Даже если предположить создание некого колоссального фонда для нужд кино, всё равно непонятно, кто и как будет принимать решения по выделению денег и их количества на тот или иной замысел. Каким бы бездонным ни был этот воображаемый фонд, запросов будет всё равно больше, чем денег. Это универсальный закон жизни. И кто бы ни руководил таким фондом, художнику всё равно придётся обосновывать свой запрос. Придётся объяснять. А подлинно художественный замысел наиболее трудно формулируем, в отличие от ясной и понятной жанровой задумки, в которой всегда проглядывает и коммерческая перспектива. Большой художественный замысел, заявленный настоящим художником, обязательно проиграет простым и незамысловатым мелочам, большой замысел всегда окажется последним в очереди за деньгами. Подлинно художественный замысел останется непонятен, даже если, или тем более если, руководить фондом и деньгами будет другой большой художник.
Проще говоря, нет и не предвидится в сегодняшнем мире тех методов, способов и возможностей делать кино без денег, или получать деньги без пагубных для искусства условий. Этот факт не даёт и не даст кино развиваться в обозримом будущем как искусству. Наоборот.
Наоборот, большая, огромная базовая денежная составляющая кинопроизводства определила развитие кино как индустрии, направленной на зарабатывание же денег. Это вполне естественное следствие. Деньги таковы! Такова их суть. Именно денежная сторона киноиндустрии повернула кино только и исключительно в сторону развития технологий. То есть в сторону аттракциона.
Всё, за что берётся кинематограф, он обращает в аттракцион. Кино развивает не только технологии зрелищности, не только эффекты и компьютерно-цифровые фокусы, но изучает и развивает технологии психологического воздействия, исследует технологии воздействия на все виды эмоций: страх, удивление, отвращение, вожделение, восторг, любопытство… Кино шагнуло много дальше литературных способов выжимания из человека слёз. Кино сделало плач массовым развлечением, быстро превзойдя все оперы, театры и романы. Кино разработало и добилось невиданных ранее результатов в области наслаждений страхом и ужасом. Оно сделало кошмар развлечением. А ещё кино дошло до того, что приучило человека получать удовольствие только от зрелища и наблюдения технологических своих новинок и фантастических возможностей. Очень много фильмов только и делаются для того, чтобы эти технологические новинки продемонстрировать. В таких фильмах герои и актёры, их исполняющие, история, фабула, элементарный здравый смысл являются второстепенными и несущественными деталями.
Кино, в отличие от балета, оперы, концертов, стало самым доступным и распространённым культурным продуктом, рассчитанным на коллективное потребление. Взяв за основу устройство театрально-концертного зала и закрыв сцену экраном, кино нашло способ демонстраций своих произведений людям. Простота и экономическая эффективность такого способа позволила кино дойти до глубинки и захватить такие территории, до которых театр никогда не добирался, я уже не говорю про балет и оперу.
Кинематограф очень быстро разобрался с тем, что он является самым выгодным видом культурной деятельности в истории.
Люди полвека после рождения кинематографа шли и шли в кинотеатры. У людей не было никакой другой возможности, прежде всего технической, посмотреть кино в каком-то другом месте. Кинопроекторы и киноленты были делом дорогим и крайне непростым.
Но как только появилось телевидение и человек получил возможность смотреть кино дома, кинематограф заволновался. Конечно, маленький чёрно-белый экран первых телевизоров не мог соперничать с экраном кинотеатров. Но неоспоримое удобство просмотра кино дома заставило киноиндустрию сделать просмотр кино в кинозале ещё более зрелищным, масштабным и не помещающимся в экран телевизора. Кино, уже будучи цветным, вдруг стало ещё более цветным, широкоформатным, громким и прочее. К тому же, поняв все перспективы и выгоды телевидения, кино быстро, практически моментально, выдало кинопродукт, сделанный специально для просмотра по телевизору. В этом направлении кино продвинулось очень быстро и мощно, молниеносно изобретя самые разнообразные формы и форматы. Телесериал появился чуть ли не на следующий день после того, как телевизоры стали продаваться в тех же магазинах, что и пылесосы.
Кино большого экрана и телевизионное весьма скоро договорились друг с другом о разделении обязанностей. Однако телевидение как таковое стало дополнительным удерживающим человека дома фактором, с которым большому кинематографу пришлось бороться за то, чтобы вытащить человека из дома, оторвать от телевизора и заманить в кинозал. Зрелищность большого кино развивалась, телевидение тоже наращивало мощь…
Но как только появилось видео, а видеомагнитофон и кассета с записанным на ней кино стали пусть и дорогими, но доступными, человек тут же унёс это кино домой, плюнув на размеры большого экрана и на мощный звук. Сама возможность смотреть кино дома, тогда, когда вздумается, и так, как вздумается, то есть в любое время и в любой позе, прерывая кино, отвлекаясь, закусывая и выпивая… победило все прелести просмотра кино в кинозале.
Кинематограф отреагировал на появление видео довольно быстро, но однобоко. Само огромное количество кинотеатров и те деньги, которые эти кинотеатры приносили и приносят, потребовали очень определённых и предсказуемых действий. Кинематограф бросился изобретать технологии, которые стали бы невозможными для воспроизведения дома.
Кинематографу было непросто и становится всё труднее, поскольку, как только кино оказалось у большого количества людей дома, те, кто изготавливал телевизоры, стали быстро и крайне эффективно совершенствовать свои изделия, в свою очередь стремительно придумывая, каким образом утащить домой все новые возможности большого кино. Объёмный звук, широкий экран, роскошные свето– и цветопередача – это всё уже давно доступно даже жителям многоэтажных домов и владельцам не очень больших квартир. Квартиры небольшие, а экраны огромные.
Кино ответило трёхмерным изображением.
Телеиндустрия с ответом не задержится. Телеиндустрия пока выжидает, смотрит, как долго протянет 3D, и захочет ли человек поселить объёмных киногероев в своих малометражных квартирах. А так-то «объёмные» телевизоры уже ждут желающих в магазинах.
Кинематограф всего мира занимается только тем, что решает проблему заманивания, соблазнения и затягивания людей в кинозалы. Так как это пока самый быстрый и эффективный способ получить обратно вложенные в кино деньги, да ещё и заработать. Никаких других задач киноиндустрия не решает, не формулирует и даже не видит.
В этой гонке технологий и в борьбе за зрителя о развитии кино, как искусства, могут думать только ностальгирующие по прежним достижениям любители настоящего кино, теоретики, чудаки или отчаянные романтики.
Вопрос о том, как может развиваться способ восприятия кино, как должна изучаться и изменяясь расти культура его потребления (простите меня за это слово)… такой вопрос никто никому и, возможно, даже сам себе не задаёт.
Кино стало мощной индустрией развлечений и так себя понимает. А зритель с этим и не спорит, зная кино как разнообразный аттракцион, как развлечение практически на любой вкус и возраст. Подавляющее большинство людей преданно, страстно и много потребляющие кино, даже не знают, что оно может быть великим. Эти люди, вполне возможно, не читали гениальной литературы и не слышали ни одного музыкального шедевра. Но они хотя бы из школьной программы знают о том, что величественные и недоступные их сознанию произведения литературы и музыки существуют. В кино они даже не предполагают такого. Для них кино – это предсказуемое названием, участием любимых актёров, афишей и указанным в афише жанром развлечение. Или предсказуемо непредсказуемое развлечение. Кино сделало аттракцион из всего.
Подлинное же искусство всегда не укладывается в общие и обычные рамки. Оно не может развлекать…
Вот человек, сталкиваясь с крупными достижениями кино как феноменального искусства, и отказывается его воспринимать. Человек не проявляет уважения и доверия к кино как к таковому. Он ждёт от кино развлечения и на другое не согласен.
А ещё в современном обществе и мире у человека нет практически никакой возможности повстречаться с киноискусством и узнать о его существовании. Для этого ничего не придумано, этим никто не занимается. Для этого нет места в современном обществе.
Маленькие киноклубы и редкие кинотеатры, в которых можно увидеть не то кино, которым заполнены центральные или большие мультиплексы… Такие киноклубы и кинотеатры крайне малочисленны и есть только в крупных городах, да и то далеко не во всех. К тому же царит в таких киноклубах и кинотеатрах в основном протестное озлобленное на мейнстрим, преимущественно решающее исключительно протестные же, а не художественные задачи кино. В этих источниках искусства не найти.
Большие и малые кинофестивали очень похожи на такие киноклубы, объединения и кружки. Люди, участвующие в них, так сильно не хотят быть похожи и не желают иметь ничего общего с большой киноиндустрией… Они так хотят быть отдельными от неё, довольно часто испытывая лютый гнев за то, что их не пустили в большое кино с большими деньгами. Они просто не способны думать ни о чём, кроме того, чтобы быть отдельными. Это их стремление породило фестивальную конъюнктуру. У каждого фестиваля сформировался собственный мейнстрим. Сами фестивали породили псевдоэлитарность, особый снобизм и высокомерие. В этом противостоянии практически не находится места искусству.
Так называемое фестивальное кино (которому также было дано бессмысленное определение «авторское кино») и его авторы совершенно не интересуются тем, дойдёт их кино до зрителя или нет. Их и зритель сам не интересует. Они его не знают и не желают знать. Они его изначально презирают за приверженность к развлекательному кино и не делают ничего, чтобы быть услышанными и увиденными. Но прежде всего они не делают такого кино, которое кто-то захочет увидеть, кроме узкого круга фестивальной публики. Они спешат определить своё кино «фестивальным», «актуальным», «авторским» или «малобюджетным»… да хоть параллельным или перпендикулярным. Лишь бы не просто «КИНО».
Давая такое определение своему кино, называя его экспериментальным, остросоциальным или как-то иначе, эти кинодеятели моментально снимают с себя ответственность и «выписывают себе индульгенцию в собственном убожестве»[1].
Но это частное дело кинофестивалей и прочих больших и малых кинообъединений и кружков.
Между мейнстримом и фестивальной кинолабораторией зияет огромная пропасть. И чем дальше, тем эта пропасть шире. Фестивали борются с мейнстримом, а мейнстрим и не знает об этом.
Но в киносообществе не видно даже попытки осмыслить ситуацию, глубоко проанализировать уже явно устаревшие принципы и условия создания кино, а также не менее устаревшую традицию его восприятия (потребления).
Необходимо понимание, что в существующей практике кино развиваться как искусство, осознающее и ищущее свой феноменальный язык и свой неповторимый материал, не может. В киноиндустрии развивается всё, что угодно, только не само искусство кино. Нет никаких условий для возникновения и произрастания подлинного кинохудожника в сегодняшнем мире. Существующие же условия давно устарели или перестали быть плодотворными.
Часть вторая
Стивен Спилберг, как бы странно и спорно это ни прозвучало, сыграл в истории кинематографа одну из самых соблазнительных и при этом вредных ролей. Его фигура символична, масштабы им содеянного трудно переоценить, притяжение и соблазн его жизненного примера огромны. Во многом именно он возглавил и олицетворил мощный, радикальный поворот кинематографа в сторону тотального развития технологий. Именно Спилберг подверг новой технической обработке все направления и жанры кино. Для него не осталось ни одной темы и истории, которая не подверглась бы изучению с точки зрения возможности применения технологий, внедрения технических новшеств и открытий.
Он лично изобрёл и привнёс до него невиданные технические возможности и фокусы в мир лирической сказки, в военно-приключенческие картины и даже в мелодраму. Он смог эти технологии чуть ли не одушевить и очеловечить. Он тем самым подал всему кинематографу заразительнейший пример.
Спилберг, будучи тончайшим знатоком детской, мальчишеской природы и души, а также будучи гениальным технологом, сделал, практически породил, инопланетянина Е.Т. Он это сделал, как папа Карло, создавший Буратино. Он влюбил в техническое устройство несколько поколений детей и взрослых. Миллионы людей пролили реки слёз по поводу его механического детища. Он превзошёл создателей Кинг-Конга. В отличие от них, он создал нежное существо из железа, проводов и резины. И сделанный им персонаж ощутился зрителем как одушевлённый, живой, любимый… Спилберг не только одушевил, но и одухотворил механическое устройство.
А ещё он заработал на этом огромные деньги, какие не зарабатывали батальными полотнами, эротико-постельными битвами, детективными головоломками, кровавыми ужасами или комедиями.
Он, будучи наверняка добрым человеком, сохранившим многое в себе от ребёнка, придумал технические киноволшебства и сделал киносказку по-настоящему волшебной и сказочной.
Он в «Спасении рядового Райана» придумал технологию, позволяющую видеть, как пуля попадает в живого человека, и от этого возникает облачко, маленькая кровавая дымка. Он сделал зрителя этого фильма почти участником боя, приблизив и даже окружив его смертью. Я думаю, он тем самым осуществил свои мальчишеские фантазии и мечты о войне.
Он в «Списке Шиндлера» воплотил самые глубокие и ужасные страхи еврейского мальчика. Он придумал, как чёрно-белым способом сделать зрителя свидетелем жестоких и хладнокровных убийств. Я не видел прежде такого способа показа смерти в кино. Только в кинохрониках. Но у Спилберга получилось страшнее документа.
Он смог подыграть странному интересу и любви детей к динозаврам. Он помог динозаврам снова вылупиться из яиц, к восторгу всех детей на свете и всех, кто помнит себя детьми.
Он разжалобил, растрогал, изумил, восхитил, напугал, заинтриговал зрителя своими изобретательными и зрелищными фантазиями. Он в этом всегда был талантлив, умён и трогателен.
А ещё он всегда всем этим зарабатывал. Зарабатывал много. Очень. Больше всех.
Его пример и путь, его человеческий образ оказались столь привлекательными и вдохновляющими, а для кого-то и соблазнительными, что по его стопам, в указанном им направлении пошли, двинулись, ломанулись массы поверхностных ремесленников, дельцов и малоталантливых проходимцев. Они растиражировали, разменяли по рублю придуманное им. Они не создали, в отличие от него, волшебных аттракционов или заставляющих замирать от волнения и страха чудесных лабиринтов. Они понаделали много недорогих грубых и практичных Луна-парков, а также комнат страха с пластмассовыми и корявыми монстрами.
Так когда-то гениальный Ле Корбюзье создал вдохновившую несколько поколений архитектуру, он открыл глаза, перспективы и направления многим и многим архитекторам. По его пути пошли… И вот мы до сих пор живём в пятиэтажках, и центры наших городов украшают чудовищные здания, в чертах которых можно увидеть, как преломляется и изменяется в руках дурака и бездаря прекрасная идея мастера.
К тому же Спилберг, и именно он, став помимо крупнейшего, авторитетного и любимого режиссёра ещё и большим, а главное, крайне успешным продюсером, придал званию и слову «продюсер» новое его звучание.
Он придал этой профессии, этой деятельности новое восприятие её со стороны. Он почти обожествил фигуру продюсера. Он сделал её могущественной и притягательной одновременно. Он возвеличил это звание. Он поставил его над всем современным кинопроцессом и кинопроизводством.
Продюсеры существовали и до Спилберга. Среди них были подлинные гиганты. Но Спилберг сделал из продюсера ещё и героя! Причём героя любимого. Этакого любимого полководца.