- Э, вам придется обнажиться, мистер Гулливер и лечь на песочек.
Меня залила краска. Хоть я и был немного пьян, но целомудрие прочно сидело во мне, особенно касаемо публичных демонстраций наготы.
- Простите, но до каких пор я должен обнажиться? - Даже красный цвет вина в этот момент был не таким красным, как я.
- Полностью, разумеется. Но на фотографиях ничего такого видно не будет, мы серьезное издание, и нам не нужно развешивать гениталии на страницы, чтобы покупали. У нас все пристойно, по крайней мере, с мужскими причиндалами. С женскими там немного другая история.
- Я не готов. Я не могу пойти на это. Давайте, разорвем контракт и забирайте все деньги, и даже больше, забирайте с процентами. Да хоть все забирайте.
- О, мистер Гулливер, гоните из себя эту мораль викторианской эпохи. Будьте самим собой, любите свое тело. - Выдра закатил глаза под лоб.
- Извините, но причем здесь это? - С меня сошел весь хмель. - Я люблю его, но не хочу показывать. Я вам не портовая шлюха. Мое тело не предмет торга.
- Успокойтесь! - Уже без всякого уважения произнес выдра. - Вы отстали от нас на триста лет. Теперь другие правила. Вы подписали контракт, он обратной силы не имеет. Выдали согласие на демонстрацию своего тела, будьте любезны, исполняйте условия.
- Вы воспользовались моим незнанием и состоянием. Это похоже на мошенничество. У вас есть суды, я хотел бы обжаловать в нем ваш контракт.
Человек-выдра прыснул.
- Вас нет, вы никто, к тому же суды всегда будут на стороне того, кто не нарушил условий контракта. А это наша сторона, мистер Гулливер. Возьмите себя в руки, выпейте еще один бокал шампанского и приступайте к работе. Я знаю, что может изменить вашу точку зрения. - Выдра хлопнул в ладоши. - Девочки, на сцену!
Из подсобного помещения выпорхнули несколько стройных и абсолютно голых девушек с головами разных животных. Без всякого стеснения они встали рядом со мной. Наступил еще один момент, когда мое лицо стало пунцово-красным.
- Девочки, тут у нас мистер Гулливер не может побороть своего стеснения. Помогите ему от него избавиться.
Девушки, как наяды, жаждущие соблазнить и замучить мужчину, облепили меня. Их глаза и тела чертовски умело посылали мне сигнал, разжигая страсть. Слабовольная часть меня принялась нашептывать мне слова: "Что в этом такого? Всего один раз, и об этом в Англии никто не узнает. Таких соблазнительных девушек в мое время не было и в помине. Все затянутые под горло и укрытые до пят, Поди, пойми, что там скрывается. А тут все как на подбор, крутобедрые и горячие".
Человек-выдра прочитал в моих глазах слабость.
- Так, шезлонги на песок, зонт, задник с отелем. - Раздавал он команды.
- Нет! - Выкрикнул я, заглушая голос сидящего во мне бесхарактерного "я". - Нет, нагишом не буду!
Выдра сплюнул себе под ноги и растер ботинком.
- Фотошопера ко мне, быстро!
Скоро прибежал человек с головой мопса.
- Ты сможешь убрать с картинки трусы? - Строго спросил выдра.
- Смогу, но чем меньше они будут, тем лучше. - Ответил мопс.
- Мистер Гулливер, я нашел компромисс. Вы будете сниматься в трусах. Идет?
Я сделал вид, что думаю. На самом деле, компромисс меня устраивал. Разгоряченная алкоголем и девицами мужская сущность, сумела объединить во мне интересы двух противоположных сторон моей личности.
- Хорошо. - Ответил я.
Меня проводили в кабинку и сообщили, что трусы меня уже дожидаются. Вы можете себе представить, что в Англии восемнадцатого века означали мужские трусы? Это были панталоны до колен, с завязками. То, что дожидалось меня на крючке походило на фиговый лист, только формально прикрывающий мужской стыд.
Я шел к людям той же походкой, которой идут осужденные на смертную казнь к виселице. Я ждал залп хохота и насмешек. А я был смешен в этом наряде. Но на меня никто не обратил внимания.
- Работаем! - Крикнул выдра. - Все по местам. Вы, мистер Гулливер в центр, между девушек.
Я прошел вдоль бассейна и занял место, на которое мне указали. Девицы игриво смотрели на меня и всячески пытались заставить потерять контроль над своими мыслями. К вящему стыду, думая об этой ситуации много времени спустя, я ловлю себя на мысли, что в тот момент им удалось затмить пуританские устои добропорядочного англичанина. Воспоминания те обрывочны, но ярки. Периодически перед сном, в особенности зимой, когда камин не справляется со своей работой, и я мерзну под двумя одеялами, мне становится жарко от этих воспоминаний.
Когда человек-выдра, мокрый от пота и осипший от постоянно крика скомандовал:
- Камеры стоп!
На дворе уже наступила ночь. Эти сутки пролетели для меня как один миг. Я был выжат, как лимон, опустошен и ослаблен. Не выполняя никакой тяжелой физической работы, тем не менее я чувствовал, что дорога до каюты не покажется мне быстрой. Девицы, с которыми, если позволите мне так выразиться, я работал, пытались куда-то утянуть меня. Они обещали веселье, но мне нужен был только сон. И было бы прекрасно проснуться у себя дома и вспоминать прошедший день, как дурной сон. А утром пойти в сад, и целый день окучивать цветы, постригать газоны и зеленую изгородь.
В коридоре меня ждали. Я чуть было не забежал назад, но меня успокоили.
- Сэр, мы хотим вам напомнить, что завтра с утра первая сессия именно с нами. - Предупредил человек с головой сенбернара.
- Завтра? Слава богу! Еще одну сессию я бы не выдержал. - Признался я, но по моему лицу и так было видно, что я устал.
- До завтра, мистер Гулливер. Запомните, сеть вегетарианских ресторанов "Брокколи", все остальные после нас. Запомнили?
- Брокколи, разумеется. Ненавижу брокколи.
Удивляться и задавать вопросы у меня не было сил. Прикрыв глаза в ожидании сладкой неги, я не помнил, как дошел до дверей своей каюты. Сил едва хватило на вечерний моцион. Потом была короткая вспышка сна и снова стук в дверь.
- Мистер Гулливер, брокколи ждет вас! - Раздался задорный голос с той стороны.
- Ммм, неужели они не хотят потратить день с большей пользой? - спросил я сам себя. - Иду! - Крикнул я вслух.
Я понятия не имел, кто меня должен кормить. В моей каюте было пусто, а мне хотелось с утра выпить чашку чая. За дверью стоял тот самый сенбернар.
- Не подскажете мне, я хотел бы позавтракать, куда мне обратиться? - спросил я его.
- Обратитесь к своему холодильнику. - Ответил он и ощерился крупными клыками.
Видя мое замешательство, он попросил разрешения войти, затем подвел меня к белому шкафу. Открыл его дверь и к моему удивлению, сделал открытие, что в моей каюте полно разных съедобностей, спрятанных внутри самоохлаждающегося шкафа, называемого холодильником. На все про все, он дал мне пять минут.
Их я потратил на сэндвичи с колбасой и какой-то терпкий темный напиток со странным вкусом. Спустя отпущенное мне время я почувствовал себя готовым к новому рабочему дню.
- А скажите, мне придется есть брокколи? - С тревогой спросил я.
- Нет, только изображать счастье рядом с вегетарианскими блюдами.
- Изображать? Понятно. Вчера меня этому учили весь день. Кажется, у вас это в порядке вещей изображать?
- Не понимаю вас, мистер Гулливер.
- Ну, мне показалось, что вы стараетесь больше изображать, чтобы со стороны показаться кем-то другим.
Сенбернар гоготнул.
- Это реклама. Здесь надо выставлять успешность напоказ. Вы знаете, каков закон хорошей рекламы?
- В мое время хороший товар в рекламе не нуждался.
- В ваше - точно, но в наше информационно-насыщенное время старые трюки не работают. Нам надо чтобы в головах наших потребителей выстроилась смысловая цепочка: товар-успешность. Не можешь себе позволить наш товар, значит, ты не успешен. Изгой, слабак, рохля или неопределившийся.
- Неопределившихся не волнует успешность?
- Их ни черта ничего не волнует. Они как растения. Настоящая движущая сила мирового бизнеса, это мы, определившиеся. Креативный класс, на пике технологического и культурного прогресса. Мы, острие эволюции. Наша сила в нашей неутолимой жажде творить и пользоваться тем, что мы сотворили, день ото дня улучшая свою жизнь!
Человек-сенбернар если бы умел краснеть, обязательно бы раскраснелся. Такой проницательно мощной была его речь. Вместо этого у него выступили шнурками слюни по краям рта, простите, пасти.
- Лучше бы вы бургеры улучшили, или придумали бы им более пристойное название. Например - подошва, очень бы подошло.
- Я не понимаю вашу иронию, мистер Гулливер. У них прекрасный вкус. Может быть, он просто непривычен для вас?
Я не нашелся, что ответить сенбернару. Не хотелось затевать спор на не стоящую того тему.
- Может быть. - Согласился я.
- А я бы хотел попасть в ваше время. Это такой кладезь для воображения! - Сенбернар мотнул головой, и слюни его разлетелись по сторонам.
- Боюсь, ваш внешний вид не смогли бы оценить по достоинству мои современники. - Я представил этого собакочеловека на улицах Лондона. В лучшем случае его смогли бы терпеть только в цирке.
- Ах да, древность! Я забыл, что когда-то Землю населяли только неопределившиеся. - Вздохнул он. - Ну, и ладно, всему свое время.
Я только собрался расспросить его подробнее об неопределившихся, как оказалось, что мы пришли. Сенбернар открыл дверь на палубу и мы очутились под теплым солнцем и голубым небом. Кроме декораций и полуголых девиц здесь снова все было точно таким же, как в тех местах, где я работал вчера. Руководила работой женщина, но одетая по мужски. Бесполая птичья голова, кажется это была иволга, усиливала ее бесполость еще сильнее. Если бы не две выпуклости, едва обозначавшие ее грудь, я бы точно принял ее за мужчину.
- Очень рада знакомству. - Прочирикала иволга.
- Взаимно. - Я пожал протянутую ладонь, отметив ее вялость.
- Вечером жду отчет. - Отрывисто, по-собачьи, произнес сенбернар. - Успеешь?
- Постараюсь.
- Не постараюсь, а успею.
- Хорошо. - Сенбернар услышал то, что хотел и ушел.
Все повторилось в точности с тем, что я делал вчера. Фальшивые улыбки, закатывания глаз от мнимого блаженства. Кажется, это меня утомляло сильнее всего. Так недолго было заболеть или получить психическое расстройство. Передо мной стояли красиво сервированные блюда совсем не содержащие мяса, и как я сам произносил вслух "на камеру", приготовленные без капли животного жира. Через несколько часов проговаривания в разных вариациях одних и тех же слов, я почувствовал, что готов попробовать, то, что сам рекламировал.
- Разрешите кусочек. - Спросил я у иволги.
- Не советую. Это все полито машинным маслом, чтобы красивее выглядеть.
- У нас, по выходным, на ярмарке, чтобы продать, торговцы отрезают кусочек на пробу. По мне, это самая честная реклама.
- Честная. - Иволга раскрыла клюв. Наверное, она беззвучно смеялась. - Честные у нас внизу посуду моют, и белье стирают. Честность, дорогой Гулливер, неликвидный товар. Как вы думаете, что быстрее купят люди, товар про который скажут, что он хорош, но в нем имеются какие-то изъяны, или совершенный товар? Вы бы что купили?
- Совершенный.
- Ну вот, вы сами ответили на свой вопрос.
- При условии, что он соответствует рекламе. Если меня обманут, я больше не куплю его.
- А представьте себе, что это сговор производителей и продавцов, и все обманывают. Что тогда?
- Такого не может быть. - Я усомнился, что в этом красивом мире, кто-то не дорожит репутацией честного человека.
Иволга опять разинула клюв.
- Не может, а так и есть. Мы выбираем не товар, а того, кто нам соврал правдоподобнее. Таковы правила, и вы сейчас тоже участвуете в этой игре. Мы продаем обман и покупаем обман и очень в этом преуспели.
- И что, все с эти согласны?
- Не все. Но у нас есть юристы.
- Не согласные, это неопределившиеся? - Догадался я.
- Не трудно догадаться. Они всегда пытаются жить вне правил. Так же, как и вы желают откусить прежде, чем купить. Не хотят покупать модное, хотят нужное. Едят брокколи с мясом, слушают старые песни, носят одну вещь по несколько лет и совершают еще много разных отвратительных вещей.
- И заправляют рубашку в брюки. - Подсказала девица с головой персидской кошки.
По ее интонации можно было догадаться, что отвратительнее этого ничего не может быть. Мне вдруг стало так скучно среди этих людей, что захотелось откупорить бутылку виски и выпить ее залпом. Я ведь сам заправлял рубашку в брюки, потому что чувствовал себя неряшливо, когда она была поверх них.
Как человек, привыкший быть хозяином данного обещания, я вытерпел рабочий день до конца. Меня выжали, как лимон. Я был пуст морально и физически. Как утолить моральный голод на этом корабле я не представлял, а вот избавиться от физического голода я знал как. Теперь у меня были красочные прямоугольнички, заменяющие деньги, и любой бармен обязан был принять их для оплаты.
Время была далеко за полдень. Солнце, видимое сквозь стеклянные крыши коридора, висело на половине пути к горизонту. Везде, где я проходил, было людно. Зоопарк странных людей с головами животных, гадов и птиц гомонил, как в каких-нибудь тропических джунглях. На меня часто обращали внимание и пытались сохранить картины со мной на свои устройства. Бесцеремонные пассажиры корабля отняли у меня много времени, прежде, чем я попал в бар.
За стойкой стоял человек-барсук. Тот это был барсук или другой, я не смог определить.
- Мне чего-нибудь с мясом и вина. - Я вынул карточку, которую мне предоставила компания, по производству спортивной одежды, и демонстративно постучал ее по стойке.
- Извините, мистер Гулливер, но у нас только легкие закуски. Могу налить вам вина и шоколад.
- Только не шоколад. Я хочу мяса.
Стоявшая рядом со мной козочка тряхнула ушами и отошла.
- Веганы не любят разговоры про мясо в их присутствии. - Шепотом сообщил бармен. - Мы уважаем их выбор.
- Давай вина и расскажи мне, где можно нормально поесть.
Вино приятно разошлось по желудку и еще больше усилило аппетит.
- Вниз, через две палубы. Там будет ресторан. Вы его сразу учуете по запаху, и по отсутствию веганов.
- Спасибо. - Поблагодарил я бармена. Мне он больше не казался наглым и насмешливым.
- Вы, я вижу, хотите стать хищником? - Спросил барсук.
- Вообще-то, мне хотелось бы остаться самим собой. - Ответил я.
Мне показалось, что барсучью морду бармена скривило от моего ответа. Мне было все равно, вино создало приятный настрой, а ожидание сочного куска мяса отодвинуло на дальний план любые чужие проявления эмоций.
Спустившись вниз на две палубы, я почувствовал смесь запахов жареного мяса и острых приправ. Это было именно то, что я желал. Публика в округе на самом деле была хищной. Тигры, львы, медведи, волки, собаки, и даже гиены. Многие были одеты представительно, в костюмы, но многие носили очень свободный стиль, шорты, как у солдат в Ост-Индии и свободные рубахи пестрой расцветки.
Я занял столик. Ко мне сразу подскочила молодая лань. Протянула листок меню и попросила подождать пять минут. Я был готов ткнуть в первую попавшуюся строчку, но пришлось подождать. Из всех блюд, название которых мне были незнакомы из-за явного французского происхождения, я выбрал единственное знакомое, говяжий стейк.
Через долгих двадцать минут мне принесли горячий кусок хорошего сочного говяжьего стейка, с причудливо нанесенным на него рисунком из темного соуса. В мое время стейк в дополнительном оформлении не нуждался, являясь самодостаточным, как внешне, так и по содержанию. Однако, тут я просто брюзжал. Соус не портил вид и вкус хорошего мяса. На апперитив подали какой-то пряный напиток. Я пригубил его, но сильный запах оттолкнул. Мне не надо было усиливать аппетит.
Из ресторана я выбрался в более благодушном расположении духа, чем пребывал большую половину дня. Солнце почти ушло за горизонт. Публика на корабле стала еще шумнее и пестрее. Я решил выйти на свежий воздух, ощутить соленый морской ветер и полюбоваться закатом.
- О, мистер Гулливер, я на вас подписана! - Прощебетала пташка с крепкой девичьей фигурой и головой канарейки.