К тому времени, как я достиг подножия гор, меня основательно подморозило, а правое ухо надуло так, что полчерепа заполнила пульсирующая боль. Эти неудобства так меня достали, что я, под ехидное хихиканье двойника, выставил магический щит. Как же всё-таки несправедливо, что Отражение бесплотно. У меня первая стадия обморожения, а у него на голове ни волосок не дрогнул.
Как только я перестал бояться, что меня опрокинет, и наконец выпрямился, оценивать обстановку стало намного проще. Эфир здесь был настолько неспокойным, что моё альтернативное зрение напрочь отказало — мне просто не удавалось пробиться сквозь стянутые в канаты магические потоки. Такой плотности я ещё не встречал. Колдовать тоже следовало с большой осторожностью — даже самые простые плетения могли вызвать нежелательные возмущения. Это всё равно, что совать руку между спиц катящегося колеса — неверное движение, и тебя зажуёт насмерть.
Мне позарез нужно было знать, что скрывается под прослойкой, но для этого требовалось сунуться в самое пекло. И не весь я соглашался с таким положением вещей.
— Похоже, мы теряем время, — сказал двойник. — В таком хаосе не удержится ни одно долгосрочное заклинание.
— А если это то самое место? — возразил я самому себе. — Если здесь я найду то, что ищу?
— Не глупи. Тут всё разворочено тысячелетия назад. Из этой бури выбраться живьём — и то подвиг.
В ужасающий вой урагана примешивался грохот, сопровождавший редкие вспышки молний. Те мелькали повсюду, ветвились, ослепительными сетками взрезая черноту неба, если издалека это напоминало всего лишь стихийное бедствие, то здесь уже вполне чётко ощущался всепоглощающий гнев, охвативший самое могущественное божество этого мира — природу. Мой взгляд блуждал по клыкообразным вершинам гор, стонущих от разрушающей их напасти, но не находил ничего обнадёживающего.
— У любой бури должно быть око. Островок спокойствия. И что-то мне подсказывает, что именно туда нам и надо.
— Не ищешь ты лёгких путей, ох, не ищешь…
На глаза мне попался один особенный пик, не самый высокий и не самый неприступный, но находился он аккурат в центре воронки, и в его вершину молнии били чаще, чем в любое другое место. Может быть, там близко к поверхности залегла железная руда, но куда вероятнее иное объяснение.
— Вот оно, — сказал я, не отводя взгляда от заветной горы. — Я должен туда попасть.
Отражение буркнуло что-то невнятное, но я уже и не слушал. Ноги сами понесли меня вверх по склону. Вихрь буквально притягивал меня, манил к себе, заставляя игнорировать здравый смысл, я вдруг понял, что должен во что бы то ни стало подняться на эту вершину.
Мной завладел кураж — прямо как в старые времена, когда я сталкивался со стихией, с которой не мог совладать. Но если тогда я каждое мгновение был начеку, то теперь бросился вперёд безрассудно, наслаждаясь ощущением опасности как маковым порошком. Объяснить это влечение я не мог даже самому себе. Да и нуждаются ли инстинкты в объяснении?
Восхождение оказалось трудным. Ворочающиеся в Эфире потоки порой искажали пространство, плетение щита то и дело рвалось, и в ту же секунду вихрь обрушивался на меня всей своей мощью. Приходилось использовать все доступные ресурсы, как тела, так и разума, чтобы не сорваться с какого-нибудь уступа и не разбиться о скалы. В очередной раз преодолев опасность, я испытывал настоящий восторг. Казалось, таким живым и счастливым я не был никогда.
Отражение появлялось то тут, то там, оно молча наблюдало за моей слепой борьбой с непобедимым противником. Двойник напоминал статую, холодную и безучастную, и чем дальше, тем отчётливее я понимал, что наша с ним внешняя одинаковость на самом деле ничего не значит. Как в том памятном сне, где я увидел часть его воспоминаний, передо мной предстала истинная суть этого существа — неживая, бесчувственная, безликая по натуре. Маска полубезумного шута скрывала всего лишь порождённую бездушием пустоту. А во мне клокотала жизнь, я, в отличие от своей второй половины, ещё мог чувствовать, мог наслаждаться и с упоением это доказывал, себе или Отражению — без разницы.
Отшлифованный ветром камень окружал меня со всех сторон, стихия каждую секунду грозилась убить, но я воспринял это как вызов. Лишь через несколько часов, окончательно выбившись из сил, я залез в скопление валунов, чтобы отдохнуть. Понятия дня и ночи на Хребте Бурь теряли всякий смысл — всё та же темнота, всё те же вспышки энергетических разрядов. Сон в таком хаосе казался невозможным, однако мне всё же удалось ненадолго забыться — и, проснувшись, я с удивлением осознал, что так хорошо не спал уже давно.
Снова началось восхождение, занявшее ещё день. За это время я висел на волоске много раз, один раз даже сорвался, но вовремя сориентировался и успел создать воздушную подушку. Усталость стала приятной, страх — спасительным, а смертельная опасность превратилась в зону комфорта. Когда ноги коснулись вершины горы, соседствующей с моим пунктом назначения, я даже испытал некоторое разочарование. Путь оказался таким коротким…
— Ты — самоубийца, — процедил двойник, понявший, что я собираюсь сделать.
Ураган здесь, на открытом месте, достиг такой силы, что мой щит больше не мог рассекать воздушный поток и заметно прогнулся.
В аномальный пик снова ударила молния.
— Этот путь — самый короткий.
— Тебя или размажет, или поджарит. Сказать шансы? Один к десяти, что ты выживешь.
— Не так уж мало, — сказал я.
— Не так уж много, — возразило Отражение, но поздно.
Я взмыл в воздух и со скоростью стрелы полетел к центральной вершине.
Требовалось преодолеть всего полверсты, но примерно на середине пути мои плетения разнесло в клочья. Меня подхватило, завращало, понесло, где-то совсем рядом мелькнула очередная молния, и от грохота заложило уши. Испугался ли я? Конечно, испугался, буквально чуть не обделался. Но и не растерялся. Воображение с невероятной скоростью воссоздало разорванные заклинания, причем все одновременно — до той минуты мне и в голову не приходило, что такое возможно. Беспорядочное вращение остановилось. Я оглянулся: до отвесной скалы оставалось всего несколько саженей, ещё секунда, и меня бы по ней размазало. Разобравшись, где верх, а где — низ, я тут же продолжил полёт, и на этот раз благополучно опустился на оплавленный камень аномального пика.
— Псих. — Отражение смотрело на меня с укоризной. — И что дальше?
— Дальше самое интересное, — я достал из ножен меч и воздел его в небо.
Глаза двойника округлились.
— Неудачная идея, приятель! Крайне неудачная!
Чтобы заглянуть в Эфир, мне нужен был точечный прокол в эфирной прослойке, однако чтобы сделать его, требовался единомоментный выброс огромного количества энергии. Сил у меня осталось не так уж много, да и мгновенно выдавить из себя всё до капли я бы не смог. Зато перенаправить внешнюю энергию — вполне.
— Запоздаешь на миг, и ты — труп! Это же как…
— Схватить болт на лету? — сказал я, не в силах стереть улыбку со своего лица. — Поглотить летящее в тебя заклинание?
— Тьфу! — в сердцах выкрикнул двойник. — Не время сейчас так рисковать! Не время, понял?!
Мой взгляд был прикован к острию меча, которое провоцировало тучи, нахально тыча в их косматые подбрюшья.
Сосредоточиться. Попытаться поймать миг, когда воздух задрожит от накопленного заряда и мелькнёт первая искра. Это невозможно, но…
— Одумайся, балбес!
— Не мешай! — заорал я на двойника, и тут же в глаза ударил слепящий свет.
Сквозь моё тело заструились невероятные объёмы энергии. Всего за долю мгновения до этого я успел оживить перенаправляющее плетение и самым краешком глаза заглянуть за прослойку, а потом…
Очнулся.
Потребовалось какое-то время, чтобы мозг снова вошёл в рабочий режим. Только через несколько секунд я понял, что толчком к пробуждению стал сильный удар в грудь. Судя по тому, как болели ребра, удар был не один.
Надо мной стояло Отражение: полупрозрачное, злое, но с тенью облегчения на лице.
— Дебил, — изрёк двойник и растаял окончательно.
Я сидел у подножий Хребта, на безопасном расстоянии от бури, в полном одиночестве. Голова всё ещё туго соображала. Запал, с которым я взбирался к заветной вершине, полностью иссяк.
Провёл самоосмотр. Результаты не вдохновляли. Волосы частично сгорели, частично стояли дыбом и выпадали клочками. В глазах как будто лопнул каждый капилляр. Торс, конечности, лицо — всё избороздили тонкие древовидные знаки молнии. Прикоснувшись к ним, я обнаружил, что ничего не чувствую. Совсем ничего. Моя покрывшаяся тёмными пятнами кожа отныне не различала ни тепла, ни холода, ни боли. Однако сожалений по этому поводу тоже не возникло.
Чтобы не тратить время попусту, я подобрал лежащий рядом меч и обрился наголо. После пережитой остановки сердца руки била дрожь, а лезвие оказалось слишком острым, но порезы не доставили ни малейшего неудобства. Я заживил ранки и стёр выступившие кровавые бисеринки. Ещё раз поглядел на себя. Лицо, которое теперь смотрело на меня из чашки с водой, криво улыбнулось и сказало:
— Привыкай.
Итак, Отражение в очередной раз спасло мою шкуру. Не сберегло в целостности, но всё же спасло. Видимо, ему пришлось, как тогда, на Одиноком Вулкане, воплотиться, и теперь двойник не появится какое-то время. Что ж, это будут самые прекрасные в моей жизни дни.
К счастью, память мне не отшибло: увиденное за эфирной прослойкой запомнилось преотлично. Риск не оправдался. Чем бы это ни было ранее, теперь оно находится в пятидесяти саженях над вершиной и напоминает отсечённую пуповину с тянущимися из рубца отростками. Именно эти отростки, вращаясь, создают спиральные течения энергии вокруг аномалии. На углубление в Эфире это никак не похоже, так что я нашёл не то, что искал.
Однако и совсем бесполезным мой самоубийственный приступ не назвать. Чего стоит только избавление от двойника! А ещё меня почти наверняка ждёт новый асессионный скачок. Плюс к тому я разобрался с местным движением потоков: в радиусе примерно тысячи вёрст возвратная энергия не скапливается, она проваливается в дыру (которую, хоть убейте, я никак не могу объяснить) и выплёскивается далеко к востоку от Хребта. Учитывая, что притяжение Средоточия ослаблено до предела, где-то в Пустошах прямо сейчас происходит возврат, который Острохолмью не являлся даже в кошмарах. Меня ударило всего лишь одной молнией, и её мощью можно было без преувеличения вскипятить целое озеро, а в дыру каждую минуту проваливается сотня таких зарядов. Раньше эта энергия утекала к Средоточию, а теперь конденсируется. Что ж, надеюсь, Рэну и его новой подружке хватит ума держаться оттуда подальше.
Итак, в борьбе с Грогганом я не продвинулся ни на шаг. Потратил два дня на восхождение, теперь потрачу ещё какое-то время на восстановление после короткого визита в небытие. Да и встреча с королём эльфов тоже оказалась бесполезной.
«Может, я просто выбрал не тот путь? — размышлял я, хрустя добытым из кармана сухарём. — Нужно подумать над другими вариантами. Тыкаться вслепую, полагаясь на везение и авось — стратегия явно не для меня. Да и показаться кому-то на глаза в моём нынешнем виде, не вызвав сердечного приступа, было бы большой удачей… Хм-м-м».
Вдруг меня осенило. Я действительно пошёл не в том направлении. Ответ лежал на поверхности, но мне потребовалось впустую потратить несколько дней и заработать физическое уродство, чтобы подумать в нужную сторону.
Теперь прежде, чем действовать, надо хоть немного привести себя в порядок. Как минимум дождаться, когда пройдёт боль в мышцах и вернётся координация. А для этого нужно найти место поспокойнее.
С трудом поднявшись, я вернул меч в ножны и поковылял прочь от Хребта Бурь.
— … Вот так сейчас обстоят дела, — сказала Литесса, закончив рассказ.
Три бунтовщика-меритарита молчали, переваривая услышанное. Из охваченной ужасом столицы они перенеслись в имение Норлана, находящееся на приличном удалении от крупных городов, у самых подножий Синих Гор. Здесь было достаточно спокойно и безлюдно — в самый раз, чтобы организоваться и спланировать дальнейшие действия.
Снаружи уже рассвело, но в гостиной, где расположились чародеи, всё еще потрескивал камин, и догорали свечи. Хозяин дома заверил остальных, что поместье пустует: прислуга приезжает сюда раз в неделю, только чтобы сделать уборку и привести двор в надлежащий вид. Как только все расположились и отведали скромных угощений из запасов Норлана, архимагесса, стараясь ничего не упустить, поведала единомышленникам о том, что произошло в мировом закулисье за последние годы. Рассказ вышел длинным, и язык Стальной Леди, непривычный к такой нагрузке, успел изрядно устать. Её выслушали, почти не перебивая.
— Так вот почему стало так много всякой мрази, — наконец кивнул Лей. — Я чувствовал, что этот Грогган — говнюк с большим стажем. Но чтобы целый мир пустить на разбор — такого я не ожидал.
— Никто не ожидал, — наморщив лоб, сказал Норлан. — Я даже сидя в Совете ни о чём таком не догадывался.
— А этот отступник, ученик изгоя, ты в нём уверена? — спросил молодой Волшебник. — С твоих слов он выглядит изрядно тронутым на голову.
— Я ни в чём не уверена, — архимагесса сверкнула глазами. — Но кроме него с Грогганом никто ничего сделать не сможет. И если есть хоть небольшой шанс, что Энормис знает, что делает, я готова рискнуть. Жаль, что мы можем помочь ему только косвенно, не попадаясь на глаза Вернону и его хозяину.
— Кстати, — Лей сощурился, — помешать Вернону — не значит уничтожить Орден. Ты так и не сказала, зачем тебе это. А меня этот вопрос ну очень интересует.
— Затем, что Орден себя изжил.
— Это ты так решила?
— Это мир так решил, — голос Литессы звякнул железом. — Цели, которые ставит перед собой Меритари последние несколько сотен лет, и методы, которыми эти цели достигаются, ведут к энтропии всего и вся. Ты защищал свой дом от химер? Тогда должен понимать, что связь здесь прямая.
— Но не слишком ли радикальное решение — уничтожить? — подал голос Норлан. — Ведь оно тоже ведёт к энтропии. Есть менее кровавые способы, Лита. Реорганизация, реформация. Тебе нужно лишь снова встать во главе, и тогда…
— И тогда появится новый Вернон, — отрезала Стальная Леди. — Кажется, ты не понимаешь фундаментальных ошибок Ордена. Мне тоже нелегко приносить в жертву то, чему я посвятила целую жизнь. Но давай посмотрим на меритаритов отстранённо. Мы сидим в Башне, плетём интриги, жируем и плюём сверху на всех, кто не обладает Даром. Нас не уважают, нас просто боятся. Тихо ненавидят, но терпят, потому что от нас всё же есть небольшая польза, и потому что нас признаёт король. Мы даже своих неофитов приучаем к тому, что страх — лучшая мотивация.
Чародейка вздохнула и помолчала, собираясь с мыслями.
— Один очень неглупый парень говорил мне, что это неправильный подход, — продолжила она. — Приводил факты, доказывал. Но не убедил. Я была уверена, что лучше знаю человечество: так оно и оказалось. Я прекрасно знаю людей, на что они годны и чего хотят. Последнее слово тогда осталось за мной. Но теперь, посмотрите вокруг, — Литесса обвела взглядом соратников. — Мир на последнем издыхании. Ещё немного, и мы захлебнёмся собственной кровью и испражнениями. Что останется после нас — руины, населённые химерами? Я была права в том споре. Страх — лучшая мотивация. Но такая система ценностей привела нас к нынешнему положению. И даже если причина в другом, у меня напрашивается только один вывод: пора что-то менять. Желательно — в корне.
Чародеи молчали. Томве — в полном спокойствии, Норлан с сомнением, Лей с лёгкой усмешкой.
— Этот мир или изменится, или погибнет. И я собираюсь начать с себя, — архимагесса снова вздохнула. — А теперь, если мы разобрались с моралью и философией, предлагаю перейти к более насущным вопросам. Нужно вставить как можно больше палок в колёса Вернону. Устранить его мы не в состоянии, но лишить человеческих ресурсов можем.