«Ну и что в этом плохого?»
Эндрю вздохнул.
«Ничего. Кроме того, о чем я уже сказал... Ты знакома с Ники всего месяц, а я наблюдаю этого парня семь лет. Он взрослел у меня на глазах. И, поверь, я знаю, о чем говорю. Он... крайне несдержанный человек. Ты этого, скорее всего, пока не почувствовала, но Ник опасен, Ти. Он агрессивный, легко впадает в ярость. Я... догадываюсь, что тебе уже доводилось видеть его раздетым».
Я вспыхнула, но с вызовом подтвердила:
«Да».
«Зная Ники, не сомневался в этом... Так вот. Думаю, ты не могла не заметить шрамы, вот тут. — Эндрю чиркнул себя растопыренными пальцами по боку. — Он рассказывал, откуда это?»
Я покачала головой.
«Нет».
Конечно, я видела шрамы, о которых говорил Эндрю. Разглядела еще тогда, когда Ник бежал от качелей, натягивая на ходу рубашку. И конечно, не могла не спросить, откуда это. Шрамов было четыре — длинных, глубоких, три на ребрах и один — поперек живота.
Ник скривился. «Ох, ну до чего ж вы, девки, любопытный народ! Ни одна мимо не прошла — всем расскажи, откуда... Кошка поцарапала».
Шрамы и правда походили бы на следы кошачьих когтей — если представить себе кошку размером с медведя. Я тогда надулась и больше ни о чем не спрашивала.
«Ники подрался с одним из местных парней, — сказал Эндрю. — Вспылил из-за сущего пустяка и едва не проломил этому парню череп. За парня вступились друзья, у кого-то из них была мотоциклетная цепь. Шрамы — следы от нее. Ники поправился быстро, а тот парень долго лежал в больнице. Мария буквально валялась у меня в ногах — уговаривала заплатить, чтобы родители парня не подали в суд. У Ники тогда не было гражданства, ему грозили тюрьма и высылка из страны».
«Ты заплатил?»
«Да. Дело замяли... Едва поправившись, Ники снова с кем-то подрался. А потом сбежал, и еще два года его никто не видел. Изредка он звонил Марии, но в городе не появлялся... Понятия не имею, где он жил и чем занимался. Ти. — Эндрю взял меня за руку. — Я понимаю твои чувства. Ники — яркий, не лишенный обаяния парень, а ты еще очень молода. Ты влюблена, а когда приходит любовь — разум засыпает. Иначе ты бы давно задумалась о том, кто он — и кто ты. Когда схлынет первая влюбленность, о чем ты будешь разговаривать с этим полуграмотным бродягой? На что будешь жить, заканчивать учебу? Ты ведь пришла мне сказать, что хочешь быть с ним, а мое мнение тебя не интересует, так?»
Я покраснела, потому что действительно собиралась сказать именно это. Пролепетала:
«У меня есть мамино наследство».
Эндрю грустно улыбнулся.
«Которое ты получишь только по достижению двадцати одного года. Никогда не задумывалась, почему именно двадцать один, а не восемнадцать?»
Я задумывалась, разумеется. И страшно злилась, что это так.
«Почему?»
«Потому что если, скажем, между „тридцать“ и „тридцать три“ разницы почти нет, то между „восемнадцать“ и „двадцать один“ — колоссальная пропасть. К восемнадцати ты едва успеваешь выбраться из-под домашней опеки, а в двадцать один многие уже самостоятельно зарабатывают на жизнь. Снимают квартиры, создают пары, заводят домашних питомцев и прочее. Уровень ответственности повышается. Понимаю, что в это трудно поверить, но через три года ты будешь рассуждать совсем не так, как сейчас. И я пытаюсь уберечь тебя от ошибки».
Я опустила голову. Я не знала, что ответить. Эндрю вздохнул. Привлек меня к себе и погладил по волосам.
«Попрошу, чтобы тебе постелили в спальне Маргариты, — сказал он. — Не хочу, чтобы ты сегодня ночевала в гостевом домике. Мне кажется, тебе нужно побыть одной. И хорошенько подумать».
Я не стала с ним спорить. А на следующий день Ника в поместье уже не было. Заплаканная Мария сказала, что он уехал еще ночью.
«Сплошное горе с ним, барышня, — вытирая слезы, пожаловалась она. — Такой же бешеный, как отец».
«Вы любили его отца?» — вырвалось у меня.
Мария не удивилась вопросу. Просто ответила:
«Любила, барышня. Ох, как любила... Сошлись по молодости, потом его в армию забрали. Я ждала. Пришел — поженились, Никитка родился. А времена тогда сложные настали — денег нет, работы нет... Меня подруга пристроила на рынке торговать. Со временем я с ней начала в Турцию за товаром ездить, подолгу дома не бывала. Муж ревновал — хотя, чем угодно поклянусь — зря. Никиткой совсем не занимался, скинул моим родителям. Я прощала, даже когда он выпивать начал — все ждала, что стерпится-слюбится. Пока он однажды руку на меня не поднял. И вот тут я испугалась — хотя потом, как протрезвел, умолял простить и клялся, что больше никогда... Но я к тому времени поумнела маленько. Поняла, что ничего не изменится. И уехала — чтобы с глаз долой, из сердца вон. Сначала в Турцию, потом сюда перебралась — спасибо леди Маргарите, царство ей небесное. Больше с мужиками всерьез не сходилась, хватило мне одного. Да и Никитка, как подрос, на кавалеров моих крысился. В отца пошел характером. — Мария горько засмеялась. — И девкам проходу не дает, и подраться — только повод дай... Ох, не надо было его сюда звать, знала ведь, что не ладят они с мистером Кларком... И не позвать не могла — соскучилась ужасно. А что случилось-то, барышня? — спохватилась она, — вы знаете? Никитка ведь толком ничего не сказал. Я, говорит, уезжаю, как на месте буду, позвоню — и только я его и видела».
«Не знаю, — соврала я. — Просто Ник... э-э-э... обещал меня проконсультировать по мотоциклам, одна моя подруга интересуется этой темой. Я собиралась поговорить с ним сегодня — а Роберта сказала, что он уехал».
Мария засуетилась, дала мне телефон Ника — который я уже месяц как выучила наизусть.
Я не стала звонить. Ни тогда, ни после. Я вдруг вспомнила о том, как мы с ним купались в шторм.
Глава 10
Средиземноморское побережье, двенадцать лет назад
На мотоцикле Тина и Ник катались едва ли не каждую ночь: Тина потихоньку выбиралась из своего домика, через садовую калитку выходила на улицу — а Ник дожидался ее за виллой миссис Остин.
Тина не спрашивала, куда они едут. Молча садилась позади Ника и прижималась к его спине. Молча смотрела на мелькающую внизу ленту побережья — то освещенного огнями, то пропадающего в темноте. В ту ночь, когда спустились к берегу, она увидела море.
Не прирученное и аккуратное, бьющее волнами лишь там, где положено — здешнее море было совсем другим. Без чистенького, обнесенного буйками, пляжа, без быстрых спасательных катеров и самих спасателей, в любую минуту готовых прийти на помощь.
Здесь море было таким же, как сто, двести, тысячу лет назад — когда оно точно так же беспрепятственно билось о берег.
Это море звало. Пугало темнотой и неизвестностью — но все равно звало.
— Ну что, идем купаться?
Ник прислонил мотоцикл к большому камню. Стащил с себя майку и перчатки. Бросил на седло мотоцикла — Тине показалось, что бросает вызов ей.
— На пляже объявляли, что будет шторм, — напомнила она.
— Да. Я помню. Так это и круто — купаться перед штормом. Для того и приехали. — Ник сбросил сандалии, стоптал с себя джинсы, вместе с трусами. — Идешь?
Подождал, глядя на Тину. Та не трогалась с места.
— Ну, нет так нет.
Ник разбежался и нырнул. Вынырнул далеко, в темноте Тина с трудом разглядела появившуюся над водой голову.
Это круто — купаться перед штормом? Возможно... До сих пор у Тины не было повода проверять.
Она сняла шорты, майку. Белье, подумав, тоже. Купальник с собой не брала, но в два часа ночи, на диком пляже — кто ее увидит?
Тина разбежалась и тоже нырнула.
Долго, пока не закончился воздух в легких, плыла под водой. Вынырнула. Перевернулась на спину, раскинула руки.
Она впервые в жизни купалась без одежды. Оказалось, что это удивительно приятно, Тина плыла и наслаждалась. Здесь, подальше от берега, волны уже не казались большими. Теплые, прогретые за день солнцем, они обволакивали. Качали. Ласкали и звали — куда-то, чему Тина и названия не знала.
— Ты с ума сошла? — Ник вынырнул перед ней. — Я ж просто дурака валял! Не думал, что правда в море полезешь.
— Ты и про чердак не думал, что полезу, — отплевываясь от соленой воды — Ник своим появлением заставил ее перевернуться, — напомнила Тина.
— Сумасшедшая.
Ник поймал ее за руку, притянул к себе. Тина обхватила его ногами, засмеялась, откидываясь назад.
— Я и не знала, что это так здорово — купаться голышом.
— Да я тоже сто лет голым не купался.
— Почему?
— Не с кем было. — Ник улыбнулся. — Ты охрененно красивая. — Он любовался Тиной. — И как будто с каждым днем все красивее становишься.
— Сиськи подросли? — поддразнила Тина. — Или задница?
— Ой, доиграешься, — пообещал Ник. Стиснул ее ягодицы, крепче прижал к себе.
Вряд ли собирался на этом останавливаться, но тут их накрыло внезапно накатившей волной. Объятия пришлось расцепить, Тина и Ник забарахтались под водой, выплывая на поверхность.
— Нас снесло! — вынырнув, крикнул Ник. Игривость из голоса пропала как не было. — Плыви к берегу!
Повернувшись туда, где в ее понимании находился берег, Тина похолодела. Она не увидела ничего, только темноту. А в следующий миг ее накрыло новой волной.
— Ник! — вынырнув, проорала Тина. — Ник!!! — В панике заколотила руками по воде.
— Тихо, тихо. — Ник быстро оказался рядом. — Держись за меня. Да за плечо держись! — Он скинул с себя руку Тины, судорожно ухватившей его за шею.
— Держись — за — плечо! — снова уйдя под воду из-за новой волны и выныривая перед Тиной, раздельно прокричал он.
Тина ухватилась, и в следующий миг их накрыла еще одна волна — опять разделив.
Вынырнув снова и увидев рядом Ника, Тина уже не разбирала, за что хватается.
— Отпусти! — услышала она. — Задушишь!
Руки Тины оторвали от того, во что она вцепилась. Тина, взвизгнув — когда сумела вынырнуть и отплеваться — ухватилась за Ника снова. И снова он решительно ускользнул из-под ее руки.
— Прости, — услышала Тина.
За секунду до того, как ей в висок прилетел удар.
Неаполь. Наши дни
— В себя я пришла уже дома. — Тина поставила на стойку опустевший бокал. — Лежала в постели, с холодным полотенцем на голове, Ник хлопотал рядом. Он объяснил, что я хваталась за его шею, руки, мешала плыть — все утопающие, сказал он, так делают: от того, что впадают в панику. Нику рассказывали парни, работавшие на пляже спасателями. И самый надежный способ, как они объяснили — ударить по голове, чтобы вырубить. Если бы Ник этого не сделал, мы утонули бы оба. А так — он сумел вытащить меня, сказал, что я даже почти не нахлебалась воды.
Я проспала остаток ночи и половину следующего дня — Эндрю наврала, что перегрелась на солнце и плохо себя чувствую. К вечеру вполне оклемалась... Только подойти к морю решилась не сразу, еще несколько дней на пляж не выходила. А потом прошло, и я снова купалась. Только старалась держаться поближе к берегу.
Я почти забыла об этой истории — и не вспомнила бы, если бы не рассказ Марии о муже. О том, как он ее ударил. И... в общем, я не стала звонить Нику. И он мне тоже не звонил.
Тина уронила голову на руки.
— Такси, мадам? — предложил бармен.
Он любовался этой женщиной давно.
Пьянея, она становилась все красивее. Ярче разгорались глаза, румянились щеки и полные, чувственные губы.
В первый раз женщина заказала виски три часа назад — сразу после того, как ушел мужчина. Два бокала спустя она пересела за барную стойку. И почти сразу начала говорить. Что ж, когда мужчины уходят, с женщинами такое бывает.
Наметанным глазом бармен видел, что еще бокал — и женщина уснет за стойкой. Разбирайся потом... Хотя выгонять ее не хотелось — красивая. И голос приятный. Он вздохнул и повторил:
— Такси, мадам?
Женщина будто вернулась с небес на землю. Встряхнула головой, подтянула ближе к себе сумочку. Достала телефон, посмотрела на экран. Потом снова — на бокал.
— Да. Такси. Будьте так любезны. — Глаза у женщины потухли. Она стала серьезной и некрасивой.
А жаль, подумал бармен, что он не понял ни слова из того, что она рассказывала. Коренной местный житель, по-английски он выучил «да»-«нет»-«не знаю», ругательства и счет до десяти.
***
— Здесь только сто двадцать.
Ник не спеша пересчитал пачки банкнот. Встречаться в кафе отказался, ждал Тину на парковке торгового центра, за рулем прокатной малолитражки.
— В чем дело? Только не говори, что считать разучилась.
— Я же сказала, что не смогу заплатить так много. Деньги лежат в банке, если я сниму сразу четыреста тысяч, это вызовет ненужную панику. Кроме того, — Тина постаралась улыбнуться как могла очаровательно, — сто двадцать — это ведь тоже неплохой кусок, правда? Для того, чтобы тебе прийти в себя, подняться на ноги...
— Не надо за меня решать, сколько мне нужно. — Ник холодно смотрел на нее.
— Ну, пожалуйста. — Тина тронула его за руку. — Прошу, пожалей меня! Ты один, а у меня дочь.
— Ты — бизнес-леди с миллионным капиталом, а я — вчерашний зэк, — парировал Ник. — И я должен тебя жалеть?
— О боже. — Тина вздохнула. — Начитался в сети про мои капиталы, и теперь думаешь, что для меня отдать семьсот тысяч — как высморкаться? Так вот, это неправда. Мои деньги не лежат просто так, они работают. Выдернуть сейчас из оборота такую сумму — это потерять впоследствии гораздо больше, пойми... Пожалуйста, Ник. Забирай сто двадцать, и давай на этом расстанемся.
— От кого у тебя дочь?
— Господи, при чем тут это?!
— Я задал вопрос. Отвечай.
Тина почувствовала, что злится.
— Право, не знаю, зачем тебе... Но окей. Мы познакомились в Америке. Собирались пожениться. Потом я узнала, что он... обманывает меня. Что его капитал дутый, и, женившись на мне, он собирался таким образом поправить собственные дела. К тому моменту я была беременна. И решила оставить ребенка.
— И ничего-то мужику не обломилось, — закончил Ник. — Что ж, молодец. Ты всегда была расчетливой. Дочь без отца — зато денежки при тебе... Какая ж ты сука, Ти.
— Я — сука?! — взвилась Тина. - Хочешь сказать, что это я тебя шантажирую?!
— Хочу сказать, что собираюсь получить то, что мне причитается.
— И где гарантия, что потом не попросишь еще?
— А нет никаких гарантий. — Ник расплылся в ухмылке. — Сиди и мучайся — приду я еще или нет.
— Сволочь! Гад!
— До чего же ты красивая, когда бесишься. — Ник с прищуром смотрел на нее. Положил руку Тине на колено. Потянулся губами.
— Не смей! — Тина влепила ему пощечину. — До чего ж ты мерзкий!
— Да? А три дня назад ты орала, как мартовская кошка, и твердила, что соскучилась.
— Это никогда не повторится.
— Да не больно и хотелось. — Ник откинулся в водительском кресле, глядя перед собой. — Или, думаешь, на тебе свет клином сошелся? Были бы деньги, кого трахать — сами прибегут. — Он побарабанил пальцами по рулю. Отрезал: — Я жду еще два дня. Потом хоум-видео отправляется путешествовать.
— Чтоб тебе провалиться, тварь. — Тина распахнула дверцу машины.
— Не дождешься, — усмехнулся Ник. — Я не проваливаюсь.
Тина, уже собравшись выходить, обернулась. Прищурилась.
— Ах, ну да. Конечно. Ты ведь только ронять умеешь! Если бы я знала, что ты... что так...
— И что бы ты сделала? — Ник повернулся к ней. — Сказала бы мне: не трогай Кларка? Тебя посадят, потому что я тебя сдам?
— Я тебя не сдавала!
— Не сдавала, окей. Но нашла меня тогда — ты. Ты знала, что я ненавижу Кларка — а тебе это было на руку.
— Ты с ума сошел?! — Тина отшатнулась. — Мне в голову не могло прийти, что ты его убьешь!
Ник глумливо покивал:
— Ну, конечно. Скажи еще, что ты и про деньги не знала! Что собственный капитал Кларка — втрое больше, чем тот, который должен был тебе перепасть от матери. Не знала, что Кларк тебя удочерил, что ты — его единственная наследница. Ты ничего не знала, вся такая белая и пушистая. Просто прибежала всплакнуть в жилетку старому дружку — ах, злобный отчим выдает меня замуж за нелюбимого.