- Хорошо. Поставь, будь добр, на пол, рядом со скамьёй.
Ринмир послушно поставил чашу в указанное место и выжидающе посмотрел на старого колдуна, силясь понять смысл этих действий. Старик говорил со всё тем же облегчением, но теперь уже торопливо, поминутно кашляя, словно опаздывая куда-то:
- Дай мне руку, дитя. Помоги встать.
Ринмир протянул старику дрожащую ладонь. Тот обхватил худыми пальцами, походящими на легко гнущиеся лапы паука, запястье мальчика, и неожиданно потянул его на себя. Вроде бы следовало испугаться, закричать, но страха почему-то не было. Всё происходило так, как должно было. Сомнения, страх, желание вновь спрятаться за спиной родителей – всё это уходило.
Глаза стариков, которых знал до того Ринмир, походили своим цветом на выцветшую ткань: блеклые, усталые. С этого же лица на него смотрели тёмные, почти чёрные глаза, пугающе молодые и ясные. Может, у всех колдунов такие странные глаза?
Ринмир не увидел того, что было дальше. Скорее, почувствовал. Почувствовал, как что-то тёмное выбирается прямо из этих глаз, впиваясь в него самого, не давая вырваться и освободиться. Он вскрикнул – и что-то неожиданно отступило, чтобы после вновь потянуться к нему. Робко, почти нежно, как материнская рука, эта темнота коснулась его. Старый колдун тихо засмеялся и с ободряющей улыбкой на губах произнёс несколько коротких слов. Смысла их мальчик не понял: то ли старик говорил на каком-то неведомом языке, то ли это было заклинание. После он обессилено зажмурился, словно отходя ко сну.
Мальчишка стоял неподвижно, глядя на закрывшиеся глаза старца и ожидая, что тот очнётся вновь. Лишь когда за окном уже начало темнеть, Ринмир понял: старый колдун больше не дышит. Почему-то осознание этого не испугало ребёнка. Пришли в голову совсем не детские мысли о том, что надо бы рассказать людям в деревне и поговорить с могильщиком, чтобы обеспечить старцу достойное погребение.
Когда Ринмир вернулся в деревню, родители готовы были одновременно и размазать непослушное чадо по стенке, и расцеловать. Мама плакала, крича, что мальчику более никогда не следует ходить к колдуну, не желающему пользоваться своими силами во благо деревенским жителям. Ринмир успокаивал её, говоря:
- Не бойся, мама! Я к нему точно больше не пойду: он уже умер, хижина теперь пустая.
Мэрайе он принёс ту самую глиняную чашу, которую подносил к скамье, ставшей смертным ложем старого колдуна. Девочка долго ахала и охала, но в конце концов признала за приятелем право отныне и впредь считаться самым храбрым воином в их компании. Лишь на мгновение она заметила:
- Слушай, а что с твоими глазами? По-моему, раньше они были светлее…
Но ребёнок быстро забыл об этом. А кроме неё, никто и не обратил на изменившийся цвет глаз Ринмира ни малейшего внимания. Слишком велика была радость от того, что ребёнок вернулся из хижин колдуна живым и здоровым.
========== Глава V: Жалеешь ли ты? ==========
Лайонелл с трудом смог отвести взгляд от тёмных глаз колдуна и нервно сглотнул. Проклятье, почему создаётся такое впечатление, словно он видит наяву всё то, о чём рассказывает этот маг? Ринмир – так его, выходит, зовут.
- И чего ты добиваешься? – вспоминая всё, чему его учили, Золотой Страж выдавил неуверенную усмешку. – Хочешь, чтобы я сочувствовал тебе, поверил в то, что тебя просто заколдовали и передали магию силой, и…
Лайонелл осёкся, увидев, с каким выражением лица смотрит на него Ринмир. Вроде бы мужчина не сказал ни слова, но взглядом он сумел заткнуть молодого Стража лучше, чем какими-то пустыми словами.
- Тот колдун… он не просто околдовал меня. Он почувствовал во мне магическую силу, и передал мне не магию… Он передал мне знания, и только. Не более того.
- И ты, конечно же, жалеешь о том, что ты маг? – засмеялся Лайонелл. Ему казалось, что сейчас-то он услышит интересную историю из уст достойного противника. Но сейчас Золотому Стражу приходилось упорно убеждать себя: такие истории он слышал не раз, и каждый раз они завершались мольбой остановиться. Так к чему ждать финала?..
Нет. Всё же он дал слово, а значит – нужно выслушать. Колдун смотрел на юношу без мольбы, скорее – с лёгким любопытством, как на некую экзотическую зверушку. Словно, выдавая по капле историю своей жизни, он наблюдал за реакцией собеседника, изучал его.
- Скажи, мальчик, ты жалеешь о том, что родился человеком?
Вопрос был столь неожиданным, что Лайонелл вздрогнул. Как мог этот маг оставаться столь спокойным, находясь в западне? Сейчас он походил на старого, мудрого зверя, попавшего в капкан. Но этот зверь даже в таком положении оставался столь грозным и величественным, что охотник пока что боялся приблизиться к нему на расстояние удара.
- Жалеешь ли ты о том, что у тебя светлые волосы, а не, скажем, чёрные? Жалеешь, что у тебя нет крыльев или ядовитого жала? – продолжал наседать на собеседника Ринмир. – Глупо задавать подобные вопросы. Как можно сожалеть о своей сущности? Да и толку в сожалениях нет. Всё равно они ничего не изменят.
Скажи это любой другой человек, Лайонелл счёл бы подобное пустым бахвальством. Но сейчас, глядя в пустые тёмные глаза, он верил: этому колдуну действительно не о чем жалеть, пусть он и не может вырваться из расставленной западни. И не может ли? Может, он просто устал бежать?
- Ты ведь знаешь это сладкое чувство власти, когда делаешь что-то в первый раз. Первый удачный выстрел, первая убитая жертва…
- Я не убиваю невиновных, - зачем-то заметил Лайонелл. Маг чуть прищурился:
- Не убиваешь? Или веришь, что не делаешь этого?
Золотой Страж осёкся, понимая: лучше не перебивать собеседника. Иначе есть риск вновь услышать нежелательный вопрос, дать на который честный ответ невозможно. Просто потому, что он неизвестен. Неизвестен никому из тех, кто поклялся защищать мир – пусть даже ценой своей и чужой крови.
Колдун, впрочем, и не ждал ответа; у Лайонелла даже сложилось впечатление, что этот маг прекрасно знает, как может себя повести Золотой Страж.
- Поверь мне, первое сотворённое заклинание – это невыносимая сладость. Наверное, так же чувствует себя тот, кто разрывает нутро невинной девушки, тот, кто по праву может считать себя первым. Я… не жалею.
Лайонелл, вдохнув поглубже, положил руку на рукоять пистолета:
- Значит, вот она – та история, что ты хотел мне рассказать? То, как ты приобрёл знания и то, как в итоге соблазнился ими, из чистого любопытства применив магию?..
- Кто сказал, что из любопытства? Да и потом… не кажется ли тебе, мальчик, что ты слишком быстро делаешь выводы? Ты ведь даже не дослушал до конца, а уже всё решил.
Золотой Страж опустил голову:
- Если ты не закончил – договаривай. Учти, я не стану слушать твою болтовню вечно. Да и мои товарищи не станут ждать. У тебя есть время до рассвета; после я убью тебя, маг.
Ринмир лишь слегка склонил голову, безмолвно соглашаясь с решением Золотого Стража. Узкая и бледная ладонь легла на закрытые ставни, слегка надавливая на них, так, что зазвенела щеколда.
- Ты хочешь знать, как я впервые ощутил свою силу и свои знания? Хорошо. Я расскажу тебе…
========== Глава VI: Болезнь ==========
Над деревней Арга собирались тучи; вот уже пару недель шли дожди. Лишь изредка ливни прерывались, словно на небе заканчивалась вода и следовало подождать, пока она восполнится. Со всех сторон дули холодные ветры: постепенно приближалась зима, и всё чаще поутру пролившаяся на землю вода застывала ломким льдом.
Многие жители деревни, не готовые к столь ранним холодам, давились кашлем. У некоторых изо рта вырывались капли крови. Но кто мог помочь? До ближайшего города, где имелся лекарь, предстоял слишком долгий путь, да и денег на то, чтобы оплатить его услуги, у деревни не было. И потому намного чаще, чем раньше, теперь приходилось слышать размеренный стук лопаты о мёрзлую землю: могильщик не оставался без работы. То и дело сносили к старому деревенскому погосту новые и новые гробы: ложились жертвами болезни мужчины, женщины, дети…
Ринмир не заболел, но сердце его, несмотря на это, было полно тревоги. Уже год, как он потерял своих родителей, но в том не было вины ныне бушующей хвори: их убили разбойники по дороге в город. И сейчас он, четырнадцатилетний подросток, со страхом в тёмных глазах бродил вокруг дома деревенского старосты, заглядывая в слюдяные окна.
Там, за каменной стеной, давилась кашлем Мэрайя. Эта сильная юная девушка держалась, как могла, но всё же болезнь поразила и её. Сейчас Ринмир никак не мог заставить себя войти: ему больно было видеть умирающую подругу даже издали. От одной мысли, что Мэрайи может не стать, как не стало родителей, ему становилось страшно. Но всё же нельзя было ходить вокруг дома старосты бесконечно, и Ринмир неуверенно шагнул за порог.
- Если бы только я мог помочь… - причитал Кристоф, уже сидящий у постели их подруги детства. Староста, также находящийся близ ложа дочери, только вздохнул:
- Кабы ты мог помочь, беды бы не было! Да только что ты можешь…
Заметив Ринмира, отец Мэрайи смерил его далёким от восхищения взглядом. Ещё бы: этот мужчина с неаккуратной светлой бородой никак не мог привыкнуть к тому, что вместо сына деревенского кузнеца, Кристофа, Мэрайя предпочитала общество осиротевшего мальчишки. Видимо, заглядывая вперёд, он видел Мэрайю супругой Кристофа. Но сейчас привычно злобный взгляд сменился усталостью, и Ринмир понял: всё серьёзнее, чем казалось раньше. Деревенский староста уже даже не надеется, что дочь выживет, и оттого ему всё равно, кто посещает её в последние дни перед гибелью.
Ринмир посмотрел на подругу – и вздрогнул. Напугало его не то, что она лежала неподвижно, будто мёртвая. Нет, на мгновение он увидел, как от её головы, словно вонзаясь в глаза, рот, уши и ноздри, тянутся чёрные пульсирующие нити. Эти нити забивались внутрь, не давали ей двигаться и дышать.
Тогда почти сразу же наступила ясность – и он сделал шаг вперёд, приближаясь к Мэрайе и протягивая руку к чёрным нитям.
- Что это ты делаешь?! – заволновался староста, намереваясь отогнать странного подростка от своей дочери. Но почему-то Ринмиру хватило одного взгляда, чтобы мужчина остановился. Будто бы перед старостой мгновенно выросла незримая стена, не дававшая ему остановить начатое.
Ринмир сжал нити в руках, пытаясь разорвать их, но те оказались на удивление прочными. Зато послышался странный треск – будто рвались не нити, а то, за что они были зацеплены. Нечто по ту сторону реальности, что-то мрачное, тёмное и злое… Лишь нахмурившись, Ринмир вновь потянул нити на себя – и часть реального мира откололась, словно плохая декорация. Теперь прямо над головой Мэрайи клубилась чёрно-фиолетовая пустота, в которую Ринмир, недолго думая, запустил руку. Там, в пустоте, он нащупал нечто, похожее на паука – и выдернул этого паука на эту сторону, тотчас принимаясь давить его меж ладоней. Паук, похожий на ощупь на упругий жёсткий ком, не желал давиться. Ринмир приложил ещё немного усилий – и «паук» лопнул, а вслед за ним опали и чёрные нити. Затем всё исчезло, будто ничего и не было. Лишь огорошил старосту вопрос резко севшей на кровати дочери:
- Отец, что это было? Ничего больше не болит…
Ринмир улыбнулся девушке, не зная, видел ли произошедшее кто-то, кроме него. Если и не видел – то какая разница?! Мэрайя никогда не подчинялась отцу, и, если она пожелает оставаться с ним, ему не нужна будет и слава великого героя. Но староста неожиданно уставился на Ринмира не с прежней злобой, а… с одобрением?
- Это ведь ты помог ей, так?
Ринмир неуверенно кивнул, чувствуя странную слабость. Мэрайя схватила друга за плечи, весёлая и живая, будто не она только что лежала без чувств в своей постели. Даже Кристоф, кажется, не мог не удивляться такой перемене – лишь смотрел на происходящее, приоткрыв рот.
- Надо помочь остальным больным! Ты же сможешь, правильно? – с мольбой смотрела на друга Мэрайя.
Разве он мог отказать? Он устал считать тех мерзких паукоподобных тварей, что раздавил всего за один день. Силы иссякали, но почему-то с каждой новой спасённой жизнью острее становилась гордость: он сделал это. Он спас кого-то из жителей Арги…
В конце концов, что дурного в том, чтобы помогать другим? Именно так Ринмир некогда стал целителем. Он свято поклялся не использовать никакую другую магию, и не делал этого. До определённого времени…
========== Глава VII: Когда-нибудь ты справишься ==========
Лайонелл усмехнулся, скрещивая руки на груди. Теперь-то ему казалось, что он раскусил своего странного собеседника.
- Значит, ты решил убедить меня, что пользовался магией лишь во благо близких людей? Не смеши меня, колдун. Думаешь, это оправдание? Любая магия обращается к миру, что лежит за Искажением – пространством, разделяющим наш мир и загробный. А значит, прорывает Искажение, делает его слабее. Нужно справляться силами этого мира, а не гнаться за силами, не подвластными нам.
Ринмир устало прикрыл глаза, и потрескавшиеся губы мужчины тронула лёгкая полуулыбка:
- Скажи, мальчик, почему ты так уверен в том, что мне нужно тебя в чём-то убеждать?
- Ты наверняка хочешь выжить, маг. Многие надеялись, что я пощажу их, если они сумеют разжалобить меня и моих собратьев своими россказнями.
- А кто сказал тебе, что я хочу жить?
На сей раз Лайонелл предпочёл молчать. Что толку в словах, если его каждый раз умудряются обескуражить подобными заявлениями?
Колдун же, вздохнув, продолжал:
- Жизнь – хрупкая вещь, прямо как те механизмы, которые вы так любите. Сломай одну деталь – и машина перестанет работать. Но ещё легче сломать человека – достаточно лишь слегка повредить одну из его деталей. Механизмы можно после этого починить, если повреждения не слишком серьёзные. Я решил проверить, можно ли «починить» мёртвое существо. Пусть и не человека: это пришло позже, намного позже…
На окраине деревни Арга, у самого берега реки, теперь был новый дом Ринмира: он не считал дурным поселиться на том месте, где некогда жил его предшественник, колдун, подаривший ему свои знания. Порой посмеивались в деревне люди, знавшие, сколь часто наведывается в уединённую хижину дочь деревенского старосты. Сам староста на эти пересуды никак не реагировал: он прекрасно знал, что его дочь не станет позорить семью, да и Ринмир уже успел за те четыре года, что прошли со времён эпидемии, стать уважаемым в деревне человеком.
Но сейчас Ринмир вовсе не ожидал прихода Мэрайи. Его занимало куда более важное занятие, чем разговоры с подругой детства: в одной из книг, оставшихся от прежнего колдуна, он вычитал, каким образом можно на время даровать жизнь мёртвому объекту.
Ринмир сосредоточенно проводил рукой по странице, словно это могло помочь ему лучше запомнить нужные сведения. Частица жизни всегда остаётся даже в мёртвом существе. Главное – нащупать эту частицу и не отпустить её, чтобы после по крупицам восстановить прежнее состояние оживляемого объекта. Разумеется, Ринмир не собирался проводить эксперименты на мёртвых телах, да и кто бы ему позволил?
Сейчас перед ним лежал засохший лесной цветок с пожелтевшими и высохшими светлыми лепестками. Погрузиться в привычное состояние, когда видимой становилась изнанка мира, для молодого колдуна не составило ни малейшего труда: за эти годы он успел вдоволь напрактиковаться. Он смотрел на цветок – и видел в нём крохотную, дрожащую ниточку с растрёпанными краями. Нить была оборвана и не тянулась, как у живых существ, за изнанку мироздания. Ринмир коснулся этой нити и потянул за неё, словно пытаясь прошить реальность невидимой иглой. С тихим хлопком нить лопнула, и вместо цветка на ладонях молодого колдуна оказался пепел.
- Что ты делаешь? – послышался неподалёку женский голос, и Ринмир увидел в окне знакомую копну жёстких светлых кудрей. Стараясь не думать о неудачном результате, он улыбнулся и произнёс:
- Не ожидал, что ты придёшь сегодня, Мэрайя. Заходи.
Девушка мигом шмыгнула к незапертой двери и оказалась в хижине. Присев рядом с Ринмиром, она недоумённо посмотрела на кучку пепла в его ладонях, затем – на засушенные цветы, сваленные в углу. Видя интерес в её взгляде, Ринмир объяснил: