- Сразу видно, что вы жулик и в политике ничего не смыслите. Разве можно нынешним партиям доверить страну?
Я достал сигару - в своем офисе, что хочу, то и делаю.
- Сразу видно, что вы чиновник, а не философ. Из парламентской республики нынешние партии сбегут. Да и вы тоже.
Он ушел, а я громко сказал коллегам:
- Если завтра не появится представитель "молчаливого большинства" - мы пропали. Деньги кончаются.
Представитель "большинства" появился. Это был суровый изработанный мужчина лет пятидесяти.
- Хочу сохранить, - сказал он, кладя на стол толстый сверток.
- Какой полагаете курс установить?
Я очень волновался, а Шура, я видел краем глаза, чуть не наполовину высунулся из окошечка. Яков Аронович громко бормотал молитву.
- Один к десяти.
- Смело. Минус пятьдесят пунктов.
- Не вздумайте сбежать, - взгляд у него был очень знакомый. Так смотрят люди, нюхавшие порох.
- Я с парнями всю ночь буду следить за дверьми.
- Спать-то вы нас выпустите?
- Выпущу, но обыщу. Я эти деньги всю жизнь копил.
В пятницу он зашел в офис, буквально наступая мне на пятки.
- Дайте хоть дух перевести, какой вы нетерпеливый, ну вот, согласно курсу вам компенсация
полторы тысячи, пожалуйста, оплатите сто рублей за сохранение ваших ценностей.
Он получил обратно свой сверток плюс наши полторы тысячи и пошел к дверям.
"Ну, - взывал я к Плутосу, - ну же!"
Мужчина встал. Постоял несколько секунд. Повернулся.
- Я думаю, пусть это полежит у вас до понедельника. Курс прежний.
"Есть. Бинго".
- Я позвоню знакомым, многим хочется сохранить свое добро, - добавил он, как бальзама плеснул.
Я напоил его кофе и рассказал пару анекдотов. "Какой милый человек, - думал я, - и он совсем не представляет, какую он оказал нам услугу. Да что нам..."
Перед закрытием в офис влетел полный мужчина с решительностью в мимике. Он сначала сунулся в окошко к Шуре, потом заглянул в щелку кабинета Якова Ароновича, наконец, прыгнул ко мне:
- Курс один к одному. Сто тысяч.
- Вы атлант! - воскликнул я, - на таких людях мир держится.
сунулся в окошко к Шуре, потом заглянул в щелку кабинета Якова Ароновича, наконец, Мужчина громко шмыгнул носом.
- Атлант - это что?
- Шура! Вип-клиента обслужи вне очереди!
В понедельник город встал "на дыбы".
... ... ...
В преддверии охоты.
Шли обложные дожди, а я третий день, как проклятый, торчал на Васильевской даче, ожидая Рубцова - он заманил меня таки на охоту (гад просто и всё - сам ржет, небось, в городе дома) - баба Катя (старая карга, живущая в домике по соседству с Васильевыми), божилась ему, что видела косулю с козленком, да не одну.
Да ведь и ошибиться могла или просто соврать от скуки. "Вот, как Бог свят, видела козу", - а сама и из дому не выходила, небось.
Какого черта я приперся сюда до Рубцова - было и самому непонятно, но я не знал о дождях - вот что. Да, я хотел помечтать вечерок над извилистой черной речушкой, пескарей потаскать, не для еды, а так, побаловаться, а сидел сиднем в замшелой, бурой от времени избе, хорошо хоть старуха-печь веселила - сушила промозглый воздух, да и уютней с огнем-то вечерами. Дров я не жалел - не мои.
Я надумал было купить местной водки и, аки барин, напиться, и уже зеленый дождевик стал натягивать - ан нет, решил. Это уж всегда так: только я напьюсь, приедет Рубцов, плюнет другу в веселые глаза и уйдет в лес один, а ты, вроде как, съездил, чтобы проваляться в деревне пьяным на веранде сутки, как тракторист какой - спасибо.
Маясь от безделья, я залез на чердак. Крыша была крыта старинной работы железом, крашенным изнутри суриком, казалась надежной и ровно, певуче шелестела под струями дождя - можно было сидеть и слушать это мудрое шелестение час, два. В центре чердака, на горбатой матице стоял чахлый столик с тумбочкой (кому-то было не лень их сюда затаскивать), я подергал ящички - в тумбочке лежал пакет, завернутый в желтую бумагу, на ощупь там были книги. "Почитаем", - я забрал пакет и спустился внутрь жаркой избы к печке.
А знаете, что хорошо на даче, когда идет дождь, вечер бесконечен, и связи с миром нет (телефон у Васильевых ловит в конце огорода, когда приподымаешься на одной ноге на чурке, для того там и лежащей) - простой, холостяцкий ужин. Летом прошлогоднюю картошку есть невозможно, да и лезть за ней в погреб - не её в баню! Лучше взять шампуры, навздевать на них кусочки хлеба и обжарить на открытом огне (ну и пусть подзакоптятся - не страшно!), к ним неплохо добавить маленькие колбаски, чересчур жирные для "городского" стола и, главная фишка, зеленый лук. Макать его в соль, лежащую в щербатом блюдечке и хрумать - да, это примиряет с действительностью.
Дождь, качаясь, хлестал по стеклам окошка. В щели рам текла вода. "Интересно, когда они сгниют? Вот Васильеву забота - окна менять. Ничего, а то размяк там, в Дубае. Так, а что у нас за автор - хорошо бы Дюма". Я устроился с жареным хлебом, луком и колбасками в кресле у огня и развернул пакет с книгами - это были три тома "Капитала" Маркса. "Гнида ты, Васильев!"
Это была судьба. Можно было тупо сидеть на крыльце и смотреть, как дождь теребит сочный подорожник, устилавший двор; можно было так же тупо пялиться на пляшущий огонь в печке; можно было читать "это". С отвращением я раскрыл книгу и углубился в строки отца социалистической идеи.
С первых же абзацев я с ужасом почувствовал свою непроходимую тупость - я не понимал ни слова.
Маркс предлагал мне отбросить все качества у товаров, оставив одно (почему его - не понятно), все они - продукты труда.
Я представил полку, где лежат осетр, картина Ван Гога, лазерный уровень - и не мог представить их "без качеств". Еще мне вспомнились смеющиеся глаза Наташки - я уже три раза водил её в кафе, но воз не двигался. "Наталья без качеств - супер!"
Я взял уголек из печки и написал поверх обоев (Васильевы говорили, хотят переклеивать, да и пора): "Наташа - коза". Потом добавил: "Дереза". Стало легче.
Чего-то ни к селу, ни к городу вспомнилось, как истерит дочка-подросток Рубцова по поводу покупки (немедленно!) новых босоножек - модных. Есть крепкие старые, но не модные: "Сами их носите!" Объясните подростку про качество. Но Маркс "качество" выстригал.
И смело шел дальше! Он требовал, чтобы я представил какой-то "простой труд" без качества - просто трату энергии - и всё. Я задумался. "Простой, "бессмысленный и беспощадный" труд, простая трата сил".
В округе не было ни одной знакомой дачницы, чтобы обсудить эту мысль - женщины порой смекалистей нас. Рядом была одна бабка Катя, но она - дура (телевизору верит, как попу). Да и заходить к ней опасно - непременно всучит молочка, зелень, редиску - только деньги летят. Сидишь потом с редиской, и диву даешься - где ум-то был?
"Интересно, а как ты объяснишь разницу между зарплатой ювелира и, скажем, землекопа?"
Я полистал оглавление - о рынке труда ни слова, кроме брошенного на ходу:
"помножь стоимость часа землекопа на столько-то раз". И всё. А сколько это: "столько-то", кто это устанавливает - молчит бородатый. Зато поет о "человеческой рабочей силе", (на ум сразу пришло: "лошадиная сила", видимо, термодинамикой дед заворожен был). А мне-то кажется - самое интересное: с каких таких щей мужики, менявшие коробку передач, содрали с меня шесть тысяч, а могли, паразиты, и восемь! И чего это юристы деньги гребут - есть ведь прожиточный минимум, вот и хватит им, болтунам... Правильная была советская власть.
Я все-таки надел дождевик, взял первый том под мышку, заряженное картечью ружье и вышел во двор. С неба лило. "Сколько же тебя там накопилось". Установив "Маркса" у поленницы, я сел на табурет на крыльце, тщательно прицелился в "И" и выстрелил. Дождь глушил все звуки, и выстрел не покатился вдаль, а тут же во дворе и осел к траве. Но спустя минуту я услышал далекий ответный выстрел - кто-то тоже маялся. "Я-то по Марксу стреляю, а ты куда?" Забрав искалеченную книгу, я вернулся в дом.
Картечина пробила толстую, на века изготовленную обложку и прошла через несколько страниц. Та страница, на которой она встала, показалась мне любопытной:
"Кто такие - эти потребители?"
Речь шла о том, откуда берется прибыль - мне было мало нужды у кого: у капиталиста или социалиста. Удивительно, но ответа на простой вопрос: "Откуда на счетах фирм, после выплаты зарплат и налогов берутся колоссальные деньги?" - не было.
Я лежал на диване и думал: "Наемные работники что получили, то и отдают - с них какая прибыль. Друг-товарищ буржуй тебе своего не даст. Кто же дает?"
Из-за забора побибикала машина - Рубцов приехал. "Ну, отлично, а то чуть не рехнулся тут с Марксом". Я пошел отворять ворота.
Уже темнело. Рубцов под струями дождя открыл багажник и выдал мне две тяжеленные сумки:
- Бегом отсюда!
Его светлая куртка быстро темнела, намокая.
- А я хотел предложить постоять, подискутировать... Погода философская...
Рубцов хохотнул, как он один умеет, подхватил еще какие-то пакеты и мы занырнули под навес и в дом.
- Я колбасы привез - не знаю, будешь ли, коньяк, но это на потом, и шмотье всякое - переодеться. Да, и деньги - Макар просил передать.
Рубцов выложил на стол пачку купюр.