Он выбрался, вытащил Жака — тот, конечно, давно приноровился ползать вниз и вверх по лестнице, но делал это жутко медленно. Довольный Жаба огляделся и принялся деловито обходить-осматривать асфальт. Искал что-то, а что — Джек сам понятия не имел. Но все же — Жак старался. Жаба...
Айзек, поднявшись, не спешил отходить от люка.
— Паршивое место, — поделился зомби. — Помнится, скрывался я в этом гипермаркете.
— И что?
— Не помню дальше. Как отрезало, — Айзек осклабился и чуть наклонил голову. — Только вот помню — что-то нехорошее.
Жак тем временем, кажется, пытался залезть под машину. Их, машин, здесь осталось всего три штуки — две разбитые в хлам тачки неподалеку от люка и грузовик со снятыми колесами у ворот центра.
«Вот же козлы, а? Джек, ну ты глянь — колеса слямзили! Зачем?.. А такая классная машинка была бы...»
— Ничего не могу вспомнить.
— А ты б под ноги поглядел.
Судя по темным брызгам крови, место его, Джека, смерти. Пуля прошла навылет, а значит...
— Кровь — веером, — вправо. Значит, стоял я вот так... Значит, пуля...
Пуля пробила боковое стекло развалюхи рядом и осталась в машине — довольно быстро Джек нашел то, что от нее осталось.
— Как не в первый раз, — настороженно сказал Айзек. — Ну-ка... С оружием хорошо обращаешься, про охотников много знаешь, опять же...
— Видать, охотник меня и прикончил, — Джек потер лоб и попытался улыбнуться.
— Охотники умнее поступают. Джек... А встань-ка вот так, — Айзек заставил Джека встать спиной к нему. — И обернись, через плечо.
Джек сделал, как он просил, мысленно молясь о... о чем-нибудь! Чтобы на Айзека свалился холодильник! Или чтоб рядом обнаружился охотник с огнеметом! Хоть что-нибудь, ну, пожалуйста!
— Ты... — выдавил Айзек. — Вот так помню...
— Айзек, да ты что...
Айзек с размаху ударил его в челюсть.
— Нравится?!
Завопил Жаба, Джек упал на асфальт. Не растерялся и врезал ногой по Айзековой коленке, но какое дело трупу до боли? Айзек заржал и кинулся на него.
— Что, — говорил он, не забывая бить Джека по лицу, — понял теперь, каково? Боли-то нет, но башку я тебе разобью, сам попробуешь...
Джек дрался и с каждой секундой, с каждым мгновением вспоминал больше и больше. Движения стали четче, удары сильнее и точнее, да и Жаба колошматил Айзека, не переставая что-то кричать.
— Тварь, — прошипел Джек, когда удалось придавить грудь Айзека коленом и перехватить руки. — Хоть и мертвый, но охотник-то всегда такого, как ты, уложит.
Айзек вновь рассмеялся, на этот раз беззвучно — только кривились разбитые губы, обнажая осколки зубов. Жаба опустил руки и растерянно взглянул на Джека.
— Видишь, жабомордый, какого дружка ты себе нашел? Охо-о-отничка. Славного такого малого, который стрелял и жег наших каждый день, а мне как-то и вовсе голову снес! С тех пор и провалы... А знаешь ты, охотничек, каково это — когда мало того что умер, так еще и ни прошлую, ни нынешнюю жизнь толком вспомнить не можешь?
— Ты меня сожрать хотел!
Айзек только ухмыльнулся — а что, Джек, разве не понимаешь теперь, какой голод нами движет?
— Выходит, вы квиты, — буркнул Жаба. — Что, придурки, полегчало?
Джек молча поднялся.
— Теперь он — наш, — продолжил Жаба. — Ведь так, Джек?
— Так... А что, незаметно? Ты мне руку вывернул, — сустав с хрустом встал на место.
— Если б сыт не был, сожрал бы.
— Силенок мало.
— И все равно, — Айзек упрямо мотнул головой, поднимаясь, — охотник, а значит — верить нельзя. Может... Может, он сам и застрелился, чтоб к нам попасть.
— Идиот ты, что ли? — охнул Жаба.
Джек молча показал ему свой револьвер с полным барабаном.
— Другого оружия не было. Жак докажет.
— Доказываю. То есть, нож был, но им же не застрелишься.
Джек вновь потер лоб — уже разбитый. Теперь он хотя бы был уверен в своем прошлом.
***
Охотников никто не ждал. Вот совсем. Эни и Чарли ждали Джека, Айзека и Жабу, а охотников — никто.
Да и они никогда не спускались под землю. Мертвые легко заметили живых. Последним было слишком тяжело и непривычно, а еще — они производили шум. Для существа, не дышащего и способного подолгу не шевелиться, — практически оглушающий шум.
Поэтому заметили их быстро. Натаниэль не успел далеко отойти от места стоянки — быстро вернулся и скомандовал уходить. Зомби переполошились, но обошлось без криков. На поверхность они вылезали на свой страх и риск, значит — охотники здесь тоже явно не в своей тарелке. Обыкновенное разделение — даже, в общем-то, логичное и справедливое.
— Как можно быстрее, — просто сказал Натаниэль. — Но тихо. Всем ясно? Кто с оружием — последними, прикрывать.
— Я не пойду.
— Ну и дурак, — Натаниэля ничто не могло удивить, так что на Джека он даже не взглянул.
Уходили и вправду быстро и тихо. Эни ничего не сказала на прощанье, Айзек, кажется, засомневался, стоит ли идти со всеми, но все-таки ушел.
Только вот Жаба... Жаба, на которого всем было плевать. Джек, привалившись к стене и зажав в зубах фонарик, наблюдал, как калека-зомби, на максимальной своей скорости, ползет до поворота — в то время как все остальные давным-давно за ним скрылись.
Жаба обернулся — Джек помахал ему рукой и отключил фонарик, окунувшись в темноту. Стоит пройти немного, свернуть, а потом включить его снова. Так он не выдаст сбежавших, если охотники и впрямь очень близко.
Темнота нравилась Джеку. В ней очень уютно было ему, такому, существовать. Так что он брел вперед, почти счастливый и почти беззаботный. И даже сказал, невольно копируя интонации Жабы: «Охо-о-отнички», когда услышал шум. И пошел на звук.
— А я говорил — зря...
«Не то слово», — домыслил Джек, выглядывая. Подземный тупик — нет выхода из лабиринта. И в этом тупике — всего двое. С тусклыми фонариками и без огнеметов. Мягко говоря, неудобное это место — канализация. Только стрелять, резать, бить, а потом тащить наверх, где уже можно разделаться с ходячим трупом.
— Спокойно, — осторожно проговорил Джек, выступая из-за стены. — Я сыт, и я всего лишь хочу вам кое-что сказать...
Прежде чем один из охотников вскинул ружье, Джек выхватил револьвер.
— И пули вам могут серьезно навредить, а вот мне — не очень.
Двое — и у одного дрожат руки.
— Новенький, что ли? — спросил Джек. — Из этих оболтусов, которые считают, что тут мир спасают, убивают тварей и подонков, да?.. Не могу судить. Тут логика простая — либо ты их бьешь, либо они тебя жрут. По-другому — никак. Да только с нашей стороны — все то же самое...
Он еще не договорил, когда второй охотник коротко и точно ударил напарника по голове, подхватил тело и опустил на пол. А потом сказал:
— Джек...
«Ро-о-об, мать твою! Неси бинт!.. Как врачи посмывались из города, так я и стал попадаться зомбякам в два раза чаще!»
«И ведь находят где-то оружие, Роб, ты только посмотри — горит, а пушку не бросает...»
«Слушай, а, Робби? Слышишь? Это у нее внутри что-то разрывается и лопается, ага? Забавный звук...»
Стало плохо. И не от того, что Роб находился прямо здесь, рядом, напротив, десять шагов — и вот он. От собственных слов, вскрывающих память, поплохело.
— Роберт? — Джек усмехнулся. — Так что, этот — и вправду недавно в городе объявился?
— Ага, приперся, в первый же день чуть не сдох, чушь всякую мне гнал, о спасении, о миссиях и всяком... Стоп, — Роберт замотал головой. — Так ты как...
Джек широко улыбнулся, подошел к Роберту и крепко того обнял.
А потом приставил к его груди дуло револьвера.
— Это ведь ты меня убил, верно, Роб?
— Ты что... Я бы никогда... — он не пытался ни отойти, ни потянуться за пистолетом, настолько был ошарашен.
— Да брось, Робби, кто ж еще? Мы ведь с тобой напарники, товарищи, никого другого с собой не брали, к бандам не присоединялись... Они все подыхали быстро, а мы везучие, мы — жили, — Джек подмигнул. — Так в чем же дело?
— Джеки, — вздохнул Роберт. — Да ничего ты не вспомнил. Ты...
— Дже-е-ек!!!
— Что за хрень?
— Это Жаба.
Жаба, путающийся в своем дождевике, взволнованный, быстро и нелепо ползущий к Джеку.
— Джек! Там свет! Там охотники! Много!
— Сколько вас здесь? — рявкнул Джек.
— Еще четверо ушли в другую сторону, — Роберт все-таки сделал шаг назад. — Джек, послушай...
— Значит, возвращаются. А ты, Роб, мне еще все расскажешь!
Против четверых и выступать нечего, тем более, неизвестно, что за игрушки у них с собой. Выяснять не хотелось. Джек бросился из тупика, споткнулся об упрямо ползущего Жабу, приложился о пол головой, поднялся и побежал дальше. Потом застыл, мучительно скривился — не от боли, конечно, — выругался и вернулся. Присел рядом с Жаком и дернул подбородком. Жаба все понял очень быстро — уцепился руками за Джековы плечи и, что самое главное, даже не произнес ни слова.
И Джек побежал.
Побежал, отмечая, что бегать — очень легко, когда нет усталости. Только неудобно — с Жабой на спине. И еще Джек думал, прямо на бегу... думал, что могло толкнуть Роба на убийство. И не находил ни одной подходящей причины.
Они друзьями были, совершенно точно. Лучшими друзьями. Братьями почти что. Тогда, во время их знакомства, в городе и люди встречались чаще, и в настроениях преобладало веселье. Отчаянное веселье — ну, оно и верно, как никак, трупы не желают лежать в земле, вирус, конец света, все дела... Но люди орали, что прорвутся, и прорывались. Драки, стрельба, взрывы — и при этом обычная человеческая жизнь. В магазинах даже кто-то работал, дети учились. Врачи с семьями переселились в госпиталь — и там всегда был день открытых дверей. Люди боялись мертвецов, а друг друга — ни капли. Сразу, сами собою, поделились на защитников и подонков — и последние не продержались долго. Это радовало безумно. В этом было нечто восхитительно правильное... При этом — каждая ночь как последняя и каждый день как первый, у любого — оружие. Этакий город-бойня. Город-перевертыш, днем — цивилизация, ночью — фильм ужасов.
Позже, конечно, когда зомби стало слишком много, люди начали уходить... Но Роберт и Джек — остались. Роберт — потому что его отец стал ходячим мертвецом, а Джек...
— Дже-е-ек!
— Чего тебе, Жаба? — Джек резко остановился, совершенно не представляя, куда успел убежать.
— Вот так. Стой, — Жаба свалился на пол. — Ну ты и ре-е-езок... Хоть знал, куда бежишь?
— Понятия не имел.
— Так я и думал. Хорошо хоть я места знаю более-менее... Оторвались мы славно, это факт, наших искать надо. Они на восток сворачивали — и нам бы туда направиться...
— Подожди, Жаба... Почему ты с ними не ушел? Я ж видел...
— Да куда я, — дернул плечом Жак, — на своих обрубках... Они б меня ждать не стали, а ты и ходишь медленно, и...
Он не договорил.
— Никакие мы не друзья, — ровно сказал Джек. — Особенно сейчас, когда я встретил Роберта.
***
Они смогли найти остальных. Вернее — столкнулись с вездесущим Натаниэлем, который посмеялся и рассказал им, куда двигать дальше. Очень вовремя — по ощущениям, уже давно наступил день, а значит, просыпался и голод.
Вновь лежа у стены в позе эмбриона, Джек думал о причинах, заставивших Роба его убить, а еще... а еще жалел, сильно жалел, что они сожгли труп старика — его тело бы сейчас пригодилось. Джек вспоминал и скрежетал зубами в попытках вновь почувствовать тот вкус и чувство сытости.
Узкая ладонь легла на его лоб.
— Джек, — прошептала Эни. — Я только хотела сказать... Спасибо.
— Говорила уже.
— Не за то...
Джек сел и посмотрел на нее.
— За Жабу спасибо.
Он подумал, что слух его подводит.
— «Спаси-и-ибо»... — вяло передразнил Жаба.
Он сидел в полушаге от Джека и молчал, хотя все прекрасно слышал. И, казалось бы, самое время ему ляпнуть какую-нибудь чушь, но Жаба молчал.
— Ты ведь не знаешь, отчего он такой мерзкий, — слабо усмехнулась Эни. — А мы потерялись однажды. Совсем. Ни патрульных, ни... вообще никого. Люк один нашли, уже плюнули, что день и охотники, хотели вылезти — но тот не поддавался. Заварили или сверху что-то поставили, не знаю... Но двое суток, Джек, двое суток. Я на тот момент уже неделю ничего не ела, а хотела... Одну крысу смогла поймать — и все. Страшный, жуткий голод, Джек, понимаешь?
— Понимаю.
— И вот... И вот Жаба... Жак мне и предложил.
— Что?
— Пропитание.
Эни смотрела на Жака, Жак — на то место, где должны были быть его колени.
— Оттого он и злится, когда я не ем. Ему жалко... А я не могу. После того — тем более.
— Да мне не жалко, — буркнул Жак, не поднимая взгляда. — То есть... Жалко, но не слишком. У меня она одна была, решил — а чего б вторую не того... Для равновесия, хе-х, для балансу и гармонии, хе-х... смешно ж, ну...
— А я думал, — произнес Джек, — он сам их сожрал.
— Мне не жалко, — повторил Жаба, не замечая его слов. — Только ты бы... хоть помогла бы сегодня. Джек меня на спине тащил, хоть и терпеть не может, а ты... А, да плевать! — он хлопнул себя по бедру и нахмурился. — Слушайте, я вот тут тоже сочинил! Как Айзек, и в тему, вот...
С голодухи и непрухи
Себе ухи оторву,
Хрящ — нажористая штука,
Пожую, переживу!
Эх, мёртвая жисть,
Не лежалось — так вертись!
Джек и Эни молчали. Да и все остальные — тоже.
— Круто же, да? — Жаба выглядел совсем уж несчастным.
— Жак... Жак, если я скажу, что жалела об этом и ждала вашего возвращения, ты поверишь? — серьезно спросила Эни. — Жак... Если бы ты умер во второй раз, я стала бы мстить за твою смерть. Как за свою собственную. Веришь?
— Нет, — отрезал Жак. — Не верю. Дура ты, Эни.
— Спасибо, Джек, за то, что вытащил этого осла.
— Спасибо, Эни, — прошептал Джек, когда она уже ушла. — Спасибо, Эни... Жак! Жак-Персиваль, Жаба ты моя, дружище, я понял! Я понял, почему Роб в меня выстрелил!
— Ну и? Просветишь?
Жак смутился, Джек не сразу понял причину — в запале он назвал его другом. Но Джеку было уже плевать.
— Расскажу... Сейчас... Сейчас все должно сложиться.
Ведь не зря память подсовывала эти обрывки — самое важное. Эни стала связующим звеном между его смертью и этим жутким посмертием. Она сказала, что стала бы мстить... И та мысль, пришедшая при взгляде на мертвого старика, мысль о худшей, более жестокой мести — она тоже оказалась совсем не случайной.
— Просто я... — Джек закрыл глаза и признался: — Просто я убил его отца. Зомби.
— Чего-о-о? Джек, я, конечно, охотником не был, но и то знаю — таких понятий у вас и не существует. Ну... это же глупо — отец его бы и сожрал, если б голодному на глаза твой Роб попался.
— Но ведь и ходячие мертвецы, Жаба, не должны бы заботиться о своих, когда их можно съесть, — заметил Джек.
Жак не нашел, что ответить, когда поглядел на ноги.
Вот потому-то, что его отец стал зомби, Роберт и решил не оставлять город. Объяснял свою логику — не сберег отца, но может сберечь десятки других людей.
«Папаша бы одобрил, Джеки... Он у меня тот еще добряк был. И весе-е-елый, все его любили... Он бы одобрил».
Глупое убийство? Без керосина и спичек?.. Но Джек бы тоже мстил подобным образом — заставив прочувствовать на собственной шкуре ту жизнь, какой жил убитый... Жестокая справедливость.
И все же Джек не мог так просто этого оставить. Он не хотел, не хотел становиться ходячим мертвецом, да и отца Роба убивал не из прихоти, а ради того, чтоб сохранить свою жизнь... Наверняка. Здесь Джек все же не был уверен до конца — ведь последний фрагмент ускользал.
Само убийство. Как он это сделал? Ведь не мог, не мог забыть такое нужное, такое важное...
— Э, а чего опять невеселые? От охотничков ушли, а вы все смурные, чего так?