— Не тронь ничего, что принадлежит миру сидхе, или навеки станешь их пленником.
Отдернув руку и зажмурившись, чтобы избежать искушения, рыцарь двинулся в сторону замка. Путь его был долог, и он устал, но подкрепил силы лишь куском сушеного мяса и запил его на ходу вином из фляги.
Когда Гай подошел к замку, было все так же светло, и плыли по небу розовые, желтые и сиреневые облака. У врат сидел охранник, закутанный в плащ с капюшоном. Поверх плаща сверкал золотой ошейник, прикрепленный длинной цепью к вбитому в стене кольцу. Гай поднял меч.
— Зря ты пришел сюда, Гай, — донесся из-под капюшона бесцветный голос, и рыцарь почувствовал, как между лопаток потекли струйки ледяного пота. — Ты сложишь тут голову.
— Локсли!
Человек поднялся, откинув капюшон. Он был безоружен. Рыцарь отшатнулся.
— Возвращайся домой, Гай, — ровно, спокойно произнес Робин. — Ни шагу дальше, иначе пожалеешь.
Гай поднял меч. Как ни странно, вместо радости на него вдруг нахлынуло отчаяние. Вот он, проклятый Локсли, и так легко убить его! Так легко! Но руки отказывались подчиняться. Невероятным усилием Гай замахнулся и, зажмурившись, нанес удар. Меч не встретил сопротивления. Медленно, обреченно Гай открыл глаза. На каменных плитах перед ним лежала кучка одежды, а на ней — золотой ошейник.
Путь в замок был открыт, и Гай вошел, держа меч наготове.
========== Глава III. Союзники ==========
Никогда в жизни Гаю не доводилось видеть такого великолепия, какое встретило его в замке короля сидхе. Но то было леденящее, безжижненное великолепие. Гай невольно поежился, обхватил плечи руками и растер их. Холодом пробрало его до самого нутра. Прекрасные узорные перила и белоснежные мраморные лестницы, колонны удивительной красоты, отделанные каменьями. Древа из карнеола и жада украшали террасы по обе стороны лестниц. Но не было здесь ни птиц, ни животных. Мертвое молчание царило в замке.
Гай шел, никуда не сворачивая, пока не уперся в громадные резные двери из лунного серебра, их верхняя кромка терялась под высоченными потолками. Он потянулся к дверной ручке, но в памяти снова всплыл последний рассказ Деанны.
« — Протянул руку принц Эдзэйн, дабы отворить врата и войти в тронный зал. Но ручка из прозрачного алмаза осталась в его ладони, и замер принц, пораженный этим, и не заметил, как в сердце его прокралась жадность, внушенная колдовством. Очнулся же, лишь когда алмаз опустился в его карман, и могучий голос возгласил, что теперь он навеки останется пленником в стране сидхе…»
Гай отдернул руку, словно обжегшись. Поразмыслив, он достал из ножен короткий тяжелый нож из черного железа, вонзил его меж золотых створок и разнял их. Со стоном подалась дверь, рыцарь ухватил ее пальцами, отворил и вошел.
— Гай, — слабо произнес лежащий на мраморном полу Локсли, закованный в цепи и нагой, как в миг рождения. — Никогда не думал, что скажу это… но я рад тебя видеть.
Гисборн пересек зал и опустился на колено, разглядывая браслеты цепей. Робин попытался сесть, но, видимо, сил у него не осталось. На спине и плечах Гай увидел тонкие синеватые полосы — следы ударов. Локсли смотрел на него затуманенными и какими-то пустыми глазами. Гай тронул цепи и поморщился.
— Натяни их, — грубо бросил он, отступив на шаг и вынув меч из ножен. Робин покачал растрепанной головой.
— Нет, Гай… Атвилл уже идет, я слышу его шаги, — голос Локсли звучал устало и безучастно. — Он уже здесь.
С грохотом разлетелись створки дверей, и в тронный зал ворвался воин, закованный в сверкающую золотом броню. Гисборн вскочил, развернувшись к нему.
— Ты зря пришел сюда, человечья вошь, — усмехнулся король сидхе, смерив молодого рыцаря презрительным взглядом разноцветных глаз. — О, вижу, эта старая шлюха, моя мачеха, дала тебе напутствие! Ну так оно тебя не спасет, человеческий ублюдок!
Гай прикусил губу. Последнее оскорбление резануло по сердцу. Воспользовавшись его замешательством, король сидхе обрушился на него с ударами такой чудовищной силы, что любой человек был бы повержен. Но Гай лишь на шаг отступил, отражая выпады. Прядь волос Керридвенн вливала в него мощь, достойную сына Древнего народа. Он свирепо рубился с царственным противником, чувствуя, как пылает в сердце ледяное пламя старой обиды. Он отбивался, не обращая внимания на оскорбления, которыми осыпал его Атвилл. Раз за разом сшибались мечи, и звон их был слышен во всех уголках мира сидхе. Такой битвы эта земля не видела уже долгие века.
Летели мгновения. Казалось, противники не ведают усталости. Гай был дважды ранен, в бедро и бок, его кровь алыми каплями оросила пол. Мечи высекали искры, а шипастые сапоги короля оставляли выбоины в белом мраморе. Но пол, слишком гладкий и ровный, а теперь еще и залитый кровью, оказал Гаю дурную услугу. Отступив перед очередной сокрушительной атакой, рыцарь поскользнулся. В следующий миг из руки выбили меч, а закованная в броню нога припечатала его к полу. Гай застонал, чувствуя, как острые шипы медленно входят в грудь.
— Гай! — истошный вопль сотряс стены, эхом заметался по галереям.
Дальнейшее словно растянулось, как бывает в кошмарных снах. Гай одновременно видел летящий к нему собственный меч и занесенный клинок короля сидхе. Локсли, вложивший в бросок все силы, неподвижно распростерся на полу. Он не думал ни о чем, на это просто не осталось времени. Гай протянул руку, и обернутая потертой кожей рукоять легла в ладонь. Он развернулся, не обращая внимания на меч Атвилла, опускающийся на его голову, и нанес удар, вложив в него все силы, рассек золотую броню, а вместе с ней — тело. Плечо пронзила резкая боль. Гай еще успел увидеть, как валится золотой великан на залитый кровью мраморный пол. А потом была темнота.
— Сидхе никогда не забывают того, кто хотя бы раз оказал им услугу, — говорила Деанна, отирая крупные капли пота, выступившие на лбу маленького Гая. — Они помнят как зло, так и добро. Не обижай сидхе, дитя мое, никогда не обижай! — и она склонилась над ним, вкладывая темный крупный сосок в его потрескавшиеся губы. Гай втянул благодатные капли ее молока, сладкого и густого, утоляющие жажду и насыщающие. Ласковая ладонь поглаживала его голову, а голос лился, журча, словно ручеек в лесу. — Лишь тот, кто чист сердцем, может победить в битве с сидхе. И лишь тот, кто охранит свое сердце от гордыни, сможет стать Рыцарем Холмов.
Гай открыл глаза. По языку текла густая терпкая влага. Он глотнул, с изумлением узнавая вкус вина.
— Долго же ты валялся, — сказал Локсли, отнимая от его губ флягу. Гай хотел сесть и невольно застонал, когда плечо пронзила боль.
— Тише, лежи спокойно, — разбойник осторожно убрал слипшиеся от пота волосы с его лба. — Ты прикончил Атвилла, честь тебе и хвала.
— Ты… — Гай снова попытался сесть, обнаружив, что голова его покоится на колене Локсли. И в памяти всплыли отчаянные глаза, один больше другого, и меч, летящий по мраморному полу в его руку. Гай зарычал, потом застонал, зажмурившись.
— Чтоб ты сдох, Локсли! — он рванулся, и на сей раз у него получилось выпрямиться. Голова закружилась, и Гай едва не рухнул обратно.
— Ты ранен, — словно не слыша ласкового пожелания, бывший атаман с тревогой взглянул ему в глаза. — Сможешь встать?
Гай приподнялся и повалился обратно. Локсли сочувственно смотрел на него, но не делал попыток помочь, хорошо зная характер упрямого рыцаря.
— Гай, ты должен встать, — тихо произнес Робин, наклонившись к лежащему врагу. — Ты победил Атвилла… но теперь тебе угрожает опасность несравненно большая.
Рыцарь повернул голову и посмотрел в его светло-зеленые глаза.
— О чем ты, Локсли?
— Моя мать… она разгребла жар твоими руками, освободила свой трон. Теперь у нее остался еще один враг. Более могущественный, чем Атвилл.
Железная рука молодого рыцаря легла на плечо разбойника и сжала его. Гай рванул непослушное тело вверх, опираясь на плечо врага. Локсли обхватил его за пояс и почти понес к небольшой дверце в дальней стене.
— Она спешит сюда, — говорил Робин, протискиваясь в узкий проем и с трудом протаскивая за собой крупного и плечистого рыцаря. — Скоро будет здесь. Гай, какого дьявола ты вообще приперся?
Они двигались по тесному тоннелю боком. Гисборну приходилось опираться на Робина, поскольку боевой пыл уже выветрился, и на его место пришла чудовищная усталость.
— О каком враге ты говоришь? — спросил Гай, когда они остановились перевести дух. Локсли скрипнул зубами.
— О Хэрне. Но ты не ответил на вопрос. Что ты тут делаешь?
— За твоим трупом пришел, — огрызнулся Гай, еле пролезая в боковой тоннель. — Куда мы идем?
— В единственное безопасное для нас место. Для тебя, во всяком случае, — хмыкнул Робин и нажал выступающий из стены кирпич. Пол задвигался под ногами, рыцарь невольно взвыл и вцепился в Локсли мертвой хваткой. А тот хохотал как безумный, ухитрившись оказаться сверху, так что использовал Гая, как салазки. Они летели по узкому желобу, кувыркаясь, пока с громким шлепком не рухнули в теплое озерцо, окруженное густыми камышовыми зарослями.
— Долго же ты добирался, сыночек, — ласковый голос заставил Гая задрожать. Он кое-как выпрямился, цепляясь за Локсли, и увидел сидящую на берегу женщину. Волосы ее уже тронул пепел седины, но глаза оставались такими же теплыми. Гай выпустил плечо Локсли и побрел к берегу. Он не помнил, как оказался в любящих материнских объятиях, как нежные руки отирали слезы с его щек и гладили волосы.
— Деанна… это ты, Деанна… — собственный всхлип донесся словно издалека.
— Идемте, — так же далеко звучал ее голос. — Робин, помоги отвести его в хижину. Он потерял много крови.
Гай чувствовал, как по щекам текут горячие слезы. А сердце стонало и пело.
========== Глава IV. В хижине Деанны ==========
Снадобья и зелья Деанны могли и мертвого поднять из могилы, хотя кормилица Гая была всего лишь прачкой при дворе. Он почти все время спал, впервые за долгое время чувствуя себя дома и в безопасности. Робин же носился на подхвате у Деанны, помогал ей по хозяйству и безо всякого королевского высокомерия то драил пол в хижине, то готовил.
— Ваше высочество сошли с ума, — смеялась Деанна, глядя, как он выносит огромную корзину с грязным бельем. — Не зря я кормила вас молоком, когда вы только родились.
— Давай я постираю, а ты приготовь лепешки на меду, — Робин поставил корзину на чурбак для рубки дров и поцеловал сидхе в щеку. — Знаешь, я только сейчас подумал, матушка… ведь мы с Гаем оба сосали твою грудь. И значит…
— И значит, вы — молочные братья, — Деанна обхватила его лицо ладонями. — Ты всегда знал это, чувствовал сердцем. Потому и не убивал моего мальчика.
— Я не мог, — Робин грустно взглянул на кормилицу, — просто не мог. Хотя он убил человека, вырастившего и воспитавшего меня. И много худого сделал людям. Я все равно не мог убить его, всякий раз что-то останавливало.
— Молоко сидхе связывает прочнее кровных уз, — кивнула Деанна. — А Гай не так уж плох.
— Он убил мельника, — Робин угрюмо опустил голову. — И причинил немало зла.
— Тебе легко судить, сынок, — вздохнула Деанна. — Ты рос в тепле и любви. Приемный отец обожал тебя. А Гай… слишком часто я накладывала примочки на его детскую спину. И слишком часто слышала, как он стонет во сне, умоляя безжалостного отчима о пощаде. Гай был совсем маленьким, когда сэр Гисборн стал вымещать на нем злобу. Сам он вернулся с войны кастратом, поэтому не хотел лишиться последнего шанса передать наследство. Пусть даже бастарду.
— Что? — от удивления Робин чуть не выронил корзину, которую снова было взвалил на плечо. — Матушка, мы об одном и том же человеке говорим? Гай бастард? Но как?
— Идем, по пути расскажу, — Деанна бросила быстрый взгляд на хижину.
Они неспешно брели по узкой тропинке в камышах. И Деанна рассказывала потрясенному Робину историю появления Гаяна свет. Историю ребенка, который никому не был нужен, даже собственной матери. О том, как слуги приносили в ее каморку пятилетнего мальчика, запоротого до беспамятства, и мать не вступалась за свое дитя.
Вспоминая детство Гая, Деанна не могла сдержать слез, хотя сидхе слывут безжалостными и холодными существами.
— Я сидела по ночам у его кровати и рассказывала о моем племени, — тихо говорила женщина, украдкой смахивая влагу с ресниц. — Маленький, он был таким любознательным, это позже остались лишь жестокость и ненависть. После того, как мне пришлось покинуть моего мальчика.
— И все же, — Робин поставил корзинку на камень и взглянул на кормилицу, — почему ты выбрала Гая, именно Гая? Не кого-то другого, а именно его?
— Так уж получилось, — она пожала плечами. — Я должна была понести наказание за тяжкий проступок. Я осмелилась родить от ее супруга, короля. Дитя мое убили на моих глазах. Король не мог вступиться за него, он умер при весьма странных обстоятельствах за несколько дней до моих родов. Но меня оставили жить, хотя я молила о смерти, и приговорили к изгнанию в тварный мир. Владычица Керридвенн в качестве кары повелела мне вскормить первое человеческое дитя, что я увижу, оказавшись там. Предполагалось, что это будет крестьянский младенец, но случилось так, что как раз в то время леди Гисборн ехала из монастыря, где замаливала грехи. И в дороге у нее начались схватки. Я оказалась рядом и помогла ей. И Гай испил моего молока… за все то время, что я кормила его, он ни разу не укусил грудь. И всегда сосал спокойно, в отличие от тебя, мой маленький жадина, — она с ласковым смешком погладила молочного сына и провела по своей груди, все еще полной и пышной.
— Иди домой, матушка, — Робин коснулся губами щеки кормилицы. — Спасибо, что рассказала о Гае. Думаю, ему ты сейчас нужнее, чем когда-либо.
— Я приготовлю пирожков на меду, — Деанна обняла его и расцеловала в обе щеки. — Возвращайся поскорее, сынок.
Гай уже проснулся и лежал с закрытыми глазами. Лицо его было бледным, но губы и веки порозовели. Деанна села рядом, убрала светлые влажные пряди с его лба. Полюбовавшись все еще полудетским лицом рыцаря, она поправила одеяло и подушку.
— Деанна, — Гай накрыл широкой ладонью маленькую руку кормилицы. — Как такое может быть? Старик ведь убил тебя…
— В последний миг я успела вернуться домой, — она погладила его свободной рукой. — Но ты, мой сыночек, мой малыш… тебе пришлось столько всего пережить.
Гай улыбнулся, и на щеках появились ямочки.
— Все позади, Деанна. Я думал, Бог забыл обо мне. Но видно, не забыл.
— Пока полежи, не вставай, — кормилица наклонилась и поцеловала его в лоб. — Я приготовлю тебе питье и сделаю лепешки.
— Деанна, — улыбка сползла с его лица. — Мне ведь не приснилось… Локсли здесь. И это он привел меня к тебе.
Женщина кивнула.
— Да. Есть еще что-то, что ты должен знать, сынок. Робин, как и ты, был вспоен моим молоком. И эта связь крепче любой кровной.
Казалось, Гисборн не удивился. Но в голубых глазах появилось свойственное ему упрямое выражение.
— Пока что мы союзники, — проворчал он, приподнимаясь на локтях. — Но однажды я сверну его тощую шею. И твое молоко тут не поможет, Деанна.
Робин явился ближе к вечеру, усталый, но довольный, волоча на спине корзину с чисто выстиранным бельем. Деанна водрузила на стол огромный поднос с лепешками и поставила большой жбан эля. Гай мрачно зыркнул на вечного врага, но остался сидеть за столом.
Ужин прошел в молчании, ни Робин, ни Гай не спешили начать разговор, а Деанна, будучи мудрой женщиной, не встревала. Лишь подкладывала лепешек и подливала эля обоим молочным сыновьям.
— Тетушка! Тетушка Деанна! — дверь распахнулась, и на пороге возникла крошечная фигурка прислужника-пикси. — Солдаты идут! И с ними мохнатый посланец Охотника!
— Поди-ка сюда, Гальвен, — невозмутимо произнесла женщина. Пикси подлетел и устроился на краешке стола, под ошалелым взглядом Гая.