстрагироваться довольно непросто. — Были бы в школе близнецы Уизли, я бы подумала на них, но так…
— А что их друг, мистер Джордан? — вкрадчиво уточнила Амбридж, размешивая чай.
— Ну нет, Долорес, — куноичи вновь помотала головой, но уже осторожней. — Ли, конечно, беспокойный парень, но у него нет тех талантов в магии, что у близнецов.
— А мистер Тсукури? — директор сузила глаза и поднесла ко рту кружку. — Вроде бы он спокойный юноша, однако я всё время опасалась, что он попадёт под негативное влияние приятелей…
— За это можете не переживать. Сасори и Итачи за ним присматривают, — с невольной улыбкой заверила её Анко. Верёвки на теле вызывали дискомфорт, причём в первую очередь — моральный: путы означают плен, а плен — проблемы. С другой стороны, они заставляли думать о Сасори: о его стальной воле, об идеально контролируемой, острой, как кристаллы песка, чакре, об умелых руках, способных творить чудеса самого разного толка. Ксо, вот даже теперь: верёвки жгут, и создаётся иллюзия, что это — взгляд Сасори, которым тот впивается, находясь где-то поблизости, готовясь напасть… Какая замечательная форма близости, стоит чаще её практиковать.
— Что ж, тогда я, кажется, могу на его счёт не волноваться, — проговорила Долорес, сделав ещё глоток чая, и слегка улыбнулась. — Я доверяю Итачи.
Захотелось рассмеяться ей в лицо — не позволил здравый смысл и то, что путы крепко сжимали грудную клетку, глубоко дышать было проблематично. Но всё равно… Доверять Итачи — человеку, который лгал едва ли не лучше, чем владел Шаринганом, который весь мир за нос водил и открыл правду о себе только когда его конкретненько так припёрли к стенке!.. Ну и дура же вы, Жаба-сан!
Об этом своём открытии Анко не преминула сообщить Сасори, когда заявилась к нему.
— То есть, ну вот совсем дура! — вдохновенно вещала Анко, вышагивая по кабинету кукловода от рабочего стола, за которым тот сидел, к камину и обратно. — Мозгов — ни на грамм! Доверять Итачи — это же надо додуматься! — она резко сбавила обороты и, облизнув губы, расплылась в хищной улыбке. — А как она улыбалась, вспоминая его…
— Могу себе представить, — отозвался Сасори, её пылкой речью скорее раздражённый, чем впечатлённый. — Мне кажется, произошедшее в результате нашей с Дейдарой шутки всё-таки повредило ей психику.
Анко вновь дошагала до стола и на этот раз остановилась возле него.
— Слушай, ну что вы тогда с ней сделали, а? — спросила она, заискивающе глядя на кукловода. Тот, сосредоточенный на проверке домашних заданий, этого не увидел.
— Если так любопытно, узнай у Мадары, — ответил Сасори своим особенным «отстань-пока-я-не-взял-сенбон» тоном. — По сути, до итоговых масштабов раздул пламя именно он.
— Сасори, ксо! — возмутилась Анко, но сама почувствовала, что бодрость выходит слегка переигранная, а потому решила опять понизить голос и, наклонившись к нему, зашептать: — Ты ведь понимаешь, что мне хватит дурости и правда спросить. Подозреваю, Мадара потребует, чтобы я не совала нос, куда не следует, — но я всё равно же суну, и тогда…
— Я всё-таки получу куклу, которую хочу, — бесстрастно заключил Сасори. — Главное, чтобы Первый не решил на так удачно подвернувшемся трупе учить Сакуру медицине — попортят ведь.
— Какой ты заботливый… — шумно выдохнула Анко, а затем вынула из кармана и положила перед ним поверх чьего-то эссе три самодельных бумажных конвертика.
Несколько секунд Сасори смотрел на них, словно пытался понять, почему вообще Анко пытается привлечь его внимание именно таким способом. Потом, впрочем, взял их и, поднявшись из кресла, отошёл ко второму столу, на котором помещался котёл, инструменты и редкие склянки — большая часть аккуратными рядами выстроена на полках. Там он взял флакон, который показывал Анко накануне — тот, что с Амортенцией, блестящей байдой, — и чёткими, опытными движениями разлил его поровну на шесть склянок.
— Подойди, — позвал он, и Анко, до того внимательно наблюдавшая за его выверенными действиями, приблизилась. В её понимании было в отточенных движениях опытного шиноби что-то почти завораживающее. — Добавь сама, — сказал Сасори, протягивая ей конверты, — а я добавлю свои. Другой не должен видеть.
— О-о… — протянула Анко, начиная понимать.
Повернувшись к нему полубоком, она взяла одну из трёх склянок, которые Сасори пододвинул к ней (теперь она разглядела на боку тонко выведенную цифру «2»), и добавила один из волосков. Удивительно, но тот моментально и полностью растворился в жидкости; Анко быстро закупорила флакон — она мало знала об этом зелье, не удосужилась почитать, и предосторожности ради не вдыхала исходящий от него подозрительный, поднимающийся по слишком уж правильной спиральной траектории пар. Затем она повторила то же самое с остальными флаконами, запомнив, что добавляла куда, и повернулась к Сасори, тоже закончившему и уже наполнявшему другие шесть склянок чем-то, на первый взгляд обычной водой.
— И что теперь?
— Теперь необходимо создать верную концентрацию, — ответил Сасори. — Игра будет длиться двенадцать часов, и зелье должно действовать столько же.
— Так во что мы играем, Сасори? — с некоторым нетерпением спросила Анко.
Занятый разведением Амортенции в новых склянках (эти были пронумерованы, как и прошлые, и он в точности переносил содержимое), Сасори промолчал; сосредоточенный на деле, он слегка хмурился, поджав губы, и эта его черта необъяснимо цепляла Анко. Лишь закончив, кукловод сказал ей:
— Довольно простой по замыслу тест на наблюдательность. Завтра с утра ты возьмёшь свои флаконы, — он вновь подвинул к ней три, на сей раз наполненные по виду водой, склянки; заполнены они были на одну пятую, не больше, — и добавишь их содержимое в питьё троих человек на свой выбор; я со своими поступлю так же. После этого задача каждого из нас — до ночи выяснить, кого другой выбрал в качестве донора материала и реципиента.
Взяв со стола волшебную палочку, он взмахнул ею, уничтожая пронумерованные флаконы с неразведённой Амортенцией. Анко расплылась в улыбке.
— Какая прелесть, — умилённо прокомментировала она. — Завтра Хогвартс захлестнёт волна любви!.. — а сама в это время уже начала думать: «Так, нужно выбирать кого-то, близкого к жертвам, чтобы изменения в поведении не бросались в глаза. Идеальны будут чьи-то пока ещё не разделённые чувства… Ксо, вот и мороки будет кое с кем! С другой стороны, можно ведь попутно и повеселиться, так?..»
— Надеюсь, ты не разочаруешь меня своим выбором, — произнёс Сасори, внимательно глядя на неё.
— Могу ответить тем же, — фыркнула Анко, пряча флаконы в карман. — А теперь сними с меня чёртовы верёвки.
========== Глава 3 ==========
Следующим утром Анко в приподнятом настроении явилась в Большой зал к самому началу завтрака — рассчитывала выиграть время, чтобы сделать свои дела. Как она и предполагала, Сасори в трапезной не наблюдалось; Анко подозревала, на этот раз он мог и в самом деле с головой уйти в ночные эксперименты и забыть поспать, вспомнив об этом лишь когда забрезжил рассвет. Сегодня такое положение вещей её более чем устраивало, и Анко целеустремлённо двинулась к Итачи и устроилась возле него.
— Уже знаешь, с чем ко мне вчера прицепились предки?
— Доброе утро, Анко, — для начала поприветствовал её Учиха; вот уж кто никогда не забывал о правилах хорошего тона. — Да, я знаю. Более того, Мадара-сан просил меня сказать тебе, что для вечера всё готово, и передать это, — он на мгновение опустил руку в карман, а после уронил на подставленную Анко ладонь нечто маленькое и лёгкое. — Тобирама-сама зайдёт за тобой в половине двенадцатого, церемония начнётся в полночь.
Какое-то время поразглядывав в разы уменьшенный чарами запечатывающий свиток («Ками-сама, что за размах у их задумки?» — невольно возникла мысль), Анко вновь посмотрела на Учиху.
— Итачи, скажи, есть хоть одно дело в этом замке, из которого при пристальном рассмотрении не будут торчать твои уши? — шутливо поинтересовалась она.
— Не понимаю, о чём ты, — совершенно спокойно отозвался Итачи. Его спокойствие ничуть не напоминало ни холодную собранность Тобирамы, ни безучастное равнодушие Сасори; оно было каким-то… непоколебимым, словно врождённым: создавалось ощущение, что Итачи появился на свет с этой идеальной маской непроницаемости на лице. При этом чувствовалось, ему не безразлично происходящее вокруг; даже больше, Итачи каждый миг цепко ловил взглядом, слухом, обонянием каждую деталь окружения, чтобы составить в мозгу максимально полную картину. Однако, что удивительно, осязанием, одним из основных чувств, он пользовался редко, предпочитая стоять в стороне, сторонясь физических контактов. Анко, обожавшую исследовать мир на ощупь, эта скованность забавляла; порой даже возникали нехорошие мыслишки подойти к Итачи близко-близко, вжаться телом в его, стройное, крепкое, благодаря усилиям Первого — здоровое и показать строгому гению, как много он упускает, избегая прикосновений. Это наверняка будет интересно: зажать Учиху в тёмном или даже не очень углу, касаться его откровенно и вызывающе, дать почувствовать собственное тело, все его плавные, самой природой созданные специально для работы Анко изгибы, а после пополнить копилку информации о том, как высокоуровневые нукенины целуются. Он выше Сасори, ростом с Мадару, и Анко придётся подняться на цыпочки, чтобы дотянуться до его губ — но это ничего, не впервой, она умудрялась даже до израненной щеки Ибики достать при желании досадить ему. А Ибики вообще огромный, выше её на добрую голову — у Итачи ни шанса избежать поцелуя!..
Анко улыбнулась сама себе и тряхнула головой. Конечно, так она не поступит — «нападать» на Итачи нет смысла, ведь он, несмотря ни на что, сердцем всё ещё верен Конохе, не представляет для неё при нынешнем раскладе угрозы. Ну, а если нет практической пользы, рисковать точно не стоит, ведь игра явно не будет стоить свеч — Итачи скорее всего банально вырубит её гендзюцу, а после с бесстрастно-поучительным видом сообщит, насколько поведение Анко неподобающе. После стольких лет нукенином в нём почти не осталось огня, а тот, что ещё теплится, уходит на другие нужды, вовсе не на разжигание интереса к женщинам. Так что лучше его не трогать; да и к чему отвлекаться на нечто столь бесперспективное, когда удовольствия в жизни и так хватает?
Завтракали они в молчании, не считая того, что Итачи ненадолго отвлёкся на короткий разговор с занявшей пустующее место рядом с ним Минервой — что-то там о высшей трансфигурации, скучно. Потерев подбородок, Анко прихватила свою чашку с чаем и, похлопав Итачи по плечу, обозначая прощание, ненадолго подошла к Долорес, дабы сокрушённо поделиться с ней, что так и не смогла выяснить ничего нового о происшествии в её кабинете. После она откочевала к появившемуся за столом Северусу, жевавшему овсянку с видом ещё более мрачным, чем накануне бекон.
— Утречко, — соблюла правила приличия она прежде, чем устроиться на соседнем стуле. — Кто на этот раз испортил вам с самого утра настроение, а?
Снегг посмотрел на неё очень мрачно.
— Каким-то невозможным образом гриффиндорцы успели поцапаться с моими слизеринцами ещё до завтрака, — сквозь зубы сообщил он и бросил уничтожающий взгляд на кого-то за столом — на удивление! — своего факультета. Ещё занятнее, что Саске, почувствовав внимание, на этот взгляд обернулся и ответил своим, не менее испепеляющим.
— Только не говорите, что младшенький Учиха был в центре действа! — в притворном неверии воскликнула Анко. На деле она знала Саске достаточно хорошо для того, чтобы не удивляться, услышав, как юное шаринганистое дарование ввязалось с кем-то в свару — особенности кланового характера, что поделать. Итачи не в счёт.
— Ещё и втянул Малфоя и Нотта, — Северус поморщился. — Исходя из количества инцидентов с его непосредственным, или косвенным, или недоказанным участием, мистер Учиха должен быть на Гриффиндоре.
— Ничего-ничего, по характеру он прекрасно вписывается в ваш серпентарий.
Северус предпочёл сделать вид, что не слышал этого. С ним содержательный обмен более чем четырьмя-пятью фразами за раз почти никогда не удавался Анко, но она не расстраивалась — замечала, как напряжённо, куда больше, чем другие учителя, даже чем Альбус Дамблдор до того, как Жаба выжила его из Хогвартса, смотрит Северус на их «иностранную» компанию. Он являлся членом Ордена Феникса, а потому был в курсе, кем являются «студенты и профессора по обмену» в действительности, однако, в отличие от Минервы, также не обделенной этим знанием, относился к шиноби настороженно, с неусыпным подозрением. «Быть может, дело в том, что ему с самого начала пришлось работать с Сасори? — предположила Анко. — Минерве-то достался Итачи, а он прекрасно играет роль нормального, хотя и замкнутого человека. От Сасори же так и веет опасностью». Впрочем, возможно, это она чувствует? Шиноби до конца не понять, какие ощущения испытывают в их присутствии гражданские.
В подобных размышлениях куноичи закончила завтрак и двинулась к выходу из зала по проходу между столами Когтеврана и Гриффиндора, лишь раз свернув, чтобы стянуть со стола ало-золотых яблоко и посоветовать семикурсникам как следует подготовиться — морально, в первую очередь, — к сегодняшнему уроку. После этого предупреждения Анджелина Джонсон и Алисия Спиннет шумно сглотнули и с повеселившей Анко синхронностью отодвинули от себя тарелки с недоеденной кашей. Дейдара же, закатив глаза, разразился было тирадой, суть которой сводилась к тому, что храбрых львов змее не запугать, но Хината — и Дей должен быть благодарен ей за это — легко сжала под столом его руку и тёплым взглядом попросила замолчать прежде, чем Анко решила, что подрывник таки договорился до неприятностей.
— Так или иначе, поздравляю, Дейдара: ты заработал эксклюзивное право продемонстрировать сегодня товарищам, как обращаться с новой животинкой, — сообщила ему Анко.
— Страшно рад, мм, — отозвался Дейдара с сарказмом. — Умеете же вы покорить сердце студента, Анко-сенсей.
— Да, я такая! — засмеялась Анко и подмигнула Хинате, следившей за их дискуссией с большой напряжённостью. «А когда он узнает, с чем ему предстоит иметь дело, хе-хе…» — Анко просто лучилась недобрым весельем и едва удерживала себя от того, чтобы начать подпрыгивать на ходу — уж очень её радовала перспектива цирка, который ожидается после обеда при участии молодого, но хорошо известного в профессиональных кругах террориста-нукенина.
С его напарником (совершенно неподвижное лицо, рассеянный взгляд, механически-точные движения — ну точно ночью не спал и теперь наверняка высчитывает, может ли себе позволить принять, как нередко делал по утрам, энергетик) она столкнулась в дверях. Широко улыбнувшись ему, Анко подняла руку и растопырила пальцы.
Несколько мгновений Сасори смотрел на неё с откровенным непониманием; затем его бровь насмешливо выгнулась, а во взгляде забрезжила осмысленность пополам с желанием ввернуть едкое замечание касательно доакадемского уровня поведения Анко. Впрочем, пять он ей всё же дал и, не сказав ни единого слова, прошёл в Большой зал. Игра началась.
Судя по взглядам проходивших мимо в обоих направлениях учеников, они были в шоке от подобного поведения учителей. У Пэнси Паркинсон, пятикурсницы со Слизерина, так и вовсе отвисла челюсть, стремясь навстречу полу.