Лэнс даже понял почему, это случилось, — он упивался собственным ничтожеством и горем, а все его мысли настолько были забиты Китом, что он не мог двигаться дальше. Он падал в бездну и, кажется, больше не мог из неё выбраться. Правильно все говорили — он туп, глуп и, что главное, слаб. Ничего он не мог поделать как с этим, так и с тем, что Кит, к которому он ломанулся прямиком из ангара, не просыпался.
Ему даже слова ни сказали, когда нашли сотрясающегося в рыданиях около тела Кита и с безумием сжимавшего его за руку.
— Простите, — Лэнс вытёр слёзы и хотел уйти, уже порывался, но Широ не дал — он перехватил его и прижал к своей к груди, опустив горький взгляд.
— Это не твоя вина.
— Но то, что меня не может принять даже Блю, означает, что точно моя.
— Не твоя, — прошептал Ханк, обняв его сбоку.
— Плевать, Ханк, — выплюнул Лэнс, беззвучно хныча и сжимая руки кулаки. — Простите, у вас больше нет пилота синего льва.
— Мы будем ждать сколько потребуется, чтобы ты смог восстановиться, — Аллура с другого бока уткнула нос ему в висок и положила ладонь на плечо.
— Столько же, сколько и будем ждать Кита, — Пидж, всхлипнув, обняла его за талию сзади и спрятала лицо в синюю броню.
В этот раз слёзы лились тёплые, обжигающие. В душе ни капли не становилось легче, просто было гулко, но они поддерживали его насколько могли — за это он был им искренне благодарен. Лэнс обнял Аллуру и Ханка по талии и уткнул голову в плечо Широ, у которого при взгляде на Кита за его спиной тоже стала стекать слеза.
Им всем больно, и они старались поддерживать свои сломленные души. Даже если и это было бессмысленно, им это было нужно как никогда раньше.
Лэнс даже не удивился, когда Аллура стала новым синим паладином. Она заняла его место и именно её приняла Блю, отринувшая его. Не было ни грусти, ни зависти, ничего, что могло бы его сломить ещё больше — просто вышло принять это как факт. Принцесса и правда подходила на эту роль — она, не сломленная и сейчас окрепшая, после возвращения себе своей второй половинки как никто лучше заслуживала этого.
Лэнс даже смог еле-еле улыбнуться, когда передал ей баярд синего льва. Он не стал выслушивать её извинения или сомнения по поводу правильности происходящего, которые её гложили и которые, как было видно по тревоге в глазах, она хотела озвучить.
Так будет лучше для всех — истина сейчас это. Даже Лэнс понимает, что сейчас не готов к боям во льве, — велик риск, что со своим отрешённым сознанием он всех подставит и всё снова пойдёт наперекосяк. В таком смысле Лэнс был даже благодарен львице за мудрое решение, которое пусть и отзывалось нестерпимой болью, но уже сейчас выходило принять. Это же правда, так смысл жалеть об утраченном и упиваться ещё большей ненавистью к себе?
Лэнс вернулся к Киту и лежал у него в постели, прожигая взглядом ненавистные мониторы, потому что они никак не могли его вернуть. Пусть он не умирал по-настоящему, но радости от этого было мало — он словно в коме, словно душа ушла из тела и покинула его, никак не в силах вернуть телу жизнь.
Теперь без какого-либо стеснения Лэнс спал в его постели, придвинувшись к нему, как и Аллура когда-то к Пидж. Он кутался под одеяло, осторожно приобнимал его и постоянно бросал на Кита взгляды: «Вернись, поцелуй меня, обними, будь рядом, прошу».
Лэнс устало закрывал глаза, потому что понимал: спустя столько времени это уже глупо. Была надежда, что Кит очнётся на первую неделю, на вторую, но не у такого срока. Раз даже алтеанские технологии не могли помочь, всё слишком плохо и навряд ли стабилизируется — это кома уже другого формата, не как на Земле.
Коротать дни за просмотром информации на подобие планшета, корректированием миссий вместе с Кораном, дипломатическими разговорами с пришельцами и чтением книг не особо его прельщало, но как такового выбора-то и не было. Последним Лэнс, кстати, на удивление, сильно заинтересовался. Было что-то такое в том, чтобы сидеть на стуле напротив Кита и читать множество притащенных алтеанских книг посредством переводчика. На полу была складирована уже целая возвышающаяся над кроватью куча древних алтеанских писаний с разными искусными обложками и витиеватыми узорами — на самом деле такой красотой можно было любоваться и без всякого чтения.
Не то чтобы накатывало умиротворение, но чуточку атмосфера становилась менее затхлой и напряжённой. Возможно, чувство, что он развлекает, поддерживает и делает хоть что-то для бессознательного Кита, облегчало душу и снимало хоть часть вины и боли. Кто знает, как работают космические алтеанские комы — может, Кит всё чувствует, слышит и ему не будет настолько одиноко. Хотя скорее это Лэнс коротал здесь время, чтобы заглушить своё одиночество, но приятнее считать, что он делает это ради Кита и этим самым пытается спасти его хоть немного.
— Знаешь, а это милая история. Написана, видимо, во времена рассвета Вольтрона, — Лэнс грустно усмехнулся, любовно поглаживая шуршащие страницы книги из алтеанской библиотеки. — Рассказывается легенда о могучих львах, способных объединять сознание со своими паладинами. Ну, совсем как у нас, хах, только здесь всё красочнее. Не думаю, что такие героические приключения существовали на самом деле, но… — он, скосив глаза, покачал головой. — Вольтрон тогда нёс мир всем. Мило, что он пользовался такой популярностью.
Слова с трудом вырывались из горла. Ему было тяжело пытаться улыбаться и быть беззаботным, когда Кит бездвижно лежал на кровати и по-прежнему был на грани жизни и смерти. Навряд ли он вообще видит его потуги и оценит хоть что-либо, но это придавало такую необходимую иллюзию нормальности, так что у Лэнса не было намерения прекращать.
— Но всё же они наврали здесь, — произнёс Лэнс более твёрдым голосом и с напряжением сжал книгу за край. — Это же точно домыслы, что великие львы могли предоставлять свои тела пилотам. То есть, по их словам, они как-то запихивают два сознания в одно тело? Пф, такая глупость на самом деле, хотя… наверное, я хотел бы быть в одном теле с Блю и этим механическим телом крошить врагов как от первого лица. Это было бы интересно, если бы…
Если бы она тебя не бросила бы, не отринула, бесполезный мешок дерьма.
Лэнс с силой замотал головой, сметая противные мысли. Он знает, что львица не такая и у неё была веская причина — никак иначе, просто он постепенно сходит с ума. И никакая поддержка команды больше ничего не могла с этим сделать.
За исключением Лэнса и Широ, команда, в принципе, смогла кое-как смириться с произошедшим. Тут дело было в том, что Кит и не был им настолько важен. Друг, да, напарник, близкий человек, но не настолько, чтобы они не смогли двигаться дальше. Хотя это точно не повод грустить, даже наоборот — прекрасно, что большая часть Вольтрона оставалась вменяемой.
Если и по Широ на самом деле это больно ударило, он всё равно прекрасный лидер и понимает, что судьба вселенной важнее — он видел слишком много боли и умеет отрешаться, уже научился. Лэнс — нет. Он только и мог, что сидеть и упиваться этой безысходностью, отчаянием, мальчишка.
— Если бы это было возможно, но нет. Львы — львы, а мы — мы. Да, как-то так, — голос на конце дрогнул, и Лэнс зашелестел страницей, переворачивая её. — Никакого спасения в объединении сознаний не существует. Мы никогда не встретимся с ними, как и я теперь с тобой.
Лэнс захлопнул книгу и отшвырнул с размаха об стену, ни капли не переживая сохранности произведения искусства или о ненормальности своего всплеска ярости. Ничего его уже не волновало, потому, болезненно втянув воздух в лёгкие, он опустил лицо и упёр его в ладони.
Это уже становится хреновым — он становится неуравновешенным, запирая себя в этом замкнутом круге. Ему нужно уйти прогуляться. Лэнс сбегает от Кита, вскакивая с места как ошпаренный и чуть ли не падая от того, насколько яро мчался. Он даже не кидает шальной, заведённый взгляд на Кита, потому что не может.
Ничего не может.
========== Глава 4 ==========
Попытка выкинуть все мысли из головы привела Лэнса к тренировочному залу. Он не хотел сюда идти, а просто бесцельно бежал по замку, но, как только в поле зрения попала знакомая дверь, ноги остановились сами по себе. Печальным взглядом Лэнс стал всматриваться в глыбу металла, мимо которой раньше так часто проходил, но теперь, как, в принципе, практически всех упоминаний о Ките, избегал.
Воспоминания о их первом поцелуе, как раз случившимся здесь после особо распалившей их тренировки, так и лезли. Кит седлал его бёдра, хохотал и прижимал запястья к полу, радуясь как заведённый собственной победе. Столь вёрткого и постоянно отстреливающегося Лэнса было довольно проблематично завалить, так что окончание боя было долгожданным и подстёгивало Кита, заставляя лучиться только сильнее.
Лэнс поцеловал его первым, просто поддался порыву прикоснуться к столь сладко и заливисто смеявшемуся Киту. Это было так глупо, но, когда он понял, что только что натворил, захотел даже расплакаться от стыда и смущения. Лэнс уже привставал, спихивал с себя недоумённое и прижимающее его к полу тело, пока Кит, разом сообразив и распахнув глаза, не позволил. Руки тогда даже заболели от того, с каким рвением их вжали в пол, как заболели и губы, которые ласкали как грубо, так и нежно ещё очень долго.
Лэнс любил тот прекрасный день, после которого ему больше не приходилось мучаться безответными чувствами. Теперь приходилось мучаться другим — он даже не знал, стоило ли тогда им вообще начинать свои отношения, раз пережить их потерю оказалось так тяжело.
Стоило.
Плевать, во что это вылилось — стоило. Лэнс его любит и ни за что бы не отринул все моменты счастья, несмотря на то, что от подобного контраста, словно из рая в ад, всё это только сложнее перенести. Хотя в этом, с какой-то стороны, и весь смысл — не существовать, а именно жить, гореть, рисковать. Вот только Лэнс проиграл.
Он мог бы упиваться этими воспоминаниями и убиваться дальше, но как раскрыл дверь, то чуть не подавился вздохом, вытаращившись на, эм, Широ. Вторжение Лэнса даже не заметили, так что он в замешательстве и с недоумённо округлившимися глазами продолжал наблюдать за лидером.
Мужчина перед ним дрался с гладиатором, галранская рука была активирована и резала, рубила, метала, в то время как в глазах горела холодная ярость, а лицо было напряжено до предела. Лэнс вообще не узнавал своего лидера. Это не Широ, это кто-то другой, безумный, бушующий, ненавидящий этого гладиатора и готовый порубить его на мелкие кусочки просто за то, что тот существует.
Лэнсу стало даже на миг за себя страшно, и он вспомнил слова заключённых, которых они как-то освободили в самом начале своего путешествия.
Гладиатор.
Гладиатор, безумный боец, уничтожающий всё на своём пути.
Сейчас Широ был больше похож как раз на него, на монстра, а не на себя, спокойного и славного человека, являющегося путеводным светом для всех них. Сейчас же этот человек отрицал свет и выжигал его из себя — кажется, даже с радостью принимал тьму, клокочущую в душе и глазах.
Широ зарычал грозно, злобно, когда, перекрутившись и сбежав от выпада клинка, с разворота вмазал роботу по ноге своей. Она была металлической, и ничего хорошего его человеческому телу от этого не могло быть. Широ точно больно, но он даже не кривится, а тут же рубящим движением бьёт кулаком в корпус. Робот, качнувшись назад, ускользает, потому по нему удар проходится лишь краем, но Широ это не останавливает. Он озверело движется вперёд, навстречу метящей в его грудь руке, не боясь никаких ударов, а лишь рвясь к ним, к боли.
Глаза Лэнса раскрываются с ещё большей тревогой — он уже догадывается о смысле происходящего, но всё равно не может оторвать глаз от этого буйного танца и столь искусного, живого боя, которым уже банально не выходило не восхищаться. Широ выплескивает в него все свои эмоции, что скопились у него на душе. Это гораздо больше, чем простая тренировка, — в ней он сейчас находит своё спасение.
Широ бьёт снова и теперь попадает в точку — под натиском галранской руки по предплечью робота идут трещины, и механический боец отводит её в сторону в последней попытке не попасться под дальнейший шквал ударов. Никакого успеха это не приносит. Широ нападает, нападает и снова нападает, пока не валит гладиатора на землю.
Он лупит его, беззащитного и уже огласившего его победу, прямо на полу, крича изо всех сил, трясясь всем телом, но мощно ударяя прямо по шлему, рукам, телу, кроша в пыль, в щепки. Металлическое тело ревёт, закорачивает, дёргается в конвульсиях от перебитых схем и множественных повреждений, но Широ уже не в себе, он просто сошёл с ума в этот миг от ненависти. Да вот только не от ненависти к гладиатору, а от ненависти к себе, от невозможного отвращения, сожаления, горя. Ему нужно выплеснуть себя хотя бы как-нибудь.
Лэнс только сейчас понял, что и Широ ненавидит себя за то, что не уберёг, а никто этого и не смог заметить. Он и правда мальчишка, глупышка, что так убивается, погружаясь в себя и не обращая внимания ни на что, в том числе и на то, что не один он может переживать.
— Широ… — сипло проговаривает Лэнс, не отводя напуганного взгляда от мужчины.
— А?! — гаркает Широ и, всё ещё нависая над грудой металла, которая раньше называлась гладиатором, разом оборачивается на него. В глазах всё ещё мерцают безумные, хаотичные огоньки, брови в напряжении сдвинуты, а зубы от ярости оскалены. На миг даже казалось, что он был готов убить и Лэнса за то, что в его дела вмешались. Сначала Широ смотрит ошарашенно, а потом переводит взгляд на робота и, уже когда возвращает обратно к Лэнсу, то резко всё осознаёт. — Яя… я… я… — ломано выговаривает он и отбрыкивается от покорёженного тела как ошпаренный — настолько, что даже валится на землю с другой стороны от алтеанского воина.
Осознание, что он сорвался, окатило мужчину, и его он принять был не готов, потому заикается, крупно дрожит и судорожно дышит. Пусть видно, что Широ уже в себе и вернул вменяемость рассудку, но по виду ему от этого стало только хуже. Широ хватается за голову, смотрит уже напуганным и уязвлённым взглядом на Лэнса, постоянно отводя его, но вынужденно возвращая.
Он боится. Лэнс не боится.
— Думаю, здесь где-то должна быть космическая мусорка, — бросил Лэнс как ни в чём не бывало и шаркнул ногой. Он покривил губы и под молчаливый, но пристальный, всё ещё растерянный взгляд Широ подошёл к роботу и потыкал его на пробу пальцем. — Наверное, Коран расстроится, если увидит, как ты изнасиловал его произведение искусства, так что не будем-ка мы ему об этом говорить. Просто выставим другого глади…
— Ты что говоришь? — процедил Широ, всё ещё потеряно оглядывая его. Он выглядел побитой собакой, насколько пугался и не соображал, что происходит. Не то чтобы Лэнс не понимает его ужас, но всё равно не видит смысла, как он, так паниковать и распахивать глаза до предела. — Ты…
— Ты справляешься со своим стрессом так, — Лэнс обвёл окружение, а именно поломанного робота рукой. — А я, — он указал на дверь, — вот так в одиночестве. Не мне тебя в чём-либо упрекать, — ему ничего не ответили, а, невнятно прохрипев, сжали колено в попытке спрятаться. Лэнс флегматично вздохнул и, подойдя и присев рядом с мужчиной, попытался заглянуть ему в глаза. — Эй, Широ, если ты когда-нибудь захочешь поговорить…
— То это будет бессмысленно. Мы разбиты оба, и я всё ещё не знаю, кто из нас больше, — Широ, покачав головой, горько усмехнулся. Ни капли он не выглядел расслабившимся, но хотя бы животный страх отступал и сменялся простой человеческой апатией.
— Да, ты воспитал, поднял Кита и был с ним так долго, что…
— Спасибо, — Широ, посмотрев на него вымученным взглядом, кивнул. — Что ты был с ним, — даже душу защемило от таких проникновенных слов. Взгляд Лэнса сменяется на более трогательный, несмотря на то, что в нём снова сквозят отголоски боли. — Ему всегда тяжело давалось общение, так что… спасибо, что не бросал его, когда…