- Папа, - перебил я. - Сегодня я употребил наркотик впервые в жизни. Ты что, издеваешься?
- Нет, сынок. Ты - наркоман со стажем.
Тут мне стало интересно, и я хихикнул. Без всякой связи.
- Для тебя каждый встречный человек - такая вот банка. - Отец ткнул пальцем в свое наркоманское устройство. - Ты жжешь человека до тех пор, пока не соберется достаточно дыма, вдыхаешь его и уходишь. Потому и мать перестала с тобой общаться. Мне она так и сказала: "Он выпил меня до дна". Сперва я подумал, что ты до семи лет сосал сиську, но потом до меня дошло.
Мне стало грустно, а в груди клокотало веселье. Что за дурацкий контраст? Я стукнул себя по груди, по голове, потом представил, как выгляжу со стороны и зашелся от смеха.
- А теперь вот Вероника и Джеронимо, - говорил отец. - Мне больно видеть, как ты пытаешься опустошить их. Снова и снова подносишь зажигалку, вдыхаешь дым, а его все больше. Но рано или поздно он закончится, и ты их оставишь - пустых, мертвых.
Я катался по снегу, рыдая от смеха. Нет, это мой эмоциональный двойник катался, а я будто стоял рядом и, краснея от злости, пытался заставить его вести себя прилично.
- Только здесь, в этой комнатке с обзором на весь мир, я понял, что мы лечили не ту болезнь, - гремел голос отца. - Ты не родился бездарным, Николас. Ты просто родился пустым, и до сих пор не нашел ничего, чем мог бы заполнить свою пустоту. Для Джеронимо это - солнце и дружба, манипуляции и изобретательство. Для Вероники - Джеронимо и отец, которые никогда не смогут примириться. Найди и ты что-то, что станет твоей душой. Ты ведь уже нашел, не так ли? Нашел, но по привычке пытаешься сожрать, вдохнуть или вколоть. Твой двойник веселится, а ты сам стоишь и смотришь равнодушным взглядом на похороны своего сердца. Вот что такое наркотики, сын. Вот почему это плохо. Ты должен есть, чтобы жить, а не жить, чтобы есть.
Я задыхался, лежа на снегу. Голос отца еще звенел в ушах, но сам он исчез вместе с костром. Вдох, и легкие рвутся на части. Руки зашарили вокруг в поисках маски...
- Дебил!
Маска опустилась на лицо, и я увидел Веронику.
- Спасибо, - выдохнул я.
- Я тебе это "спасибо" знаешь, куда засуну? Не мог меня разбудить?
- Я привык писать в одиночестве...
- Точно дебил, - покачала головой Вероника. - Я думала, ты услышал...
- Что?
Она подняла палец, и я прислушался. Где-то гудел мотор, все ближе и ближе.
- Могу ошибаться, - сказала Вероника, - но это, кажется, броневик.
- Не ошибаешься, - успокоил ее я.
- Едет со стороны дома. Почему-то один...
Я понял ее замешательство. Единственный бронетранспортер, неспешно ползущий по снежной равнине - скорее убийца, чем спасатель.
Вероника стянула с плеча АКМ, вынула магазин, проверила ход затвора. Я перевернулся на живот, привстал, глядя в ту сторону, откуда доносился рокот. Видимо, солдаты нашли самолет и поехали от него по прямой - так же, как мы. Из-за пригорка уже поднималось зарево прожектора. Еще минута - и появится машина.
- На колени, - велела Вероника. - Руки за голову и грустно молчи. Если хочешь, можешь тихо плакать.
Я не спешил исполнять указ, и Вероника, вздохнув, пояснила:
- Каждый солдат дома Альтомирано знает, что существует два неприкасаемых человека в мире. Это Вероника Альтомирано и ее жертва. Хочешь жить - притворяйся.
- А может, я лучше буду Вероникой Альтомирано?
- Без проблем. - Под нос мне сунулось ложе автомата. - Вылезут, скорее всего, двое - их нужно снять так, чтоб крышка не захлопнулась. Водила тут же рванет. Догоняй и шмаляй в люк. Рожок один, бей короткими.
- Хорошо. - Я потянулся к оружию. - А можно при этом петь?
Она, выругавшись, отдернула автомат, и я схватил воздух. Ну, или что-то вроде воздуха. В голову мне тут же ткнулся ствол. Опять...
Громадина бронетранспортера выскочила из-за холма, и я нервно сглотнул. Если прямо сейчас водитель зевнет, мы превратимся в два неопознанных пятна под могучими гусеницами. Но водитель оказался профи - едва только нас озарило лучом прожектора, гусеницы перестали грохотать, и гул мотора сменился на сытое урчание. Тут мы (во всяком случае - я) оценили еще одно достоинство приборов ночного видения Джеронимо. Свет прожектора не ослеплял. Я видел транспортер, отброшенную крышку люка, двух солдат с автоматами в почти таких же, как у нас, масках.
- Идентифицируйтесь! - рявкнул один из них.
- Вероника Альтомирано. Как там папа?
- Кто второй?
- Николас Риверос.
- Где Джеронимо Альтомирано?
- Погиб при крушении.
Палатка стояла в полусотне метров, но Вероника солгала, не моргнув глазом. Зрением солдат был прожектор, и смотрел он на нас. А если отвлечется...
- Ты уснул? - Ствол толкнулся в висок. - Раздевайся!
Я повернул голову к Веронике, но в ее черных злых глазах не увидел ответа.
- Снимай комбинезон и все, что под ним, - процедила она сквозь зубы.
Потом добавила, обращаясь к солдатам:
- Мой брат погиб из-за этого подонка, и я хочу заставить его умолять о смерти. У нас есть время?
Солдаты переглянулись, пожали плечами. Я заметил, что известие о смерти Джеронимо изрядно обоих успокоило.
- Есть, - сказал один более мягким тоном. - А хочешь, заставим его бежать за транспортером, чтоб согреться? Имеется веревка.
- А что, сегодня какой-то праздник? - мрачно обрадовалась Вероника.
Солдаты рассмеялись, а я получил затрещину стволом.
- Снимай, или я для начала прострелю тебе ногу. Знаешь, сколько в колене нервных окончаний?
Задержав дыхание, я расстегнул кнопки у самого горла.
- Смелее, - подбодрила Вероника.
Я расстегнул остальные кнопки, потянул вниз "молнию". Холод ворвался под комбинезон. Пока еще термоодежда защищала кожу, но в ней будет тепло только в движении. Я на мгновение замер, думая, продолжать ли смертельный номер, или нагло застегнуть все обратно, осыпав Веронику грудой сарказма. Что-нибудь типа: "Если так хочется - сама меня раздевай, только медленно и нежно". Как она прореагирует, что ответит? Я почти решился, но вспомнил тень отца и попытался вытянуть из рукава правую руку.
В этот момент раздался выстрел, даже два. Я дважды вздрогнул; несмотря на холод, меня прошиб пот...
Выстрелы были пистолетные. Все это время Вероника прятала за спиной пистолет, а сама привлекала внимание солдат к моему стриптизу.
- Катись!
Я упал и откатился. Должно быть, вовремя, потому что тут же застрекотал пулемет. Я вскочил, бросился вкруг транспортера - хватило ума не подставиться. Луч прожектора бестолково метался, не находя цели, так же бессмысленно поливал тьму пулемет.
Впрочем, не бессмысленно. Транспортер стремительно поворачивался вокруг своей оси, и смертельный круг замыкался. Палатка!
Я бросился на машину смерти, что-то крича, пытаясь привлечь к себе внимание, но за грохотом мои крики, должно быть, тонули. Я видел два трупа, свесившиеся из люка, видел крышку, колотящую их по спинам. Наконец, с облегчением увидел Веронику. Она запрыгнула на транспортер, одним движением вышвырнула труп из люка и направила ствол внутрь.
- Руки! - расслышал я ее крик, и в тот же момент - очередь.
Пулемет стих, но машина продолжала метаться. Вероника выбросила второй труп протянула руку ко мне.
- Прыгай, подхвачу!
Легко ей говорить, а для меня это все равно что песчаного червя оседлать или приручить Икрана...
Я прыгнул что есть силы. Не рассчитал - упал грудью на броню. Торопливо поднял ноги, боясь, как бы их не зажевало в гусеницы.
- Ей богу, куль с дерьмом, - чуть ли не восторженно сказала Вероника, хватая меня за шиворот.
Объяснять задачу мне не требовалось. Я скользнул в люк и оказался один на один с трупом, которого очередь из АКМ прочертила ровно посередине. Крови почти не было, или же вся она скопилась под герметичной одеждой... Меня чуть не вырвало от этой мысли, я замотал головой.
- Уснул? - крикнула Вероника сверху. - Подай мусор, я выкину.
Почему-то от этих слов стало легче. Стараясь думать о мертвом солдате как о мешке с мусором, я взял его за грудки и потянул вверх. Вероника подхватила его подмышки сверху и, зарычав от напряжения, вытянула наружу.
Усевшись за руль, я бросил взгляд на монитор и увидел в пугающей близости освещенную прожектором палатку. Руль в сторону, сцепление, тормоз... Транспортер чуток тряхнуло, и он встал.
Заглушив двигатель, я откинулся на спинку и закрыл глаза. Сердце постепенно успокаивалось, в ушах перестало звенеть. Как же быстро все произошло...
- Эй! - Вероника просунула голову в люк. - Ты чего, закаляешься? Комбез застегни, дурень.
Говорит все так же бодро, как обычно. Будто и не убила только что троих человек из своего дома. Я застегнул "молнию", с удивлением отметив, что руки не дрожат, хотя моего эмоционального двойника буквально колотило.
- Ты зачем под пули кинулся? - спросила Вероника.
- Джеронимо... Палатка...
- По-твоему, я начала бы перестрелку, не будучи уверенной, что справлюсь? - Она вздохнула. - Слушай, Ник... За рулем от тебя, может, и есть какая-то польза, но и только. Давай ты больше не будешь лезть в чужие дела, хорошо?
- Да, как скажешь.
Она, кажется, насторожилась.
- Ты чего это?
- Ничего. Буди брата. У нас теперь есть транспорт с обогревом и синтезатором воздуха. Можем вернуться в дом Альтомирано.
Вероника покачала головой.
- Иногда тебе в голову приходят мудрые мысли, но никогда - вовремя. Мы поедем к Толедано. Мне очень нужно побеседовать с отцом, и теперь я бы хотела, чтоб во время разговора между нами было несколько сот километров, на всякий случай. Жди, я за братом.
Прежде чем уйти, Вероника сбросила вниз три автомата, отобранных у поверженных воинов. Потом исчезла, оставив меня наедине со своими демонами. Вернее, с одним демоном - равнодушия. Почему я бросился под пули? Потому что так требовалось по правилам игры, вот и все. И теперь, когда инстинктивный испуг прошел, не осталось ничего. Кроме, разумеется, очередной дозы. Тысячу раз прав отец. Я, Николас Риверос, бездарь, моральный урод и безнадежный наркоман в придачу.
Я прильнул к прицелу, увидел белую фигурку Вероники, шагающую к палатке. Рука легла на джойстик. Где-то снаружи шевельнулся пулемет, и фигурка оказалась точно в перекрестье. Палец коснулся кнопки. Одно нажатие, и...
Вероника остановилась, повернулась к бронетранспортеру, будто почувствовав. Стоит, смотрит, ждет.
Я вспомнил нашу первую встречу: на ней был этот же белый комбинезон. Она искала брата и, должно быть, бегала по улице, не зная, чего от него ждать - побега? самоубийства? теракта? Она плакала, чтобы сбить меня с толку и разжалобить, и у нее это получилось лишь потому, что слезы были настоящими.
- Ба-бах, - шепнул я. - Нет, малышка. Ты - слишком драгоценный экземпляр.
Может, отец и прав, но чего же он от меня ждет? Чтобы я в одночасье изменил свою природу?
Я нашел микрофон и, включив репродуктор, проорал на всю равнину:
- Прием, как слышно? Хватит на меня пялиться. Николас Риверос бьет только в спину и никак иначе. Возобновите движение к палатке, дабы получить очередь между лопаток.
Вероника подняла руку с выставленным средним пальцем, и лишь такой старый упырь как я мог уловить в этом жесте облегчение. Она скрылась в палатке, и я, отпустив джойстик, принялся считать секунды. Внутренние часы, запущенные в тюрьме, судя по часам на панели, пока работали бесперебойно. Половина четвертого утра.
- Мне снилось яркое солнце, нудистский пляж и загорелые обнаженные красотки! - прохныкал Джеронимо, плюхнувшись рядом со мной на сиденье. - Чем, скажите на милость, я заслужил возвращение в этот чудовищный мир, где меня будит страшная престарелая дьяволица с душой, черной, как... Ай!
Вероника немного не рассчитала с подзатыльником, и Джеронимо стукнулся маской о приборную панель.
- Карга! - прошипел он, ощупывая маску. - Сломаешь - не будет у тебя больше брата. Ну? Что сидишь? - Он уже обращался ко мне. - Давай, умчи меня в свою страну оленью!
- Он всегда такой спросонья? - поинтересовался я у Вероники.
- О, да, - вздохнула та, задраивая люк. - Иногда приходится колоть карфентанил.
На панели довольно скоро загорелась зеленая лампочка, и мы сняли маски. Я запустил движок и направил могучую машину к дому Толедано. Нас приятно покачивало на пригорках, и я довольно быстро развеселился. Чего нельзя было сказать о моих спутниках. Вероника чистосердечно клевала носом, а Джеронимо продолжал брюзжать:
- Одна из них, блондинка, попросила меня намазать ей спину кремом. До сих пор помню это волшебное чувство, этот контраст - раскаленная на солнце кожа и прохладный крем. А над морем кружили с криками чайки...
- Ты еще маленький, чтобы думать о таких вещах, - пробормотала Вероника.
- Ладно, - не стал спорить Джеронимо. - Чаек убираем. Так вот, когда мои руки опустились ниже спины...
- Слушай, а ты вообще в курсе, что чуть не погиб во сне? - перебил его я.
Джеронимо поперхнулся словами, посмотрел на меня, как на сумасшедшего.
- Бронетранспортер, в котором ты сидишь - он, по-твоему, откуда?
Джеронимо огляделся, и до меня дошло, что по-настоящему он просыпается только сейчас.
- Вероника спасла тебе жизнь, а ты вместо "спасибо" ей грубишь.
Видимо, мои слова прозвучали очень впечатляюще, потому что даже Вероника прекратила засыпать и покраснела. "Как круто! - прошептал мой эмоциональный двойник. - Давай еще!"
Джеронимо насупился.
- Подумаешь, - буркнул он. - Она постоянно так делает. Если бы я говорил "спасибо" каждый раз, как она спасает мне жизнь, у меня не было бы времени выучить другие слова.
Я не ответил. Вероника тоже. Джеронимо сидел между нами, косясь то на меня, то на нее. Минут через пять он не выдержал и, стукнув сестру по плечу, воскликнул:
- Молодец, старуха, так держать! Горжусь. И, если говорить откровенно, ты на этом пляже уделала бы всех вчистую. Я серьезно! Они были даже без оружия.
Вероника рассмеялась и, обозвав Джеронимо дураком, взъерошила ему волосы.
- Ну, - сказал он, убедившись, что мир восстановлен, - расскажете мне, что я проспал?
Вероника помрачнела.
- Этот БТР в собственности СОБР. Парни, если надо, стремительно приходят, убивают и уходят. Ник с ними хорошо знаком. С доном Толедано у нас мир, поэтому единственная мишень тут - мы. Не знаю, почему, но отец отдал приказ на уничтожение.
Поглядев на спидометр, я обнаружил, что он никуда не торопится и переключил скорость. Полетели с ветерком, правда, немного пошвыривало из стороны в сторону - свежий снег не успел слежаться.
- Все очень просто, - оставался невозмутимым Джеронимо. - Он прикинул, что будет, когда взойдет солнце и подпалит его радиоактивную задницу.
Вероника лишь отмахнулась, а я задумался, пытаясь в мыслях проникнуть на запретную территорию. Вспоминал все, что слышал о Ядерном Фантоме, прокручивал вновь и вновь наш единственный разговор. Кто же он такой, этот монстр в свинцовом гробу?
- Что вообще дает ему это... облучение? - вслух спросил я.
Джеронимо тут же ответил:
- Да ни черта! Нет, он, конечно, сильный и неуязвимый, но толку - чуть. Фон такой, что весь дом насмерть пережарится, приоткрой он крышку своего гроба. Его штатные мудрецы высчитывали, что только следующее поколение будет готово к облучению, он и давай таскать к себе в койку всех подряд девок.
- Джеронимо! - воскликнула Вероника.
- Что? Не мешай! Видишь, я показываю другу семейный фотоальбом и делюсь приятными воспоминаниями? Так вот, как уже было сказано выше, репродуктивная функция у папаши оставляла желать лучшего, но, наконец, усилия увенчались успехом. И - о, великий бог обломов! - родилась девчонка. Правда, как сказали мудрецы, идеально подходящая. Вот если Вероника пройдет облучение - это будет адский ад. Она весь мир в коленно-локтевую опрокинет, не задумываясь, да и период полураспада у нее будет - лет двести минимум. Сможет управлять радиацией, расщеплять атом на расстоянии. Целая уйма развеселых плюшек! И все - девчонке, которая не продолжит род! Разумеется, дон Альтомирано взбесился, и койка его заскрипела с утроенной энергией. Четыре года напряженных трудов - и вот он я! Чудо! Мальчик! Без малейшей предрасположенности к облучению, да еще и "ботаник". То-то же папа взбесился! Говорят, рыдал, как сучка, дней десять подряд. А потом психанул и облучился сам. Теперь у дома Альтомирано есть собственное пугало, чертик в табакерке.