Стив отогнал воспоминания о том, как чуть не потерял Баки тогда, год назад, во время пресловутой войны с приспешниками ГИДРы, и оглядел зал с легкой улыбкой, к которой примешивалось некоторое недоумение от того, насколько комфортно и спокойно здесь себя чувствуют все эти люди.
- В мое время так не было.
Рамлоу неопределенно хмыкнул и спросил в лоб:
- Так ты согласен?
- Да, - не раздумывая, ответил Стив, понимая, что хуже уже не будет.
К его большому удивлению, вечерний марафон по магазинам в компании Рамлоу оказался даже в половину не так ужасен, как это было утром с людьми, которых он вполне оправданно считал своими друзьями. Да и сами магазины сильно отличались, как ассортиментом, так и степенью тактичности продавцов.
Только в третьем или в четвертом бутике Стив понял, что высокие, ярко накрашенные девушки, которые подходят только тогда, когда видят, что они уже определились с выбором, или помогают строго тогда, когда возник какой-то вопрос, и не девушки в большинстве своем вовсе.
И из их уст даже вопрос: «Будете подбирать что-то из косметики?» не казался неприемлемым, хотя все равно ставил в тупик.
В маленькой парикмахерской невысокая девушка азиатка заплела Стиву волосы в аккуратную косу и абсолютно бесплатно дала небольшой журнальчик, где было показано еще несколько простых вариантов причесок для длинных волос и даны рекомендации по уходу за ними.
Когда они с Рамлоу, нагруженные пакетами и коробками, подошли к дому Стива, тот понял, что чувствует себя… удовлетворенно. На душе стало в разы легче, а с плеч будто упали несколько сотен фунтов. Он понимал, что это только начало. Что все еще будет непросто, но он хотя бы начал адаптироваться, и до возвращения Баки теперь точно доживет. Без потерь среди сотрудников ЩИТа и гражданских.
- Спасибо, - сказал он Рамлоу, ощущая, что действительно благодарен.
- Не за что, - с усмешкой отозвался тот, впервые за день глядя куда-то в сторону, а не прямо в глаза.
- Позволишь вопрос? – Стиву действительно было интересно.
- Да, без проблем.
- Откуда ты все… это знаешь?
Рамлоу хмыкнул, скривил губы, а потом поднял взгляд и сказал абсолютно спокойно:
- Ну, ты же в курсе: я за обе команды играю.
Стив пристально посмотрел на него, гадая, сколько из того, что сделал сегодня для него Рамлоу, было сделано из простого человеческого сочувствия, сколько – из расчета расположить к себе командира, а сколько – в качестве извинений за грубость своих подчиненных. И почему под конец вечера тот перестал смотреть в глаза. Да и хэлликэриэры некстати помянул, будто нарочно по больным мозолям топтался.
Рамлоу оскалился, как зверь, на шее которого плотно сидел ошейник с электрошоком. Стив еще раз прокрутил в голове их сегодняшние разговоры и решил не делать поспешных выводов: за помощь он все-таки был благодарен. Он дал себе зарок дождаться Баки. Просто перетоптаться несколько дней, никого не убив и не покалечив. И, по возможности, не испортив ни с кем отношений. Он осознавал, что до душевного равновесия ему еще ох как далеко, а гнев, как известно – плохой советник. Стив решил дать Рамлоу возможность развить мысль, чтобы избежать двойного толкования. Да, если его сегодняшний компаньон по-прежнему вел двойную игру не только в борьбе за внимание противоположного (или своего) пола, но и в более широком смысле, он не признается. Но, может, хоть как-то выдаст себя.
- Поясни, - почти приказал Стив. – Без двусмысленностей.
Оскал Рамлоу стал каким-то болезненным, будто Стив дал ему по самым чувствительным у мужчины местам.
- А это, Кэп, разговор долгий, не на улице его начинать. Может, поднимемся к тебе?
Это было неожиданно. Если бы не события трехдневной давности, Стив бы не попал в такую ситуацию, а если бы не произошедшее сегодня, у него не возникло бы проблем с причинами для отказа.
- Давай проясним сразу, - начал он, - если это все для того, чтобы…
Рамлоу хрипло рассмеялся, и ответил, будто прокаркал:
- Брось, Кэп. Ты не в моем вкусе. Я люблю девочек миниатюрных, ласковых, послушных. С темными волосами до жопы, не шибко умных, хозяйственных. У тебя лапа сорокового размера, ты на полголовы выше, а когда так смотришь, у меня яйца поджимаются, и вовсе не от удовольствия. Я реально побоялся бы тебя клеить. Чуть не угоди – ты об колено сломаешь.
Стив усмехнулся и молча направился к подъезду. Рамлоу, видимо, расценил это как приглашение, пусть и не слишком вежливое, и пошел за ним, тем более что часть пакетов с покупками у него никто так и не забрал.
Открыв дверь, Стив включил свет в прихожей, сгрузил покупки на низкий столик и направился в гостиную. Рамлоу последовал за ним.
- Чай? Кофе? Пиво?
- У тебя водится пиво? – усмехнулся гость. – А. Барнс.
Стив молча открыл холодильник, достал оттуда моментально запотевшую бутылку Хайнекен, а со стойки над баром – стакан.
- Открывашки нет, Баки она не нужна, ты тоже, думаю, справишься, - он уселся напротив и выжидающе уставился на Рамлоу, краем глаза наблюдая за тем, как тот ключом поддевает крышку. – Вернемся к нашему разговору.
Брок сделал длинный глоток пива прямо из горлышка и снова оскалился. Но на этот раз всю доброжелательность из пристального взгляда глаза в глаза смело напрочь.
- Вот ты правда думаешь, Кэп, - поморщился он, делая второй глоток. Стиву было так странно видеть здесь кого-то кроме Баки, да и ответ ему не понравился, поэтому он нетерпеливо сложил руки под грудью. Рамлоу понял его правильно, - что даже имей я что тебе сказать, кроме обсуждения моих предпочтений в ебле, я бы тебе это вот так взял бы и сказал? Или мне бы это дали сказать? Прости, но не верю я, что ты такой наивный. Да и с чего бы тебе ждать откровенности от чувака, на которого ты дом уронил? Ну так, к слову? Вот только если в виде особой услуги… Так что если без двусмысленностей… я как Джей Би. Мне все равно, какого пола человек. Если у меня на него стоит, я его трахну. Ну, или попытаюсь.
- Джей Би?
- Думаешь, что Барнс всем позволяет звать себя «Баки»? Эта честь выпала только тебе и женской части нашего дружного коллектива. Простые смертные зовут его по фамилии и изредка – по первым буквам имен, потому что…
- Оба имени он терпеть не может.
Рамлоу лишь развел руками, будто говоря: «ну вот видишь, ты и сам все знаешь».
Стив чувствовал, что Рамлоу не просто так напросился в гости. Если тот думал, что Стива огорошит новость о предпочтениях Баки, то он неправильно выбрал время, чтобы ее сообщить: еще утром это бы сработало. Но после такого насыщенного дня на удивление уже не оставалось сил.
- Причем тут Баки? Мы говорили о тебе.
- А что я? Мужиком ты мне больше нравился. Во всех смыслах. Без обид.
Стив пожал плечами – чужие желания мало его волновали.
- Без обид. Пока это не создает проблем на работе, мне все равно.
- Я не трахаюсь, где работаю и не работаю там, где трахаюсь. И парням своим вбиваю этот принцип. Всегда вбивал. Действовало на всех, кроме Барнса. Было время, когда на него ничего не действовало. Если он видел сиськи, миссию можно было считать проваленной. Его вело, как кобеля при виде течной суки. Приставили к нему как-то молоденькую дамочку, только после колледжа, так он ее за жопу ухватил, в сиськи уткнулся, а та и пошевелиться боялась.
Стиву в голову бросилась кровь, и ярость вскипела в нем, как лава в слишком тесном для нее жерле вулкана.
- Просвети меня, - сдерживаясь лишь огромным усилием воли, он наклонился к Рамлоу и всмотрелся ему в глаза, - зачем ты мне все это рассказываешь? Чтобы я в лишний раз убедился в…
- В том, что я выполняю всю работу, оговоренную контрактом. Любую. Без оглядки на жопы и сиськи, и вбиваю это в подчиненных. И тебе советую меньше обращать внимания на ерунду, Кэп. И заводиться от одного упоминания Барнса. Хотя он поступает так же.
Стив снова откинулся в кресле, чувствуя, что у него от этого разговора голова идет кругом. Который раз за день.
- Ничего личного, - едко напомнил Стив его же фразу.
- Именно. И вот ты сейчас на меня смотришь, Кэп, и думаешь, то ли мне мой язык поганый в жопу затолкать, то ли сразу голову, и тебе даже мысли в голову не приходит о том, что тебя не я выбешиваю, а то, что ты правды видеть не желаешь. А правда в том, что я-то свои грехи знаю и по счетам за них исправно плачу, а вот как ты будешь за свою слепоту расплачиваться, это еще тот вопрос!
Брок поднялся из кресла не спеша, как ни в чем не бывало, и ухмыльнулся:
- Да, что-то я у тебя засиделся. А что до дружка твоего – Баки – можешь сколько твоей душе угодно винить меня в том, что я никак не пытался ему помочь, хоть и видел, что с ним делали. А ты вот задай себе вопрос, много ли я мог сделать? И чем бы кончилось, если бы попытался.
Рамлоу снова ощерится в усмешке, кривой и яростной, смотрел не отрываясь.
- Очень легко влезть на постамент и смотреть, как внизу все в говне полощутся, а ты там наверху стоишь такой чистенький и всегда правый. А нет бы - спуститься и поглядеть, как там люди живут… но ведь нет, нихера тебя, Кэп, жизнь не учит. Даже то, что с другом твоим случилось, и то не учит, что уж об остальных-то говорить. Эталон ты наш… патриотизма, нахуй блядь.
Стив вдруг успокоился совершенно. Будто спустился в надежный бункер и тяжелая многослойная дверь отрезала от него шум и ярость урагана.
- Сядь, - приказал он, даже не скрывая, что это приказ.
- Пошел ты, - выплюнул Рамлоу, оттолкнув от себя стол. – И ты, и дружок твой.
- Ничего личного, да? – Стив поднялся и, привстав на носки, пошарил по верху кухонных шкафчиков. Его поиски увенчались успехом: едва початая пачка Кэптан Блэк и тяжелая серебряная зажигалка легли на стол. – Прекращай истерику, командир.
Он выбил сигарету из пачки и с давно позабытым удовольствием затянулся. По выражению лица Рамлоу было ясно, что если бы он вдруг увидел собеседника голым, то удивился бы меньше. Стив кинул ему пачку и снова затянулся, выпуская дым через нос. Вспомнилось вдруг, что Баки всегда страшно сердился, когда он делал так. Еще тогда, после Аззано. Говорил, что это отбивает нюх.
Рамлоу, хмыкнув, сел и тоже закурил.
- Странный ты человек, командир, - произнес Стив, впервые за последние трое суток ощущая что-то отдаленно похожее на умиротворение. – Сам влез в ГИДРу, зная, чем они занимаются. Сам извалялся в дерьме. Не перебивай, я тебя выслушал. Сам навыдумывал бог весть чего обо мне, да и о Баки тоже, сам разозлился. Да ты в личном по самые яйца, Рамлоу.
- Капитан Америка сказал «яйца», - прохрипел тот, выпуская дым и щурясь.
- Капитан Америка курит. Капитан Америка убил несколько сотен человек. Капитан Америка виноват в том, что его друга препарировали семьдесят лет. В том, что не искал, не уберег. В каждом кошмаре Баки виноват я. В том, что он снова вынужден убивать, работая на ЩИТ, тоже виноват я. И в том, что он никогда не станет прежним. Что ты знаешь о дерьме, Рамлоу? Не тебе меня учить, ясно?
- Я не учил.
Стив рывком притянул его к себе через стол и процедил:
- Прекращай грубить старшему по званию, даже в приватной обстановке. Вынь голову оттуда, куда предлагал мне ее засунуть, и задай себе вопрос: если я так презираю тебя и твоих ребят, то почему доверяю вам спину? И – что важнее – спину Баки? Если я не знаю, что такое быть солдатом и придерживаться контракта, почему вообще разговариваю с тобой сейчас? Я ненавижу тех, кто сделал из веселого жизнерадостного Баки Барнса Зимнего Солдата, но тебя в этом списке нет. Мне не понять, как можно было работать на Пирса, зная, что тот гнилой насквозь. Но и тебя я судить не спешу.
Он оттолкнул Рамлоу от себя и продолжил уже совсем другим тоном:
- Действительно, поздно. Я тебя провожу. Еще раз спасибо за помощь… в этом во всем, - Стив сделал неопределенный жест рукой и поднялся.
Рамлоу молча проследовал за ним в коридор и, обернувшись уже на самом пороге, сказал:
- А глаза все-таки разуй. Не крути Барнсу яйца, если так над ним трясешься.
С этими словами он вышел и с силой захлопнул дверь, давая выход остаткам раздражения.
Стив защелкнул замок и на короткое мгновение позволил себе слабость: уперся лбом в прохладную поверхность стены и вздохнул. Мыслей было много, как и впечатлений, но одна из них засела в голове, как гвоздь: для Баки он больше, чем друг. И, похоже, это замечали все, кроме него самого. Впору приложиться головой, чтобы, как выразился Рамлоу, «разуть глаза».
Стив был не из тех, кто долго рефлексирует, иначе он никогда не смог бы спать по ночам, в этом он сегодня не покривил душой: крови на его руках было достаточно, а чувство вины перед Баки иногда становилось совершенно невыносимым. Но он жил с этим, делая все для того, чтобы не повторять ошибок. В долгих терзаниях, убивающих желание жить, он не видел смысла.
Поэтому, аккуратно стянув новые вещи (джинсы все-таки были тесноваты, хоть, как уверял продавец, эта модель считалась «унисекс»), Стив скинул их на кресло и решил, что разбор покупок и примерки отложит до завтра. Стоило принять душ, и он поймал себя на том, что оттягивает этот момент – когда останется со своим новым отражением один на один.
Он всегда был равнодушен к тому, как выглядит, да и реакция окружающих, как выражавшие жалостливое презрение до сыворотки, так и неуемное жадное восхищение после, его откровенно раздражали. Став большим и сильным, он прежде всего ощутил опьянение от открывшихся ему возможностей. От того, что может спокойно дышать, бегать быстрее автомобиля, поднимать огромный вес. Он чувствовал себя бабочкой, разорвавшей тесный кокон.
Теперь же он не знал, что и думать. Ему нравилось быть мужчиной: олицетворением силы, гарантом справедливости, защитником слабых. К женщинам он относился с опасливым почтением, признавая за некоторыми из них наличие незаурядного ума, силы воли и многих других качеств, больше присущих противоположному полу. Но все-таки в глубине души консервативно полагал, что их предназначение в другом: украшать собой мир, сглаживать острые углы, радовать глаз, создавать благоприятную среду для жизни. Так считало большинство мужчин его времени, а большая часть женщин такими и была: красивыми, соблазнительными, хорошо воспитанными. Были, конечно и такие, как Пегги, как Наташа и Шерон, но в том, что они такими стали, Стив подсознательно винил несовершенный мир. И всячески старался сделать его лучше.
Он протер полотенцем запотевшее зеркало и с неудовольствием понял, что косу придется переплетать. А еще, что он объективно хорош собой. И что Баки когда-то нравились именно такие: статные, высокие, с формами.
Мысли вот-вот готовы были свернуть не туда, Стив, устав прятать голову в песок, решил им это позволить.
Баки был с ним всегда. И даже когда Стив считал, что больше никогда не увидит его, все равно продолжал о нем думать, уговаривая себя, что Баки жив, пока он о нем помнит. Стив готов был помнить о нем, пока дышит.
Вспомнилось ощущение черной дыры внутри, пожирающей все: солнечный свет, радость, жизнь. Тяжелое, беспросветное отчаяние, когда не хотелось ничего, но он упрямо заставлял себя просыпаться по утрам, идти на пробежку, продираться сквозь прочную паутину ежедневных забот, и помнить, помнить, помнить. Как только жизнь вокруг давала передохнуть, перед глазами вставал Баки. Улыбался, наклонял голову, позволяя ветру трепать волосы. Подставлял солнцу лицо. Клал руку на плечо, говоря: “Я с тобой до конца”.
Стив, сжав зубы, отогнал фантомное чувство острой ненужности. Он помнил, что не плакал даже на похоронах матери, но там, в чертовом поезде, слезы разъедали его, как кислота. Разъедали страх и желание жить, ведь все самое страшное уже случилось.
И вот теперь, когда Судьба (Бог? Рок? Какая, к черту, разница?) совершила невозможное: выдернула Баки из небытия, вернула его Стиву почти целым, живым и настоящим… Стив оглядел себя с ног до головы, гадая, имеет ли все это «богатство» значение для Баки? Как давно он смотрит на Стива иначе? Почему никогда не признавался? Почему Стив сам был так слеп, что его пришлось ткнуть носом – и кому? – Рамлоу! Которого Стив, положа руку на сердце, никогда не считал ни чувствительным, ни наблюдательным, ни сострадательным. Не было в прожженном наемнике всего этого ни на грош.