Я нарочно назвал его по имени, желая, чтобы он одернул меня. Но он молчал. Я с изумлением отметил его смущение. Неужели я прав?
Какой водевиль! Какая злая ирония!
Я подошел к нему, встал рядом, коснулся губами уха.
- Хотите, - прошептал. - Только не получите. Никогда. Будете смотреть на меня с д’Эпине и кусать локти от зависти и злости.
Я не увидел даже, почувствовал скорее, как он напрягся.
Участь моя не представлялась мне более безрадостной. Напротив, теперь в ней чувствовалась приятная острота.
Я лизнул его ухо, прикусил мочку.
- Северин, Северин, как же вы так? – он сглотнул, я проследил взглядом, как дернулся его кадык. Де Лабрюйер был красивым мужчиной, этого у него было не отнять. И не будь между нами неразрешимых противоречий, я мог бы быть с ним какое-то время. Может, даже любил его.
Но не теперь.
Я положил ладони ему на пояс, развернул к себе лицом. Он прикрыл глаза, часто дыша. И тут я его поцеловал. Без нежности, сразу жестко, сминая губы, подчиняя. И он подчинился, ответив. Поцелуй кружил голову, дыхание мое сбилось, и я отстранился.
- Понравилось? – спросил тихо. И сам кивнул. – Так вот, мсье, это был последний раз.
Я оттолкнул его и быстро покинул столовую. Я не был уверен, сказал ли он в самом деле или я сам себе придумал, что услышал:
- Нет, Анри, не последний.
***
Теперь я знал, что делать. Меня использовали, нагло, вслепую, указывая, как и с кем я должен проводить время, требуя от меня, как от подданного услуг, которые я, по всем понятиям морали и нравственности, не должен был оказывать. Только, говоря откровенно, где был я и где мораль…
Встречи с генералом я и ждал, и опасался. Ведь я нанес ему оскорбление, как ни крути. Будь я дамой, мое вчерашнее нежелание можно было бы объяснить банальным испугом, нервами, да чем угодно. А вот чем оправдать себя, я не знал. Только если продолжить разыгрывать из себя невинность, играя на чувствах генерала? Прикинуться испуганным, нерешительным? Или наоборот, извиниться за вчерашнее и вести себя, как ни в чем не бывало?
Я не был уверен более, что генерал все еще желанен мне. Увы, де Лабрюйеру удалось сделать так, что тонкий лед моей к генералу симпатии треснул. Я на мгновение представил себя в его постели – вот его губы ласкают меня, мои ладони гладят его плечи, вот он входит в мое тело – тут я задышал чаще, взволнованный и испуганный, - и я нещадно впиваюсь ногтями в его бока, заставляя и его чувствовать боль. Он двигается, вбивая меня в постель, я поднимаю бедра, принимая его до конца, он изливается, стонет. И с губ его срывается совсем не мое имя.
Я до крови закусил губу, ясно осознавая в этот момент, что не хочу, ни за что и никогда не хочу пережить подобное унижение.
Задумавшись, я дошел до конюшен. Остановился в нерешительности перед дверью. И встретился с тем, кого видеть готов не был.
- Анри… - карие глаза смотрели холодно. – Мы можем поговорить?
Я старался подобрать внятную причину для отказа. И не мог.
- Может, прокатимся? – предложил робко.
Генерал кивнул. Мне вывели лошадь, его уже была приготовлена. Задержись я всего на несколько минут, и мы бы не встретились. Мы ехали рядом и молчали. Я чувствовал себя обязанным объясниться. И понимал, что не могу сказать генералу все, что думаю, не могу спросить прямо. Вряд ли де Лабрюйер шутил со мной, прося не разочаровать его величество. И здесь я был вовсе не по собственной воле.
Я молчал. Все мысли покинули мою голову, там остался лишь один вопрос: «кого вы видите перед собой, мой генерал?»
- Анри, - он первым нарушил ставшее неуютным молчание. – Вы решили поиграть со мной? – тон его не оставлял сомнений, что он думает о моих играх. Я встретился с ним взглядом – сейчас передо мной был вовсе не вчерашний ласковый будущий любовник, умоляющий о снисхождении, сейчас передо мной был знающий себе цену гордый мужчина. Гордый и оскорбленный. Я отчетливо понял, что извинения мои не будут приняты, более того, быть может, вся моя миссия будет провалена, если сейчас я не исправлю содеянное.
- Нет, - едва слышно прошептал я, интуитивно выбирая линию поведения. Под тяжелым задумчивым взглядом карих глаз мне удалось смутиться.
- Нет? А у меня создалось впечатление, что да. Вы юны, красивы… решили, что можете гнать меня, когда вам вздумается? О чем вы думали, Анри?
- Я испугался, - причина не бог весть какая, но на фоне моего общего застенчивого поведения могла считаться объективной.
- Испугались? – он вздохнул. – Меня? Вы решили, что я обижу вас? – голос его был тих и тверд, однако карие глаза не метали более молний.
- Нет… я… не знаю, мсье.
- Кристоф. Мы, кажется, договорились.
- Кристоф… простите меня.
Он, казалось, сомневался. Мы смотрели друг на друга, я вновь закусил губу, изображая смущение. Наконец он улыбнулся, еще не ласково, словно опасаясь мне верить, но уже не холодно, не страшно, и я позволил себе на минуту забыть обо всем, представить, что не было никакого разговора с де Лабрюйером. Представить, как могло бы быть между нами, сложись все иначе. Но только на одну минуту.
- Мой милый, вас не за что прощать. Наверное, не стоило так торопиться, вы оказались не готовы.
Конечно, я был не готов. Иногда мне казалось даже, что душа моя обезображена настолько, что никто и никогда не сможет ее более взволновать, что сердце мое – кусок льда, и лишь похоть, глупая похоть да свойственная моему поколению безрассудность ведут меня по жизни.
Я слишком многим оказался обязан, не получив ничего взамен. И понимал, что, предъяви я счет, он не будет оплачен. Никогда.
Генерал смотрел выжидающе. Я сделал вид, что колеблюсь, и два дня назад я бы и в самом деле колебался, выбирая между жаждой близости и страхом отдаться более сильному. Сейчас же я не волен был выбирать, лишь мог сделать вид, что решение – мое, тем сохранив остатки достоинства. Изобразив крайнюю степень смущения, я робко улыбнулся и прошептал:
- Я готов сейчас!
- Сейчас?
- Да… если вы еще хотите.
Генерал шумно выдохнул.
- Хочу ли я? После того, как вы не открыли мне ночью, я о чем только не думал. Что навязался на вашу голову, а вы не знаете, как тактично отделаться от высокого поклонника.
Я рассмеялся.
- Ох, нет.
Я увидел, как расслабились его плечи, разгладилась морщинка на лбу.
- Я рад. Однако уже поздно. Вы не будете возражать, если я приглашу вас к себе?
Я покачал головой.
- Завтра пришлю за вами карету. И не отпущу до послезавтра.
По телу разлилось приятное тепло – меня хотели, по-настоящему, искренне.
Мы вернулись во дворец. У конюшен я сам обнял его и прижался губами к его рту. Генерал пылко ответил.
- С каким удовольствием я бы никуда вас не отпустил сейчас! – прошептал он, отдышавшись.
- Завтра, мой генерал.
- Завтра, мой Анри.
Удовлетворённый восстановленным миром, я лег спать.
Бал, как обычно, скучен. Разодетые дамы, напыщенные кавалеры. Я скучаю, стоя у колонны с бокалом красного вина, разглядываю приглашенных. Взгляд не цепляется ни за кого, потому что ищу я одного, совершенно конкретного человека. Сам себе не признаюсь, но замираю, стоит ему появиться в зале. Де Лабрюйер уверенно лавирует в толпе, светлые волосы лежат красивыми волнами, черный камзол идеален. Он идет ко мне.
- Скучаете?
Я улыбаюсь, салютую ему бокалом, делаю глоток.
- А вы нет? Любите балы?
- Терпеть не могу, - со смешком отзывается он. Его ставший внезапно тяжелым взгляд сосредотачивается на моих губах, я снова пью, но как-то неаккуратно, одна капля остается на губе, я медленно слизываю ее, слышу, как шумно выдыхает де Лабрюйер.
Я немного пьян, оттого беспечен. И потому говорю ему:
- Полагаю, что дань уважения мы на этом балу уже отдали, я бы с удовольствием занялся чем-нибудь другим.
- Чем именно? – его голос хриплый, кажется, слова даются ему с трудом.
Я откровенно ласкаю взглядом стройное тело, представляю, как хорошо оно без скрывающей его одежды. Де Лабрюйер смущен, он понимает, о чем я, и хочет того же. Но ждет от меня первого шага.
И я его делаю.
- Пойдемте отсюда. К вам, ко мне?
- Ко мне, - все так же хрипло отвечает он.
И мы идем. По коридору, раскланиваясь с дамами, по лестнице, усердно делая вид, что просто разговариваем.
Но стоит распахнуться двери в комнаты де Лабрюйера, как я прижимаю его к стене и набрасываюсь с поцелуями. Целуя, почти кусаю, голова идет кругом, я весь горю предвкушением. Одежда летит прочь, обнажая роскошное гладкое тело, и я схожу с ума от желания. Желания обладать, подчинить, взять, назвать своим. И Северин готов отдаться. Я толкаю его к кровати, он падает на спину, раскинув руки в стороны, его возбуждение очевидно, щеки пылают, дыхание частое и поверхностное. Спустя мгновение я присоединяюсь к нему, накрываю собой, раздвигаю коленом ноги… он подчиняется, прогибается в пояснице, бесстыдно трется. И я не выдерживаю, беру его, сходя с ума от тесного жара его нутра. Он стонет отчаянно, ему, возможно, больно, он распят, раскрыт, но он добровольно отдал мне власть над собой, и я пользуюсь ею в полной мере, врываясь в него снова и снова, царапаю бока, оставляю алые засосы на шее и плечах.
Я беру его, как девицу, лицом к лицу, и ему стыдно лежать так, с раскинутыми ногами, обнимая меня коленями. Стыдно и сладко. Он закрывает глаза, кусает губы. Я касаюсь рукой его пениса, двигаю вверх-вниз, и он не выдерживает. Я срываюсь следом.
И, проснувшись, не сразу понимаю, где нахожусь. Все тело горит, словно ожидая, что все, творившееся во сне, будет повторено наяву. И сейчас мне жаль, безумно жаль, что это не так.
========== Глава 10. Счастье ==========
В любви и страсти совершенное счастье заключается не столько в близости, сколько в последнем шаге к ней.
(Стендаль).
Утро выдалось пасмурным. И таким же было мое настроение. Я перестал понимать себя. Раньше, несмотря на войну, а, может, благодаря ей, моя жизнь была куда проще. Я строил отношения, четко понимая, кто друг, а кто враг. Сейчас же запутался: тот, кто еще недавно был врагом, с кем стояли под разными стягами, где между нами была пропасть, вызывал безграничное уважение и восхищение. Де Лабрюйер же, изначально союзник, вел себя так, что мне временами хотелось стиснуть пальцы на тонком белом горле, прижать к стене и спросить строго: «Что ты творишь?»
И сон мой сегодняшний не добавлял определенности. Я понятия не имел, какими глазами буду смотреть на де Лабрюйера при следующей встрече, буду ли представлять его расширившиеся от страсти зрачки, его красные искусанные губы, нежную кожу под моими пальцами. Никогда раньше мне не снились такие сны – чтобы ярко, словно наяву, чтобы проснуться в поту, со сбившимся дыханием.
Я презирал его. Его цели были мне неясны, легкость, с какой он играл человеческими судьбами, поражала. А его влечение ко мне оказалось неожиданно взаимным.
С генералом все было еще сложнее.
После яркого сна я долго не мог уснуть, лежал и размышлял, как вести себя с ним, строить ли из себя невинность или все же нет. Генерал заслуживал правды, но я не вправе был дать ему ее.
Он вновь встречал меня сам.
- Анри, - прижав меня к себе, поцеловал в висок. - Я счастлив, что вы здесь, со мной.
Я улыбнулся в ответ. Волнение не желало оставлять меня полностью, предчувствие чего-то нехорошего мешало целиком отдаться чувствам. Я старался побороть его.
- Я тоже рад, - ответил тихо.
В малой столовой был накрыт стол для двоих, но я так разнервничался, что не смог проглотить ни кусочка.
- Хороший мой, что с вами? – он накрыл мои пальцы своими, легонько сжал. – Я буду делать только то, что вы мне позволите. Хотите, будем просто разговаривать? Или можем совершить конную прогулку.
- Налейте мне вина, - решительно двигая к нему бокал, сказал я. Собственная застенчивость раздражала меня безмерно. Генерал – не де Блуа, он не станет сознательно унижать меня, не причинит лишней боли. Да и я не невинная девица! Мой опыт не был положительным, он не дал мне ничего, кроме унижения и жажды подчинять, даже отдаваясь. Но научил контролировать процесс полностью, не терять голову. А сейчас я сидел напротив генерала и понимал, что все мои привычки летят псу под хвост, потому что он не даст мне контроля. Я стоял будто на парапете, подо мной пропасть, шагну – разобьюсь, но не могу стоять на месте. И хода назад тоже нет.
Я шагнул.
- Кристоф… - сказал почти шепотом. – Пойдемте в постель.
Он шумно вздохнул.
- Анри, вы уверены?
- Да, - я встал. Руки мои слегка дрожали. – Я уверен.
Генерал отложил приборы и салфетку, встал и обхватил меня за пояс.
- Хороший мой, ничего не бойтесь.
- Я и не боюсь, - ответил, как мне показалось, спокойно. Мне скоро двадцать два, мой постельный опыт исчисляется десятками партнеров, почти все, правда, были случайными и подо мной, и не мне смущаться, ложась в постель, благо невинность свою я растерял давно.
Мы прошли в спальню. Вино, наконец, ударило в голову. И я попытался расслабиться.
Д’Эпине помог мне снять жилет, ловкие пальцы быстро расстегнули маленькие пуговицы сорочки. Он вытащил ее полы из моих пока еще застегнутых бриджей, погладил ладонями бока.
Я вздохнул и прикрыл глаза. Страх уходил, уступая место желанию. Генерал был опытен, и совсем скоро я начал забывать, что чего-то боялся. Он раздел меня и уложил на кровать. Я смотрел, как раздевается он, как делает шаг ко мне, ложится рядом. Скрипнули пружины, и я оказался в кольце его рук.
- Не передумали? – шепнул он.
- Нет, - так же тихо ответил я. И это было едва ли не последним, что я сказал в тот день.
Наверное, если бы мой первый раз был с генералом и прошел так, я был бы другим. Другим во всем. Не было бы во мне тяги к власти и контролю, не хотелось бы подчинять, упиваясь вседозволенностью.
Совсем скоро на моем теле не осталось ни одного места, которое не было бы поцеловано или вылизано.
- Хороший мой, вы напряжены, - шепнул Кристоф, нежно поглаживая мои ягодицы.
Я закусил губу и вздохнул. Рискнуть и отдаться целиком, потерять контроль? Почему нет? Генерал не производил впечатления человека, который этим воспользуется. Ведь мечтал же я о партнере, в котором буду уверен, которому смогу отдать себя без боязни, что это обернется против меня.
Я подхватил подушку и, приподнявшись, положил себе под живот.
- Не останавливайтесь, Кристоф.
Он был красив, мой генерал. Красив непривычной мне, белому северянину, красотой. Смуглая кожа его была необычайно гладкой, грудь густо покрыта черными курчавыми волосками, на рельефных руках бугрились мускулы. Сильный, уверенный в себе и оттого опасный. Хищник.
Раньше только с де Блуа я чувствовал себя жертвой, слабой и покорной, только ему я позволял делать с собой все, что могло придумать его извращенное сознание, отдаваясь на его милость. Которой у него и не было.
После него я никому не позволял брать себя, не считая фиаско со Стефаном. Просто не мог. И вот теперь лежал, распятый на постели, с задом кверху, готовый ко всему.
- Анри, посмотрите на меня, - я повернулся. – Вы не жертва, мой хороший, вы партнер.
Я моргал, удивленный. Кристоф хрипло рассмеялся.
- По вам все понятно.
И тут я, наконец, осознал, что пытать и мучить здесь меня не собираются. Стало легко и спокойно.
- Да, Кристоф, партнер, - я обхватил его голову, прижался к нему всем телом и поцеловал. Он бешено целовал меня в ответ, его ладони, казалось, были одновременно везде, трогали, изучали, ласкали. И я с удовлетворением чувствовал, как раскручивается у меня внутри огненный шар желания, как все равно становится, есть у меня контроль или нет, потому что ничего не хочется контролировать. Хочется ощущать на себе тяжесть чужого тела, чувствовать его страсть.