Де Лабрюйер, покинувший нас на следующее же утро, больше не появлялся. Никаких новых инструкций не было. Я мучился, не зная, чего ждать. Лето баловало солнечными днями и жарой. И эта жара приводила в исступление. Принцесса и фрейлины не расставались с водой и веерами, давно наплевав на приличия, сократили количество и плотность нижних юбок. Мое лицо, шея и руки покрылись ровным загаром, сейчас я как никогда был похож на крестьянина – беловолосый, загорелый, на ладонях – мозоли от вожжей. Я отчаянно флиртовал, пытаясь забыться, и милые фрейлины ни разу более в моем присутствии не вспоминали де Лабрюйера.
Через неделю мы пересекли границу. Нас ждали, с комфортом разместили в пограничном гарнизоне, накормили. Я то и дело ловил на себе заинтересованные взгляды иностранцев. Они кивали на меня и о чем-то перешептывались. Казалось, даже они знали о моей миссии больше, чем я сам. Спокойствия это не добавляло. До столицы было две недели пути и сотни лье. Я уговаривал себя забыть о цели, жить лишь днем сегодняшним, не думая о будущем. Иногда получалось.
Я много времени проводил с принцессой. За время путешествия мы сдружились. У нее был острый ум и столь же острый язычок, что очень мне импонировало.
- Иногда мне кажется, Анри, что я не доеду…
- Не говорите так, мадам, - я взял ее руки в свои. – Думаете, зимой было бы легче?
- Иногда я мечтаю о снеге.
- Уверен, зимой вы мечтали бы о теплом солнышке.
Принцесса рассмеялась.
- Вы правы, Анри. И все-таки все это так непривычно. Эти люди…
Я кивнул. Люди здесь и вправду отличались от нас, как день и ночь – все как один черноволосые, смуглые, с черными глазами. Интересный должен был получиться наследник у нашего короля.
- Я боюсь, Анри, - сказала она.
- Чего, ваше высочество?
- Будущего. Короля. За свою страну. Меня всю жизнь готовили к тому, что я выйду замуж не по своему желанию, не по любви, - я чуть крепче сжал ее пальцы. – Но этот Карл… - она замолчала, очевидно, подбирая слова. – Этот Карл пугает меня. Огромная страна, другие обычаи, нравы… я ничего о нем не знаю, не видела ни разу…
- Уверен, он полюбит вас, - сказал я. – Не может не полюбить, - она, наконец, улыбнулась.
- Конечно, Анри. Так и будет.
Мы оба не очень-то в это верили.
Не могу сказать, что дорога наша была легка. Нет. Тем не менее, почти все на свете имеет конец. Одним жарким солнечным днем мы прибыли в столицу. По мере приближения к королевскому дворцу Катерина становилась все бледнее. Я разделял ее чувства, мне тоже было совсем не весело.
«Вы все поймете на месте», - сказал мне де Лабрюйер. Что я должен был понять? Голова шла кругом.
Дворец был поистине огромен. Величественное здание с множеством шпилей и башенок поражало воображение. Я невольно сравнивал его со столичным замком нашего короля – наш очевидно проигрывал. И размерами, и великолепием. Было видно, что денег на содержание замка не жалеют – зеленая-презеленая трава, несмотря на засуху, выглядела, как ковер, клумбы, розарии, кусты и деревья – я не знал, в какую сторону смотреть, охватить все было невозможно.
Нас встретили. К счастью, не заставили сразу представляться королю, церемония была отложена на вечер. А пока проводили в комнаты. Выделенные мне покои оказались почти в самом конце длинной анфилады. Слуги спешно втащили ванну. Пока ее заполняли горячей водой, я огляделся: светло-голубые и белые тона, большая кровать с роскошным балдахином, бюро, стул, два кресла с небольшим столиком, пара сундуков. Симпатично и со вкусом.
- Мсье? – услышал тонкий девичий голосок.
- Да? – передо мной, дрожа и глядя на меня, как на призрак, стояла юная служаночка. Такая же черноволосая и кареглазая, как и все здесь.
- Я принесла мыло, - сказала и покраснела. На смуглой коже румянец смотрелся очень интересно. – Меня отправили помочь вам.
- Тогда начнем.
Я стянул с себя сорочку, скинул сапоги и бриджи и со стоном погрузился в горячую воду. Прикрыл глаза. Как же я мечтал об этом!
- Как хорошо… посиди пока, - махнул в сторону кресла. По шороху юбки понял, что послушалась. Отчаянно тянуло в сон. Однако времени на него не было совсем – через два часа нас ждали в зале приемов. Я задержал дыхание, погрузился под воду с головой, вынырнул, открыл глаза. Девушка так и смотрела на меня, почти не мигая, в упор.
- Приступай.
Она подскочила с кресла, намылила мочалку и принялась тереть меня, отчаянно краснея и кусая губы. Минут через десять ее непрекращающегося сопения я не выдержал.
- Что с тобой?
- Вы так похожи на мсье Виктора, - большего я от нее не добился. Закончил туалет и как раз успевал спуститься в зал.
Спустился. И думать забыл о каком-то мсье Викторе.
В дороге я много размышлял о том, как нас примут. Все-таки в недалеком прошлом кровопролитная война, все-таки худой мир и не самые выгодные условия. Карл мог получить нас и без этого брака. Да, путем новой войны, да, не без жертв. Или мог бы выбрать в жены принцессу куда более могущественного государства, обеспечив себе мощную поддержку. Но нет, он почему-то согласился на наши условия – принцесса Катерина в обмен на мир. И общий король в перспективе, общий наследник. Пожалуй, для нас это было единственным шансом сохранить видимость суверенитета и достоинства, но чем это было для Карла?
Карл V взошел на трон шесть лет назад. И практически сразу же заговорил о стратегической необходимости иметь выход к морю. Через нас. Путем присоединения нашего королевства к его. Он начал войну. Мы дали отпор. И победили. Но какой ценой! Казна наша пуста, поля сожжены, де Блуа мертв… Хотя о последнем я не жалел.
Меня провели к дверям зала приемов.
- Капитан де Грамон, - двери распахнулись. Я вошел. В противоположном конце зала стояло два кресла. На одном восседал высокий широкоплечий мужчина, на другом робко жалась к спинке Катерина.
- Капитан, - прошептала она. Я не услышал даже, скорее прочитал по губам. На лице ее отразилось облегчение. Как ни хотелось мне поддержать ее, заглянуть в глаза, убеждаясь, что все хорошо, что никто ее не обидел, я вынужден был соблюдать этикет.
Подошел к королю.
- Ваше величество, - поклонился.
- Де Грамон, - голос у него был глубокий, дикция четкая. – Интересно, - он почесал пальцем подбородок, будто задумавшись. – Очень интересно.
Он беззастенчиво разглядывал меня. Не пошло, нет, но очень пристально, как лягушку перед препарацией. Я смотрел в ответ. Карлу на вид было лет тридцать – тридцать пять, высокий рост, крепкая фигура – он, бесспорно, был интересным мужчиной, хоть и совершенно не в моем вкусе.
- Моя дорогая невеста, - Катерина вздрогнула, - питает к вам дружескую привязанность. И мы будем рады, если вы задержитесь у нас, капитан, как минимум до свадьбы.
Я выдавил улыбку.
- Это честь для меня, ваше величество.
- Конечно, - он прищурился. – Свадьба через три недели, - краем глаза я увидел, как вздрогнула принцесса. Когда он успел ее так запугать? – Завтра в королевской опере дают Генделя.
Я кивнул. А что мне оставалось? Я не любил ни оперу, ни Генделя. Но в данном случае это не имело ровным счетом никакого значения.
Он отпустил меня кивком головы. Я поклонился еще раз, повернулся спиной и пошел на выход, затылком чувствуя его взгляд. Так же смотрел на меня мой король в нашу последнюю встречу – расчетливо, холодно. Я чувствовал себя словно на шахматной доске. Короли двигали фигуры, принцессу отдавали в жертву, чтобы спасти короля. Де Лабрюйер очень напоминал ферзя – такой же непредсказуемый. Только кем в этой шахматной партии был я? То мне было не ведомо.
Несмотря на то, что по истечении первого дня миссия моя яснее не стала, я спал сном младенца. А вечером следующего дня мне предстояло быть в опере, в соседней с королем и принцессой ложе. Я не знал, что после этого вечера жизнь моя уже никогда не будет прежней.
========== Глава 6. Театр ==========
Превыше страсти честь и страсть превыше жизни.
(Пьер Корнель/ Сид)
В оперу я собирался тщательно, несмотря на нелюбовь к этому жанру. Будь моя воля, я пошел бы в сорочке и бриджах, но выглядеть среди местных аристократов белой вороной не хотелось. Горничная принесла вычищенный камзол, и я надеялся лишь, что к вечеру, когда мне придется его надеть, чтобы во всем великолепии прибыть в оперу, жара спадет.
Я снова запросил ванну, удивив прислугу чистоплотностью, камердинер побрил меня, помог одеться. В полном облачении я подошел к открытому окну – порыв свежего ветра взметнул тщательно уложенные волосы, я вздохнул полной грудью и улыбнулся, наверное, впервые искренне с тех пор, как узнал, что еду сюда. В конце концов, пока ничего плохого со мной не случилось, а жить, постоянно ожидая от судьбы удара, не хотелось. Я задумался, что буду делать, когда вернусь домой. Слово «если» старался не произносить даже в мыслях. Как там, интересно, моя милая бывшая невеста? Как Этьен? Нашел ли их граф де Брази, простил ли? Не передумал ли мой отец меня женить? Вопросов было множество, и все они касались моей жизни дома. Я мечтал, чтобы отец был надо мной не властен, и здесь и сейчас он не мог мне приказывать, однако жизнь моя легче не стала. Наоборот.
Катерину и ее тетушку в оперу должен был сопровождать сам Карл, мне же выпала незавидная доля развлекать ее болтливых фрейлин, успевших надоесть мне еще за время путешествия.
В назначенное время я стоял в холле дворца. Нас рассадили по экипажам, и мы тронулись в путь вдоль главного проспекта.
Оперный театр столицы выглядел величественно. Посмотреть город как следует возможности у меня еще не было, однако уже увиденное поражало воображение красотой зданий и чистотой улиц. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что город любят и лелеют.
Фрейлины Катерины развлекали меня ни к чему не обязывавшей болтовней, особенно интересуясь моим мнением о черноволосых горожанках. Признаться, горожанки едва ли не последнее, о чем я думал, но, как истинный аристократ, со всем пылом заверил дам, что никакие местные прелестницы не смогут сравниться с ними по красоте и изяществу.
Мы расположились в соседней с королевской ложе. Дамы достали веера, и я постарался сесть так, чтобы они обдували и меня. Заиграли увертюру, зал затих. Мне очень скоро стало скучно, но поскольку вертеться, вставать, а уж тем более ходить, было попросту невежливо, я, приложив к лицу маленький театральный бинокль, разглядывал убранство театра. Сначала партер, потом бельэтаж, балкон, ложи. Позолота в свете свечей сверкала и переливалась.
Разглядывая зрителей, оценивая открытые плечи дам, сюртуки их кавалеров, я провел почти весь первый акт. Опера шла фоном, не мешая, но и не привлекая моего внимания.
А потом я взглянул на королевскую ложу и увидел его, мужчину, которого еще совсем недавно там не было. Он смотрел на меня неотрывно. И, видимо, давно. Так, словно из его легких выкачали весь воздух, и его воздух – я. И как только он перестанет на меня смотреть – умрет. Мне стало неловко. Я поерзал, отвернулся, попытался сосредоточиться на происходящем на сцене – без толку. Почему этот человек так на меня смотрит? Кто он? Что ему от меня нужно? Я зажмурился, вздохнул три раза и отругал себя за впечатлительность. Ну, смотрит и смотрит, мало ли почему. Однако не думать о нем не получалось.
То, что его место рядом с королем, говорило о высоком положении. Очень высоком. Мундир же выдавал в нем военного. Я попытался незаметно скосить взгляд на королевскую ложу – он так и смотрел на меня, тоже совершенно не следя за оперой. Я начал злиться. На него за наглость, на себя за робость, на всю абсурдность ситуации. Вздохнул опять и, чуть прищурившись, посмотрел на него сам – храбро, настойчиво.
Наши взгляды встретились. В полутьме зала его глаза казались дьявольскими – черные, с плясавшим в них отражением непотушенных свечей. Он будто даже не моргал. Я смотрел, не в силах отвести взгляд, как заколдованный. Он околдовал меня, обещая что-то такое, чего я еще не знал.
Я испугался. Никогда на меня не смотрели так, никогда я не чувствовал себя столь странно – как жертва и как победитель в то же время. Закончился первый акт, раздались аплодисменты, занавес стал опускаться. Я моргнул, гоня наваждение, подскочил со стула и со всей скоростью, на какую только был способен, побежал к выходу.
Я бежал, не чуя ног. Из ложи, по лестнице на первый этаж, к выходу, прочь из театра. Щеки мои горели, глаза слезились. Швейцар открыл дверь, я выскочил на свежий воздух, прислонился спиной к двери, отдышался, расстегивая пуговицы на камзоле. К черту! Стянул камзол, свернул и перекинул через руку. Мысль о том, чтобы вернуться в зал, даже не возникла. Я побрел по улице, куда глаза глядят. Шатаясь, как пьяный.
И бродил почти до утра. Я чувствовал, что разгадка близко, очень близко, но никак не мог ее поймать. Казалось, что вот-вот мозаика сложится, и я все пойму. Но нет, не складывалась.
Я вернулся во дворец ранним утром, замерзший и усталый, ночь выдалась на удивление холодной, обошел его по периметру в поисках бокового входа, был пойман охраной, долго объяснял, кто я и откуда. Но в итоге был накормлен в кухне и провожен в спальню.
Когда в открытое окно засветило яркое солнце, вчерашний инцидент стал казаться не более чем фантомом. При свете дня у меня уже не получалось вызвать в памяти тот взгляд. Лица я, кажется, не запомнил вовсе.
Меня нельзя назвать слишком чувствительным. Значит, было там, в ложе, что-то такое, что заставило меня бросить принцессу, навязанных мне фрейлин, сбежать, не попрощавшись. Но тогда я не мог иначе. Понимал, что если задержусь еще хоть на минуту, сойду с ума, задохнусь, перестану существовать. Глупость, конечно, никогда со мной такого не было.
Я спал почти до вечера. Покидать комнату не хотелось, попросил, чтобы мне принесли ужин прямо сюда. Мне сообщили, что Катерина хочет со мной поговорить. Пришлось встать и одеться.
- Анри, куда же вы вчера исчезли? – спросила она после традиционного приветствия. Тетушка, словно не одобряя присутствия принцессы в моей гостиной, сухо кивнула и села в кресло у окна.
- Мне стало нехорошо, - ответил правду.
- А сейчас? – принцесса казалась искренне озабоченной.
- Сейчас почти нормально, благодарю.
- О вас спрашивали.
- Да?
- Знаете, кто?
- Не имею понятия.
- Генерал д’Эпине.
- О! – генерал был легендарной личностью. Не случись у него ранения, вряд ли мы одержали бы победу. И из-за какой-то привидевшейся мне ерунды я упустил возможность лично познакомиться с легендой!
Тут в голову закралась мысль – а с чего это генерал будет интересоваться каким-то безвестным капитаном?
- Он так и спросил: где де Грамон? – я улыбнулся.
Катерина рассмеялась.
- Увы, нет. Но я верю, что у вас, Анри, все впереди. И мы еще услышим ваше имя.
Я ощутимо вздрогнул, липкие мурашки поползли по спине. А вдруг и Катерина что-то знает? Нет, вряд ли, она бы сказала. Ведь сказала бы?
- Он просто увидел вас в соседней ложе, - Катерина улыбалась, а я вдруг понял, что мне не хватает воздуха.
- Увидел в ложе?
- Да, вы напомнили ему кого-то, - легкомысленно отозвалась она, не замечая моего состояния.
- Напомнил? – я оперся рукой о стол. Могло ли быть, что именно д’Эпине так пристально рассматривал меня вчера?
- Анри, вам плохо?
- Что-то как-то…
- Ложитесь в постель, мы позовем доктора.
- Не нужно, - прошептал я.
- Ничего не желаю слышать.
Хлопнула дверь, и я снова остался один.
Доктор пришел быстро. Представляю, какую суету подняла Катерина.
Он потрогал мой лоб, посчитал пульс, попросил открыть рот.