- Спасибо, Граф.
"Граф" - его старая кликуха, еще по университету. Всегда был стильно одет, стильно говорил - граф, чего уж там.
"А, уж не отгадка ли это?" - мелькнуло в голове. Я задумчиво смотрел на Графа. "Очень может быть. Граф или король (или государство, пусть самое либеральное-разлиберальное) притаскивают невесть откуда мешки с золотом (или купюрами, чтоб вес поменьше был) и забрасывают в топку рынка, а мы (буржуины) пыхтим, выпуск сосисок увеличиваем".
- Чего уставился? Договаривались же: коньяк - после охоты. Или что? Или по чуть-чуть?
Он смотрел вопрошающе.
- А скажи-ка мне, Рубцов, есть ли страны без государств?
- Ты, я смотрю, двинулся немного головушкой от деревенского воздуха с кислородом или травку какую в огороде нашел диковинную. Давай, Лё, (он и второй слог произнес, но я его вам говорить не буду - некрасивый это слог и неприличный, а Рубцову нравится, вот тебе и граф), давай ужинать. Нам Татьяна курицу в фольге запекла.
Я стряхнул с себя морок марксизма, и мы отлично отужинали печеной курицей, споря, по обыкновению, о политике.
Ночью дождь прекратился и к рассвету погода установилась.
Мы пошли. Проходя мимо дома бабки Кати, Рубцов посвистал, и спустя мгновение к нам присоединился Дружок - старый пес покойного деды Васи, (Василия Макаровича, мужа Екатерины Андреевны). Был он дворняга, но охоту знал. Во-первых, был приучен к выстрелам, а во-вторых, и это главное! - вел себя "вежливо" - не гонял, где попало, не лаял и отлично брал след.
Надо было пересечь низину, и мы с Рубцовым вымокли чуть не по пояс, пробираясь через высокую, густую траву, мокрую, как река, от трехдневных дождей. Дружка и видно не было - только трава качалась там, где он бежал. Но вот земля стала подыматься, и начался веселый сосновый бор с редкими кучками осиновых высыпок.
- Сырая земля, не возьмет, - обронил Рубцов.
Мы дошли до мест, где недавно паслись косули - кора у осиновых побегов была обглодана.
- Давай, Дружок, след, - Рубцов пнул к Дружку темно зеленый косулин катышек.
Охота еще была запрещена, но мы с Рубцовым решились "пошакалить". На сотни верст в округе не только охотников - грибников-то не было. А местный егерь помирал от водки - ему ли до косуль? Нам же невмоготу было терпеть до осени.
За нашими спинами в пару подымалось солнце - день обещал быть жарким.
"Вот ведь силища какая - желание новизны, желание попробовать", - я шел шагах в двадцати правее Рубцова, Дружок тихонько рысил между нами - он, кажется, что-то учуял, - "И государство всего лишь исполняет волю (может и неосознанную) народа - кидает и кидает деньги в ненасыщаемую прорву: нате, жрите. Стройте квартиры, меняйте машины, меняйте обои и членов семьи, а вам уже не пора менять органы? - тратьте и консьюмируйте, консьюмеры! И мы всё перемелем. Вот она сверхчеловеческая "рабочая" силища".
Дружок встал. Потом сделал аккуратный шаг. Он был напряжен, и даже морда его приняла благородное выражение. Ушки его встали торчком. Он сделал еще шаг. Он не только чуял зверя - он его видел. Мы с Рубцовым переглянулись и тихонько взяли ружья наизготовку. Охота началась.
... ... ...
"Паломники" шли к дверям офиса "Новый курс" и днем и ночью. Особенно много было женщин пенсионного возраста. Их лица поражали своим одухотворенным выражением -
это была смесь боли, отчаяния, гнева и тупой, последней надежды.
- Шура, - сказал я компаньону, - как красивы русские женщины в минуты судьбоносные!
- Это напоминает демонстрацию петербурженок восьмого марта семнадцатого. В результате свергли царя, - согласился Шура, разглядывая толпу, - лишь бы теперь что-нибудь "великое" не началось.
К середине недели голос у меня осип, как у лектора сельхоз академии. Уголки рта ныли от бесконечных улыбок, а глаза подташнивало.
- Яков Аронович, а не взять ли мне "отгул"? Народ деньги несет, вы их и без нас рассортируете. На кассу поставим Марью Ивановну - полы-то все равно мыть бесполезно.
Да и кому они нужны, полы-то? Кто на грешную землю смотрит, когда валютное табло горит.
- Идите, развейтесь, - Яков Аронович озабоченно смотрел туда же, куда и мы - на кипящую толпу.
- Надо было, Анатолий, "замутить" обычную "пирамиду". Сейчас бы объявили, что курс вырос, и, может быть, тихо сбежали на курорт.
- Извините, Яков Аронович, но вы мыслите, как все ваше поколение: "купи-продай". Вас марксизм очень испортил - вышиб из голов понятие бизнеса.
- Чем же вам Карл Маркс не угодил?
- Мы в главном не договорились: он меня уверяет, что, как только изобрели капрон, женщины оголили ноги. А я считаю, что капрон и был изобретен потому, что женщинам пришло в голову ноги оголить.
- Так поделитесь со стариком - в чем секрет бизнеса?
- Поделюсь, но помучаю вас до вечера.
Мы помолчали.
- А скажите, Яков Аронович, вы действительно думаете, что мы с Шурой, наверное, два самых порядочных "игрока" в стране, могли бы "кинуть" этих вот наивных людей?
Мы ушли через лаз - шахту бывшего бомбоубежища. Последнее распоряжение было строгим:
- Сережа, - сказал Шура охраннику, который был предан нам, как спартанец, - если с Яков Ароновичем случится недомогание, добей его, а офис запри.
Когда мы подходили к "нашему" кафе, начался тропический ливень. Дождь хлестал так, будто бы ополоумевший болтун торопился выговориться - и все не успевал. Секунды - и мы промокли насквозь.
- Давай-ка по шашлыку жеванем, - Шура снял пиджак, - а салаты будем брать? Тут умеют.
Я играл вилкой в салате и смотрел за окно на колоссальных размеров тополь. Его ствол был изрыт каньонами трещин и, несмотря на дождь, был сух и спокоен. По стволу бегал вверх тормашками поползень-глупыш. Я смотрел на тополь и поползня, а они смотрели на меня и говорили: "Привет, царь природы".
- Шура, а ведь жажда денег - зло. Что скажешь? Бог не терпит стяжателей.
- Я консультировался у попа, как понимать "нищие духом". Оказывается, не в буквальном смысле.
Шура подмигнул мне карим, как у джина из восточных сказок, глазом. "Ах ты бесяра". Потом ухватил вновь отремонтированными, сверкающими зубами сочный кусок мяса и закончил с полным ртом:
- Считай себя поганцем, искренне, - и богатей сколько хочешь.
- Понятно. "Я богател, кляня судьбу".
- Чье это?
- Вроде бы мое. Неизданное.
Не успели мы поднести к губам пузатые бокалы с коньяком - звонит Яков Аронович:
- Пришел представитель компании "Лора Мурло". Анатолий, сумма "ядреная". У них через месяц платежи хозяевам за рубеж, а выручка маловата, так что отступать им некуда. "Ценность" готовы привезти на броневике со своей охраной.
Крупные компании и банки - это стихия Шуры. Я протянул ему трубку.
Господи, как мгновенно преобразилось его лицо! Как напряглись желваки, сузились и похолодели глаза. Где ты, мой друг-балагур? А голос. Таким голосом - ротой в бою командовать! "За мной, на смерть, ребятушки!"
- Для такой суммы срок депозита не меньше трех дней, комиссионные составят...
- Как думаешь, нет смысла вернуться?
- Яков Аронович прекрасно справится. Для него это последний шанс стать из пенсионера человеком. А что ты скажешь "по голосу?" Этот представитель что, гаденыш или вонючка?
- Я бы сказал - безответственный вонючий гаденыш.
Мы вернулись к шашлыкам - вторая порция подоспела. Но обедать спокойно не получилось. Шура без конца говорил и говорил по телефону, и все о делах, а я стал позевывать, вытянул ноги и, заложив сцепленные руки за голову, расслабился.
Блуждая взглядом по нюханному-перенюханному обеденному залу, я увидел сидящую одиноко девушку. Она пила, видимо, кофе и ела круассаны. Она была некрасива, но что-то притягательное в ней было. Что? Одежда - обычная. Прическа - обычная. А, вот что. Какая-то нетипичная для наших дней грация в движениях.
- Шура, - отвлек я товарища от деловой болтовни, - любопытно, ты бы смог соблазнить вон ту, видишь?
- Легко, - сказал Шура, едва взглянув на ту, о которой я говорил, - на спор, за пятнадцать минут.
- Стой, чудак, куда ты. У меня чисто "академический" интерес. Марек! - позвал я бармена.
- Слушай, Марек. Видишь, девушка сидит? Принеси ей плитку шоколада и скажи, что за ней минут десять наблюдал парень через окно, а потом попросил передать шоколад и ушел.
- Давай посмотрим, что будет, - сказал я Шуре, наливая коньяк.
Марек подошел к девушке, поговорил с ней и положил на стол шоколадку. Девушка испуганно смотрела на нее, потом - ага, ей было и страшно и любопытно! - посмотрела в окно. А потом она покраснела и улыбнулась.
- Шура, - сказал я, подводя итог эксперимента, - все девушки хотят быть любимыми, все юноши хотят быть свободными. Любви на всех у нас не хватит, но свободу от власти доллара желающим обеспечим. Нам пора в офис.
- Анатолий, это не про вас ли по телевизору рассказывают, - сказал Марек из-за стойки.
С экрана телевизора уверенно, давая понять, что он-то раскусил все тайны бытия, нам о нас же рассказывал телеведущий - мужчина, с характерным для своей специальности лицом, кричащим: "дайте мне скорее что-нибудь умненькое сказать!" и жуткой манерой поведения. Как и что говорить - это ведь тоже поведение. Говорил он плохо. Он не передавал факты - он озвучивал "свое" мнение. Мнение это было, понятное дело, только что отредактировано за стенкой и звучало так:
"Банальная жульническая афера... Финансовая пирамида, готовая рухнуть в любую секунду... Организаторов ждет справедливый суд..."
- Марек, а включи-ка интернет, финансовые новости.
- Да тут одна новость - население перестало покупать в банках валюту. Вот один блогер пишет: "Какой ... устанавливает курс рубля в банках, если в "Новом курсе" народ меняет