Я задумалась, верят ли другие вампиры в существование души, так же как Эдвард. Я записала, что должна спросить их об этом. Также в блокноте появилась запись о том, что Элис обещала мне “позже” поговорить об ее силе.
Когда я все записала, то почувствовала себя странно… опустошенной. Я с нетерпением ждала отличной, ничем не заполненной субботы, чтобы хорошо поразмыслить. Однако меня поторопили и заставили принять решение, которое я как раз и хотела обдумать: появилась Элис и загнала меня в угол, вынудив согласиться на дружбу с Эдвардом. (И все так запуталось, что сначала я несколько часов с открытым ртом слушала его захватывающие истории, а потом согласилась пойти с ним пообедать в уютном итальянском ресторанчике в Порт-Анжелесе, на его деньги. Неудивительно, что Элис сочла мою уступку удовлетворительной.) Все, что мне оставалось делать — это задавать больше вопросов, а не обрабатывать уже накопленную информацию. И я оставила эти мысли и приступила к своей домашней работе.
Ладно, я не полностью отвлеклась от процесса обдумывания текущего положения. Мне нужен был по меньшей мере час, чтобы поразмыслить о том, как изменились мои чувства к Эдварду.
Но я не очень-то хотела записывать такое в блокнот, пока не разберусь со способностью Элис в ее видениях читать мои записи. Могла ли она прочесть мои заметки, если я буду печатать их, спрятав экран, клавиатуру и руки под одеялом? Правописание при этом пострадает, однако не критично. Ее видения основаны на визуальном восприятии, так что моя идея могла бы сработать — если только она не может выбирать точку обзора в своих видениях, например, поместив ее между моим лицом и монитором компьютера — но это требовало эксперимента. Настоящего эксперимента, в котором я не знаю конечный результат.
Я это записала. (Если Элис это увидела и свободна во второй половине дня, то, возможно, она появится и мы сразу проведем эксперимент.)
Я попыталась проанализировать проблему в своей голове, не используя блокнот. Это было трудно — я продолжала не верить заключениям, которые делала, и мне нужно было отслеживать и заново устанавливать их. Впервые оказавшись в Форксе, я думала, что моя независимость от блокнотов доведена до совершенства, но на самом деле она была не настолько хороша для работы с серьезными проблемами. Без внешней поддержки мой мозг мог решать только небольшие задачи. Однако, если оглянуться назад, мне потребовалось три страницы, чтобы принять решение об отъезде из Форкса. Я нахмурилась. Это и правда проблема.
“Отучить себя от зависимости к блокнотам”, записала я в свой список нужных умений. Я зачеркнула мысль о том, нужно ли смотреть на привлекательных людей: уверена, что им на это наплевать. Остаток дня я провела, стараясь воспринимать дождь в позитивном ключе.
“Облака”, думала я, “помогут мне с конспирацией, когда я буду вампиром”.
*
В воскресенье я не встретила ни одного вампира.
Мне было одиноко (Чарли пришлось выйти на работу), так что я позвонила и уговорила Анжелу, Джессику и даже Лорен пойти вместе в кино. В Форксе не было кинотеатров, так что мы все сели в машину матери Джессики и поехали в Порт-Анжелес. В кинотеатре, который мы нашли, показывали “Призрак оперы”, на просмотр которого нас уговорила Джессика.
Лорен жаловалась на наш выбор фильма, говоря, что все мюзиклы “невероятно тупые”, однако все же пошла с нами, а не взяла билет на другой фильм. Когда мы вышли, она была очарована Жерардом Батлером, обсуждая с Джессикой основные моменты фильма. Я пренебрежительно сказала ей, что он похож на более взрослую версию Эрика. Это была наглая ложь (они были похожи только цветом волос, и ничем более), однако показавшаяся мне подходящей, чтобы заставить ее подумать об Эрике и не дать повода предположить, что он нравится мне самой. Но по ее виду я не могла сказать, сработало ли это.
Мы пообедали, побродили по городу, посетили несколько магазинов, чтобы полюбоваться на модную одежду и чтобы наша прогулка не была совсем бесцельной. Анжела купила свитер, а Джессика поддалась искушению взять пару сапог на высоких каблуках. Я задумывалась, не взять ли шерстяную красную кофту, но в конце концов отказалась от этой мысли. Лорен перемеряла все, что попалось ей на глаза, но так ничего и не купила.
Исчерпав свои силы к пяти вечера, мы решили вернуться в Форкс, вместо того, чтобы ужинать в Порт-Анжелесе. Дома я пожарила рыбу — благодаря субботней поездке Чарли наш холодильник был забит ею доверху — и испекла пару кексов просто для того, чтобы чем-то заняться. Если бы я была вампиром, мне не нужны были бы кексы, чтобы занять себя. Если бы я была вампиром, то могла бы просто добежать до Порт-Анжелеса, по пути делая разминку и при этом не опасаясь подвернуть ногу, купила бы кофту и прибежала обратно. Будь я вампиром, то могла бы обдумать все, что хотела, в своей голове, где мысли хранились бы надежно с учетом совершенной памяти вампиров, и не пришлось бы использовать блокноты. Будь я вампиром, я могла бы просто стать такой же как Эдвард, и быть вместе с Эдвардом, и не было бы необходимости столько над этим размышлять.
Я нахмурилась, доставая кексы из духовки, и сразу выложила один из них на свою тарелку, чтобы он побыстрее остыл. Желание “не задумываться” было неправильным. Я поймала себя на том, что пытаюсь изменить предыдущую мысль и пробормотала про себя: “Я не хочу думать о том, нужен ли мне Эдвард, и не знаю, почему”, — слишком тихо для Чарли и слишком неразборчиво для Элис, которая, возможно, могла читать по губам. Не так хорошо, как работа с блокнотом, но это действие переместило идею из моих смутных воспоминаний о собственных мыслях в более надежную слуховую память.
Я медленно ела свой кексик и думала. Решение насчет Эдварда, похоже, было единственным наиболее значимым решением в моей жизни. Я считала решение переехать из Аризоны, чтобы Рене была счастлива, значительным, однако смена места жительства не шла ни в какое сравнение со сменой своего биологического вида и приобретением спутника на всю жизнь. Мне было семнадцать. Рене постоянно говорила, что она вышла замуж слишком рано, причем ей было двадцать, когда я родилась — почти сразу после свадьбы. (Я чуть не родилась в медовый месяц. Рене приложила все усилия, чтобы заверить меня в том, что она не сожалеет о моем рождении, однако я почему-то удивительно легко пришла к выводу, что будь мои родители умнее, то я могла бы и не появиться на свет.) Она прочно убедила меня, что замужество — это такое дело, о котором зрелые и умные люди думают серьезно, куда не стоит бросаться очертя голову, что-то, о чем мне не стоило думать по крайней мере до тридцати лет.
Эдвард не дарил мне никаких украшений, не говоря уже об обручальном кольце, однако из сказанного Элис, следует, что мое грядущее обращение привяжет меня к нему куда более серьезно, нежели замужество. Опрометчивые действия Рене только дали ей дочь и потребовали провести немного времени с адвокатом по разводам, ну и, возможно, заставили поволноваться — всего-то.
Эдвард уже привязался ко мне, однако у меня еще пока был выбор. Если бы я привязалась сама, а это оказалось бы плохой идеей, я бы никогда не смогла отменить свое решение — этого, по словам Эдварда, не мог сделать ни один вампир, который был в паре.
Я рассмотрела возможность того, что он лгал насчет своих знаний о вампирских парах. (К этому моменту я уже прикончила кекс и тихо бормотала себе под нос в относительной приватности своей комнаты. В качестве дополнительной меры предосторожности я уткнулась лицом в подушку.) Чтобы последовать совету Элис — не лгать мне — в других ситуациях он был готов даже влипнуть в некоторые неприятности. И не похоже, чтобы у него была причина верить, что мне больше понравится перспектива вечной нерушимой связи, чем сильной, волшебным образом возникающей любви. Для вранья у него не было мотива. Тогда, скорее всего, это не ложь.
Я задумалась над тем, какой механизм может отвечать за такую связь вампиров. Эдвард был вполне способен спорить со мной и уехать, когда я сказала нечто для него неприятное. То есть физически он был способен оставить меня. Его эмоции по отношению ко мне не ограничивались только позитивными. Я начала размышлять над его возможными действиями, если бы я сказала ему, что не хочу его больше никогда видеть, и что он должен уйти. Я не хотела проводить такой эксперимент — нужно же знать меру — однако было бы полезно обладать этой информацией. Что произойдет, если вампиры попытаются порвать друг с другом?
Я иду не по тому пути, решила я. Этот эффект, возможно, больше связан с процессом отбора. Эдвард был вампиром уже достаточно долго, и поиски меня заняли у него немало времени. Если бы вампиру во всем мире нужно было бы найти Единственную Родственную Душу из множества людей, тогда вокруг меня крутилось слишком много вампирских пар. Должно было существовать определенное количество возможных партнеров, при встрече с одним из которых происходит привязка, и все остальные перестают рассматриваться.
Я не знаю, встретило ли большинство вампиров своих избранников после обращения, наподобие Элис и Джаспера, или когда один из них был еще человеком, как у Карлайла с Эсме. Если первое, то фактор, который сужал выборку потенциальных кандидатов, вероятно, имел отношение к тому, уместно ли данному человеку стать вампиром или нет. Это подтверждал мой случай — у меня была защита от телепатии (огромное спасибо той случайности, которая подарила мне это качество), а людей с многообещающими талантами в основном и принято было обращать. Если же второе… тогда я могла только представить множество вампиров, которые питались людьми и не тратили время, чтобы представиться им перед трапезой, и которые собирались бродить в одиночестве вечно, однако дело было не в этом.
Если верно было второе, и не в каждом ковене была своя Элис, чтобы проинструктировать людей и гарантировать их обращение в будущем, тогда я могла представить, что множество людей было выбрано для обращения против их воли. Большинство вампиров не задумываются, когда убивают людей направо и налево; вряд ли бы они стали мириться со своенравным поведением человеческого компаньона, когда достаточно одного укуса, чтобы его прекратить.
Но для них трудно остановиться, когда они охотятся. Возможно, обращение вместо убийства — это тоже трудно. Карлайл обратил Эдварда, Эсме, Розали и Эмметта. Но у него редкий, особенный талант — выдерживать зов крови.
И предполагалось, что существует множество других женатых вампиров, а не только Каллены.
Так что наиболее вероятным было, что пары вампиров обычно образуются уже когда оба партнера — вампиры, и у них сразу же возникают одинаковые чувства друг к другу.
Черт побери. У меня нет готовых примеров, за которые можно было бы зацепиться. Если только у Розали и Эмметта — о которых я знала совсем мало — не будет истории, которая больше подойдет к текущей ситуации.
И я снова вернулась к необходимости задавать вопросы вместо обработки уже существующей информации.
*
В понедельник за обедом я снова сидела за столом вместе с вампирами. Подходя к столовой, я не была уверена, хотят ли они, чтобы я села с ними, однако мимо проскользнула Элис, прошептав, что я могу присоединиться, так что я набрала себе еды и заняла пустой стул за их столом. Все они взяли по бутылке воды; Джаспер постоянно отпивал из своей — это выглядело как проявление нервозности, в то время как остальные из своих бутылок всего лишь делали по глотку, время от времени.
Когда я села, в разговоре преобладали рассуждения Розали о том, как ее раздражают фотографии в ее нынешних паспорте и водительских правах, и что она планирует пойти учиться в колледж на фотографа, чтобы самой сделать хорошие снимки. (я предположила, что она опустила фразу “в этот раз” только потому, что мы были в комнате, полной людей, и что она полагалась на стереотипы о блондинках, которые не дадут людям запомнить, что люди, даже фотографы, обычно не делают сами себе фото на документы.)
Эмметт ответил ей:
— Роуз, но сейчас твоя очередь идти в медицинский колледж.
— Я уже ходила, — скривилась она. — Почему бы тебе не сходить? Или Элис? Нет никакой причины, по которой это должны делать только мы с Эдвардом. В любом случае, думаю, Карлайл может подождать еще немного.
— Подожди-ка, что? — выразительно спросила я. Розали закатила глаза и отвернулась, похоже, не желая участвовать в разговоре, если к нему присоединяюсь я.
На мой вопрос ответил Эдвард. С тех пор, как я села с ними за стол, я избегала напрямую смотреть на него, так как была не уверена в том, хочет ли он и дальше быть мне “другом”. Но когда он заговорил, моя голова повернулась автоматически, и он не выглядел расстроенным, он только хотел удовлетворить мое любопытство:
— Карлайлу нужно обновлять свои знания о медицине, поскольку она постоянно развивается, — начал он. — Время от времени он сам возвращается в медицинский университет, однако, чтобы уменьшить шансы на то, что его узнают, мы с Розали тоже учились: я — дважды, и один раз — она. Окончила с отличием университет в Колумбии, — добавил он, глянув на сестру; я предположила, что, упомянув об ее достижениях, он хотел польстить ей с тем, чтобы она вернулась в обсуждение. Думаю, я явно видела проблеск улыбки на ее лице, прежде чем она снова продолжила смотреть в окно.
— А чтение журналов не помогает? — просто спросила я, задумавшись, однако не став спрашивать вслух, почему Розали не предложила учиться Джасперу.
— Карлайлу нужно производить впечатление, будто он только что закончил университет, — пояснила Элис, — Журналы он тоже читает, однако в них не поясняется, что из материала сейчас преподается студентам.
— Разумно, — признала я. Я подумала предложить себя в качестве следующего кандидата на медицинское обучение, хотя я еще даже не вампир, не говоря уже том, что их семья пока меня не признала полностью, чтобы позволить пойти в медицинское учебное заведение от имени Карлайла. У меня не было жизненной цели стать врачом, однако это было похоже на навык, который мне бы пригодился, если бы у меня была вечность на то, чтобы выучить все, что мне нравится. — А как вы справляетесь, когда приходится работать с кровью? Предполагаю, что при обучении медицине таких ситуаций немало.
— Я задерживал дыхание,— ответил Эдвард, — и не появлялся на таких занятиях, не утолив заранее жажду.
Розали тряхнула волосами, и ничего не сказала; я не была уверена, ответил ли Эдвард и за нее тоже, или же она просто не отнесла вопрос на свой счет.
— Так, — спросила я, когда тема исчерпала себя, — откуда вы взяли свои фамилии?
— Каллен — это фамилия Карлайла в его человеческой жизни, он оставил ее себе, — ответил Эдвард. — Я не всегда носил ее. Сначала я представлялся его шурином, младшим братом его вымышленной покойной жены, и использовал собственную фамилию, “Мэйзен”. Когда к нам присоединилась Эсме, какое-то время я представлялся ее братом, используя ее девичью фамилию “Платт”. Когда в семью пришла Розали, она предпочла оставить себе старую фамилию, “Хейл”; тогда, чтобы объяснять ситуацию, мы начали использовать уже знакомый тебе шаблон, где Эсме и Карлайл — приемные родители для всех остальных, так что я взял фамилию Каллен. Эмметт сделал то же самое, когда появился, как и Элис, однако Джаспер был похож на Розали цветом волос, так что он взял фамилию Хейл.
— Я думаю, странно было бы, если бы в ваших парочках у всех были бы одинаковые фамилии, — размышляла я, махнув рукой в сторону Элис, Розали, Эмметта и Джаспера. — Даже учитывая, что вас вроде как всех усыновили и удочерили. И все же — почему вы используете настоящие фамилии? Разве это не облегчит работу тому, кто что-то заподозрит? Можно же было взять фальшивые.
— Розали нравится ее фамилия, — ответил Эдвард, — а Карлайл использовал свою на протяжении более трех веков — и никто ничего не заметил. Хотя, возможно, нам уже стоит поменять такой образ действий, потому что из-за появления компьютеров становится легче отследить нужного человека.
Я кивнула.
— А ваши имена — все настоящие?
Четыре кивка и одно “думаю, да” — со стороны Элис.
— Ты этого тоже не помнишь? — спросила я, повернувшись к маленькой вампирше справа от меня.
— Мне кажется, что “Элис” — все-таки мое настоящее имя, — ответила она, — и когда я пришла в себя, оно тоже казалось похожим на мое имя. Но у меня просто нет возможности в этом убедиться. И я даже не представляю, каким было мое второе имя, или фамилия.