Чувствую себя одинокой, не принадлежащей этому миру. Странное чувство — что-то среднее между трепетом и дрожью расходится по телу. Не сводя взгляда с потолка, раздумываю о своих ощущениях.
Мы растворились где-то в прошлом,
Потерялись в настоящем, в будущем нас тоже нет.
Яркой радугой на краски
Разлетелись каски, это наш с тобой секрет.
Вернувшись в спальню, Пит озирается в поисках запасной футболки.
В полумраке слежу за игрой мускулов на его спине, когда он тянется за футболкой. Завораживающее зрелище.
Забавно, как измученный рассудок, терзаемый собственными упреками, так легко перескакивает с темы на тему. Одно мгновение и я чувствую, как учащается пульс. У меня перехватывает дыхание от захватывающего беспредельного очарования возникающих в голове двух образов, сливающихся воедино.
— Я в пекарню, — говорит Пит и наклоняется, чтобы поцеловать меня в лоб.
Сейчас он пойдёт по коридору, выйдет за дверь… Его силуэт постепенно начнёт удаляться, а потом исчезнет. Я буду отчётливо слышать эхо его шагов от лестницы к входной двери нашего дома.
Лежа в кровати, я услышу, как он приглушенно прокашляется под окнами, выходя за калитку. Как обычно, я не поинтересуюсь, почему сегодня ему так рано уходить, не нужна ли ему помощь, нет ли дополнительных заказов.
Я чуть подаюсь ему навстречу, слегка отбрасывая одеяло. Эмоции смешаны. Я часто не понимаю, что чувствую — радость или грусть. Но…
— Я согласна, Пит, — говорю я, не желая мириться с тем, как скоро Пит покинет спальню. Очертания его тела теперь скрыты футболкой поло и брюками, недавно отправленными из Капитолия. — Я согласна, что нам действительно нужно пожениться.
Снова пришло это чувство. Жар, трепет. Мой рассудок не хочет видеть причину, стараясь сосредоточиться на другом. Однако смутное чувство, что сидит занозой в дальнем уголке сознания, заставляет меня сдаться.
Осень-сестра, знает она
Почему из миллионов только ты, только я.
Почему такие разные, такие близкие
Сольёмся в одном пламени искрами.
И Пит опоздает на работу.
========== Девятый ==========
Пит надеется, что у нас с ним будут дети. Одной из причин, по которой он настаивал на официальном заключении брака, как раз и было желание иметь общих детей.
Каждый раз, когда он видит что-то, что хоть отдалённо связано с детьми, обязательно скажет: «Как бы это понравилось малышу», — адресовав свою реплику мне.
Думаю, мыслями он часто представляет, как валяется с ребёнком на полу в гостиной с затрепанной энциклопедией. А я устраивалась бы рядом и наблюдали за ними. Он бы читал заметки, помогал строить паззл, а за одно не допустил бы, чтобы я варилась в собственном недовольстве, подобно его матери. Он бы хотел стать хорошим папой.
Образ детей был вполне реальным. Неизбежным. Его мучили хронические боли неутолённого отцовства.
Задавая с только ему ведомой периодичностью вопрос, связанный с детьми — издалека, обтекаемо, — сначала я отвечала категорическим отказом, потом отрицательно качала головой, а потом предпочитала отмалчиваться. Ложь путем умолчания — в этом деле я мастер. И каждое утро глотала таблетку перед тем, как умыться. Видела, как он мучается, изводит себя, но никогда твёрдо не заявлял: «Хочу, чтобы у нас был ребёнок!»
Он старается не грузить меня, не перегибать палку. Просто поглядывает на пузырек с таблетками — уменьшается ли уровень. Наконец, одним осенним вечером, он возвращается из пекарни, поднимается на крыльцо, входит в дом, сбрасывает мокрую от дождя одежду и, устроившись рядом со мной на кровати, утыкается носом мне в плечо, прошептав в тёплую кожу: «Давай сделаем ребёнка, Китнисс, давай сделаем малыша…» И я отвечаю: «Нет».
Вероятно, он надеялся на смятение, нервозность, неуверенность: «Ах, Пит, смогу ли я быть хорошей мамой?» А тут холодное, обезоруживающее, твёрдое, уверенное: «Нет». Без вариантов и тени сомнения. Он надеялся на опасения и переживания, вперемешку с: «Пит, разве я пригодна для материнства?..»
Он пытается доказать мне, что всё будет хорошо, не так, как у нас в детстве. Но я ему не верю. Убеждает меня, что не просто хочет ребёнка — ребёнок нам необходим. Потому что он должен убедиться, что способен полюбить всей душой новое создание, и что с ним маленькое существо всегда будет чувствовать себя в безопасности в этом мире. Он хочет доказать, что может лучше исполнить отеческий долг, чем его собственные родители.
Но как ни старается, я остаюсь непоколебима.
Иногда он смотрит на подрастающих детей жителей нашего дистрикта как откровенный упрёк. Но больше мы эту тему не затрагиваем.
Он понимает, что не имеет морального права проявлять недовольство — знал, на что идёт. Но боль остаётся, и он продолжает мечтать о нашем ребёнке. Он привязан к этой идее, потому что уверен: у нас с ним получился бы замечательный малыш.
========== Десятый ==========
— А почему я не чувствую,
когда ты видишь плохие сны?
— Трудно сказать.
Кажется, я не мечусь и не вскрикиваю.
Наоборот, просыпаюсь — и словно цепенею от ужаса.
— Будил бы меня, —
говорю я, вспомнив, как сама тормошила его дважды,
а то и трижды за ночь.
И как долго ему приходилось меня успокаивать.
— Зачем? — возражает Пит.
— Чаще всего я вижу, что потерял тебя.
Открываю глаза — ты рядом, и всё хорошо.
Кошмары. Они не проходят. Они назойливы, навязчивы, злы и беспросветны. Всегда.
Не уверена, что если бы в них мне грозила опасность, я стала бы убегать. Нет, это не тот случай, когда трус решает встретиться со своими страхами лицом к лицу. Я практически уверена, что мне-то уж точно ничего не угрожает: мне удалось спрятаться от профи, пережить яд ос-убийц, убежать от переродков во время первых игр; доплыть до берега, избежать силовое поле, не сойти с ума от крика пересмешниц во время вторых; переждать бомбёжку в тринадцатом, обойтись без единой царапины во время перестрелки в восьмом, не попасться в руки приспешников Сноу, не взорваться от многочисленных ловушек и самое главное, пережить смерть сестры.
Те, кто мечтает о вечной жизни… Вы уверены, что готовы к бессмертию? По-моему, вы не видите всей картины. Умрут все. Такие как Рута, Мирта, Катон; Рубака, Цинна, Мэгз; Финник, Богз, Прим…
А вы… вы остаётесь.
Где бы я ни находилась, я всегда хотела оказаться дома. Но сейчас, сидя в своём доме я понимаю, что дом — это не стены. Дом — это люди. А я как лист, который хочет вернуться к дереву: плыву против течения и лечу против ветра. Но дерево не прирастит меня к старой ветке.
Вчера мне приснилось, будто я вместе с Прим, с настоящей Прим из плоти и крови. Или мне приснилось, что меня посетил призрак Прим? Или же мне приснилось, что я сплю и вижу один из этих двух снов? Подобно китайским шкатулкам, в каждой из которых находится другая, поменьше, действительность заключала в себе сон, который, в свою очередь, заключал в себе действительность, а та опять сон, и так до бесконечности. Что-то невозможно большое заглатывает душу. Годами пытаюсь проснуться, но не могу. Нельзя проснуться, когда не спишь.
Прошло десять лет со дня смерти моей сестры. Стояла сильная жара. Жара притупляет скорбь, которая, как и радость, не терпит рядом с собой никаких других ощущений.
Не было ни дня, чтобы я не думала о ней. Не думала о светловолосой девушке, которой сейчас было бы чуть больше двадцати. О девушке, которая к этому времени уже бы практиковала в области медицины. О девушке, у которой бы уже наверняка были серьёзные отношения. Отношения, не навязанные обществом. Отношения, не наигранные на камеры для высоких рейтингов. Отношения, в которых не было бы страха друг за друга.
Я так старалась выиграть войну, чтобы больше не было Игр, голода, боли, страха, смерти. Я так мечтала о светлом будущем своей сестры, чтобы она продолжала быть светлым лучиком в жизни многих людей, окружающих её. Только её нет, а значит, мои старания были напрасны.
Теперь мой верный спутник — постоянная головная боль, сводящая с ума. Лекарства, уносящие с собой, с этой болью, частичку меня. Постоянно хочется спать. Но засыпать не получается. Да и просыпаться тоже. Так и ходишь везде как во сне. Но без сна.
Иногда я вижу её. Она опирается на стол, или стоит, облокотившись о дверной косяк. В такие моменты в моих глазах повисает радость и страх; страх проснуться. Проснуться и понять, что она — лишь сон… Но нельзя проснуться, когда не спишь. А иногда захожу в её комнату со смутной надеждой, что непременно увижу её там. Надежда моя походит на безумие, и я сознаю это. Никогда я не бываю так близка к потере рассудка, как в те дни, когда испытывала отвращение к действительности и тоску по галлюцинациям.
Каждое утро я выдергиваю себя из кошмаров и вижу, что в реальном мире ничего не изменилось. Говорят, ко всему можно привыкнуть. Так вот:
Я не хочу привыкать. Я хочу, чтобы это закончилось.
Ещё один день, ещё одна ночь, ещё один год
Ты так надеешься, что у неё это пройдет.
И кажется, что ждать осталось совсем немножко,
Хочется верить, но…
Что ей снится, когда слёзы на её ресницах?
Когда каждую ночь ей опять не спится?
И каждая ночь с ней всегда заодно?
Она проснётся опять и снова будет молчать,
И ты её не вини, если совсем не хочешь потерять,
Помолчи с ней немного, попробуй просто понять,
Ей очень больно и она просто хочет спать.
========== Одиннадцатый ==========
С тех, как заработал медицинский центр, дистрикт стал более посещаем: многие жители Панема с нетерпением ждали его открытия, у некоторых приём у врача — был первым в их жизни. Раньше они умирали там же, где и рождались — в собственном доме. О медицинской помощи же слагали легенды.
В ближайшем будущем, конечно, планировалась стройка ещё одного подобного центра, в каком-нибудь из средних дистриктов, а сейчас этих учреждений было всего два — у нас, и в Капитолии. При необходимости жители ехали в тот, который им ближе.
А однажды к нам приехала Джоанна. Она ничуть не изменилась, разве что волосы выросли и черты лица стали более острее и агрессивнее. Теперь она была мамой.
Я не могла отвести глаз от светлых (в кого он? В отца?) младенческих волос и пухленького личика, сидящего у неё на коленях ребёнка. Губы мои непроизвольно складывались в улыбку. Единственный младенец, с которым мне удалось пообщаться — это Прим. Она была такой маленькой, совсем игрушечной, сжимала крошечные пальчики в кулачки и всегда улыбалась. Меня накрывает волна умиления от наплывших воспоминаний, и поддаюсь вперёд и начинаю агукать.
Я не сумела определить, девочка у неё или мальчик, потому что ребёнок был одет в жёлтое.
Но про себя решила, что это девочка.
— Это мальчик, — звонко сообщила Джо, будто прочитав мои ошибочные мысли и унизившись моей неспособностью определить самостоятельно. — Комбинезон подарили ещё до того, как он появится на свет. Ну, знаешь, Эффи решила, что это здорово, что у победителя есть ребёнок, раздула это всё и организовала надушенную вечеринку, где нам и подарили кучу барахла. Дистрикты всё ещё в стадии восстановления. Было бы расточительно к тому, что есть, докупать ещё. Я, кстати, пока единственная, кто начал плодиться. Странно, правда? Энорабия тоже так считает, — рассказывала она, уже сидя в пекарне, где её ждал Пит с накрытым столом и широкой улыбкой. Малыш сразу нашёл в нём родственную душу, Пит даже разрешил ему слизать крем с миксера, поэтому после мальчик был жутко липкий.
Было глупо надеяться, что Пит не воспользуется случаем, и не напомнит мне, что хочет такого же.
А в моей голове рекламной строкой крутилось: «А я хочу Прим».
Всё моё существо яростно бунтовало при одной только мысли, что это я буду женой и матерью, а не Прим, которая этого более достойна, и у которой больше на это прав. Я злилась, что нас с ней разлучили, мучилась одиночеством, оставшись без неё. Но одновременно сознавала, что, не смотря на всю искренность моего возмущения, я неубедительна — попытку, чтобы вновь обрести сестру я сделала лишь однажды. И то, Пит вовремя подоспел, чтобы помешать мне.
В те короткие мгновения, когда туман растерянности, страха и гнева, застилавший мой разум, немного рассеивается, я вижу Пита, который всё так же сидит рядом со мной и спокойно уговаривает меня:
— Ну, Китнисс, сама подумай: для нас это тоже может быть выходом.
Только я по-прежнему хочу Прим.
========== Двенадцатый ==========
Я сижу на скамейке и смотрю, как матери ругают своих подопечных, которые тащат в рот всякую дрянь с земли. Они мечтали об этом. Они мечтали, как буду приходить сюда со своим ребёнком. Мечтали, как купят лёгкую прогулочную коляску-трость, как будут долго выбирать чудесные одежки и развивающие игрушки в детских магазинах. Думали о том, как будут сидеть здесь и качать на коленях своего малютку.
Им покажется странным, что не все об этом мечтают. Им дико, что чьё-то счастье может быть связано не с детьми. Я считаю, что это показатель их ограниченности.
Но дело в том, что от назойливых любопытных свидетелей нельзя просто отмахнуться.
Нам с Питом приписали проблему бесплодия. Только потому что мне тридцать. У моих знакомых есть дети, у моих ровесниц есть дети, все празднуют беременность, роды и первые дни рождения. Меня постоянно об этом спрашивают. Мать, наши друзья, коллеги Пита по работе, его посетители, жители дистрикта. Мол, когда настанет и наша очередь?
В какой-то момент моё вымышленное бесплодие стало обычной темой обсуждений — не только наших с Питом, чего мне было более, чем достаточно, но и среди наших знакомых. Что мы пробовали, что надо попробовать, у кого какие знакомые как решали этот вопрос?
Они не могли понять, почему я не могу забеременеть. По их мнению, я достаточно молода, достаточно здорова, не пью, и мы с Питом отличная пара. Нам даже предложили ЭКО, предупредив, что процедура неприятная.
Никому и в голову не приходило, что мы просто не хотим детей.
Я не хочу.
Пит же, конечно, относится ко всему не так, как я. Проблема заключалась во мне, и ему ребёнок нужен так же сильно, как не нужен мне. Он хочет быть отцом, действительно хочет, — я уверена, что он мечтает гонять с сыном мяч во дворе или носить на плечах дочку на Луговине. Но он всё же считает, что мы можем прожить счастливую жизнь и без детей. Нам хорошо сейчас, говорит он, так почему нам не может быть хорошо и в будущем?..
Но своим категоричным отказом я его каждый раз расстраивала.
Не могу понять, как можно страдать от отсутствия того, чего в твоей жизни никогда не было, и как можно это оплакивать?..
========== Тринадцатый ==========
После случая, имевшего место быть в далёком прошлом, когда в борьбе за рациональное использование имеющихся после войны ресурсов, было приостановлено транспортное обслуживание населения, кои представляли собой поставку медикаментов в том числе, я научилась предусмотрительности.
Привыкшая к тому, что поезда ездят к нам только за «добычей», или сменить вахту миротворцев, или провести жребий участников Голодных Игр, не сразу я опомнилась, что это ограничение сейчас коснётся напрямую и меня.
Я не подумала о том, как Пит справится с недостатком компонентов для своих кулинарных изысков, я не подумала о том, как будут поддерживать связь родственники, оказавшиеся в разных дистриктах, я не подумала о том, как вообще проживут мои сограждане без финансовой поддержки со стороны, тогда как им нужно поднимать своё жилище из руин. И уж тем более я не подумала о Хеймитче.
Когда однажды в пузырьке не прозвучала приятно ласкающая слух игра пилюль, я поняла, что попала.
Пейлор тогда быстро исправила ситуацию, и отменила на скоро принятое решение ограничения вертикального интегрирования, восстановив прежнюю схему работы железных дорог. Но нужный адреналин мною был получен, и с тех пор я досконально изучила все возможные способы контрацепции.