Но время шло, и вскоре не осталось совсем ничего, что бы не было ей испробовано, что бы доставляло ей удовольствие. Свобода превратилась в пустоту. И спустя почти век Ребекке впервые захотелось вернуться. Вот только то, что она узнала, приехав в Новый Орлеан, едва не свело с ума Первородную.
Ее братьям больше мне нужна была их семья. Ведь у них теперь были собственные. И если с наличием жен Ребекка еще могла смириться, то дети… Это было то, чего она хотела всю жизнь. Самая желанная мечта, которую блондинка запрятала глубоко-глубоко, зная, что она никогда не осуществится, ведь Майклсонам это было недоступно, и вот теперь оказывалось, что у нее уже были две племянницы. Ее братья осуществили ее мечту. А она - нет.
Сейчас, стоя на пороге маленького лесного дома, Ребекка не знала, какое из чувств владеет ей больше — любовь или ненависть. Впрочем, нет. Знала. Это был страх.
Страх того, что она теперь была совсем не нужна своей семье, накрывал ее липкой волной, заставляя замереть на месте ледяной статуей, не позволяя пошевелиться.
Ребекка с шумом втянула воздух, собираясь с силами. В конце концов, она — Майклсон. И всегда получала то, чего хотела. Что же изменилось сейчас? И изящная ладонь сжалась в кулак, с силой стуча в старую деревянную дверь.
Голос Элайджи она узнала мгновенно, и почти помимо воли голубые глаза наполнились слезами.
— Кол, если это ты, можешь сразу идти прочь, тебя это тоже касается, Клаус. И любого, кто…
— Прошу, открой, Элайджа!
Брат ответил далеко не сразу, а когда сделал это, его голос непривычно дрожал.
— Ребекка?!
Дверь перед блондинкой распахнулась так быстро, что она и не поняла, как это произошло. Да это было и не важно, потому что единственное, что Ребекка видела перед собой, были глаза Элайджи.
— Что… что ты здесь делаешь? — хрипло проговорил он, замирая на пороге.
Первородная прикусила губу, пытаясь подобрать слова. Но она будто онемела, изучая брата округленными глазами. Он был таким, как и в тот последний раз, когда Ребекка его видела, и в то же время — совсем другой. Прежний Элайджа не позволил бы себе встречать гостей без рубашки, ступая босыми ногами по полу. Прежний Элайджа не улыбался так тепло и искренне, и его вечно холодное выражение лица не было таким радостным. А вот нынешний Элайджа делал именно это, и Ребекка сама не поняла, как оказалась в его крепких объятьях, когда он шагнул за порог.
— И где ты только пропадала? — ласково проговорил он, заглядывая в изумленные глаза, — войдешь? Правда, Гвендолин уже спит…
— Гвендолин? — прищурилась блондинка, осторожно делая шаг вперед.
— Моя дочь, — тут же отозвался Элайджа, и его голос буквально звенел от гордости.
— И как…как… ты… смог? — прошептала Ребекка, едва сумев подобрать слова, — ведь это… невозможно…
— Это очень долгая история, — тепло проговорил вампир, отступая назад, — может, все же войдешь?
— Это твой дом? — нерешительно произнесла Первородная.
— Мой и Алин.
— Алин?
— Моя жена, — коротко ответил Элайджа, не сводя с сестры внимательного взгляда, — с тобой все в порядке, Ребекка?
— Да, — кивнула та, растягивая губы в широкой улыбке, — я просто не думала, что вы… ты и Клаус… еще и дети… так много всего произошло.
— Ты сама предпочла не участвовать с жизни семьи, — склонил голову вампир, и в его голосе уже не было прежнего радушия, — что-то изменилось?
— Я…
Но договорить Ребекке не позволил незнакомый женский голос, который раздался за спиной у брата.
— Элайджа, у нас гости?
Хрупкая брюнетка шагнула вперед, когда Майклсоны повернулись к ней лицом, и Ребекка не могла не заметить, как вспыхнули любовью темные глаза стоящего с ней рядом вампира, когда девушка подошла ближе, хмуря тонкие брови.
— Не волнуйся, кошечка, — ласково проговорил Элайджа, не сводя с жены теплого взгляда, — это — Ребекка. Моя сестра.
Зеленые глаза удивленно распахнулись, и брюнетка сделала шаг в сторону мужа.
— Ты совсем не рассказывал о…
Первородная стиснула зубы, чувствуя, как ее накрывает волна злости, на эту молодую ведьмочку, что совсем без труда целиком и полностью завладела вниманием брата. Брата, который даже не упоминал о ее существовании. И это был Элайджа, который всегда любил ее. Чего же ждать от Клауса?
Блондинка сузила глаза, разглядывая Алин.
— Уверена, ты еще многое не знаешь о нем, дорогуша, — наконец выдавила из себя она, и на лице ведьмы отразилось непонимание, — но я расскажу тебе о своем старшем брате. Проведу небольшой экскурс в историю, как делала это раньше для сотни твоих предшественниц. Или их была тысяча? Ну что же ты молчишь, Элайджа? Разве так приветствуют свою настоящую семью?
========== Часть 37 ==========
— Еще бурбона!
Голос Ребекки дрожит, когда она поднимает на бармена мутный взгляд, опираясь локтем на барную стойку. Невозмутимый шатен наполняет бокал золотистым напитком, не сводя заинтересованных глаз с красивой блондинки, что выпивает уже пятый рокс, даже не морщась. Но Первородная будто не видит выражения лица бармена, что не прочь вступить с ней в личную беседу.
Она прикрывает глаза, делая глубокий глоток бурбона, и перед ее взором вновь встает лицо ее старшего брата, который смотрит на свою жену с такой нежностью, что ладони Ребекки невольно сжимаются в кулаки. Ведь раньше, не смотря на всех женщин, что были у Элайджи, его главной любовью всегда была она. Теперь же вампир следит за каждым движением зеленоглазой ведьмы, что наблюдает за Первородной с недоверчивым прищуром.
А после ее насмешливых слов о тысяче предшественниц, лицо Алин и вовсе леденеет, что мгновенно отражается и на настроении брата.
— Это неудачная шутка, дорогая, — холодно выговаривает он, поднимая на сестру нечитаемый взгляд, — к тому же Алин знакома с историей нашей семьи.
— Только почему-то она и знать не знала обо мне, — сладко отзывается Ребекка, склоняя голову, — или меня вы с Клаусом частью семьи уже не считаете?
— Не говори глупостей, — отвечает ей Элайджа, и в его голосе чувствуется едва сдерживаемая злость.
Он хочет сказать что-то еще, но в этот миг гостиную наполняет сонный детский голос.
— А почему вы не спите? — щурится Гвен, потирая мутные синие глазки.
Родители не успевают ей ответить, когда девочка уже замечает незнакомую ей Ребекку.
— А вы кто? — настороженно интересуется Гвендолин, и подходит к Элайдже, который подхватывает ее на руки, — это наша гостья, папочка?
Первородная не может сказать и слова, завороженная сходством брата и его дочери. Голубые глаза жадно впитывают детские черты — упрямый подбородок, прищур глаз, темные волосы, что слегка вьются, как и у замершей рядом с мужем ведьмы.
— Это — Ребекка, — наконец нарушает тишину вампир, — она — моя сестра. И твоя тетя.
— Как тетя Кэролайн? — восклицает Гвен, и лицо Ребекки мгновенно искажается от ярости.
— Тетя Кэролайн, это, я так понимаю, потаскушка Клауса?
Алин едва успевает прикрыть дочери уши, прежде чем блондинка выговаривает бранное слово.
— Я бы попросила не выражаться в присутствии моей дочери, — ледяным голосом чеканит она, не сводя с Первородной злого взгляда, — а также не оскорблять нашу семью.
— Остынь, милочка, — усмехается Ребекка, довольно улыбаясь, — думаю, ты имеешь весьма размытое представление о том, что в действительности представляет из себя наша семья.
— Я тебе вовсе не милочка, — спокойно отзывается ведьма, но ее раскосые глаза пылают от еле удерживаемой под контролем магии, — я — Алин Майклсон, и требую уважения к себе, своей дочери и всей моей семье, частью которой является и Кэролайн. Тем более, от затерянной родственницы, которую вижу первый раз в жизни в своем доме.
— Кошечка, — ласково тянет Элайджа, сжимая дрожащую ладонь жены, — уверен, Ребекка не имела в виду ничего дурного.
— Уверен? — вскидывает бровь Алин, поворачиваясь к вампиру, на руках которого замерла ничего не понимающая Гвендолин, — а мне кажется то, слово, что она употребила в отношении Кэр исключает многозначные трактовки.
— И ты права, — кивает Ребекка, с любопытством наблюдая за реакцией брата, который поднимает на нее свои темные глаза.
Вот только вместо поддержки, блондинка видит в них осуждение. Недовольство и досаду от того, что неосторожные слова сестры огорчили его жену. И волна ярости, смешанной с жгучей ненавистью накрывает Ребекку, оглушая.
— Я вижу ты не рад мне, Элайджа, — цедит она, зло щуря голубые глаза.
— Ты ошибаешься, сестра, — отзывается вампир, делая шаг в ее сторону, — но я не понимаю твоего поведения. Я думал, ты будешь иначе вести себя узнав, что я, наконец, обрел семью.
— Обрел?! — шипит Ребекка, тяжело дыша, — а как же наша семья?
— Ты знаешь, что я имею в виду, — холодно отзывается Элайджа, крепче прижимая к себе испуганную тоном блондинки Гвен, — то, что у меня есть жена и дочь, не мешает мне любить братьев и тебя.
— Братьев, — истерично смеется Первородная, закатывая глаза, — ты, как и прежде — преданная собачка Клауса! Как и…
— Не смей оскорблять моего мужа! — перебивает ее Алин, делая шаг в сторону блондинки.
— Успокой свою глупую кошечку, — Ребекка переводит взгляд на Элайджу, который пытается отвлечь Гвендолин, не сводящую широко раскрытых глазок с разъярившейся блондинки, — ей со мной не тягаться!
— С кем мне тягаться, тебе лучше поинтересоваться у Кетрин Пирс, — цедит Алин, отбрасывая в сторону руку мужа, пытающегося удержать ее рядом с собой.
— А она — забавная, — смеется Первородная, глядя на брата, — жаль будет испортить такое милое личико.
После ее слов лицо Элайджи каменеет, и он быстрым движением притягивает ведьму к себе, прижимая к груди, вместе с дочерью.
— Тебе лучше уйти, Ребекка, — цедит вампир, не сводя с сестры напряженного взгляда, — поговорим, когда ты придешь в себя.
— Что ж, не буду больше злоупотреблять вашим гостеприимством, — усмехается блондинка и вихрем исчезает за дверью, чтобы никто не успел заметить жгучих слез, что наполнили ее глаза, после холодных слов Элайджи.
Ребекка бежит через лес, не разбирая дороги, и в ее ушах все еще звучит его ледяной голос, которым прежде он разговаривал только с их врагами. И вот теперь, она, по всей видимости, стала относиться к этой же категории.
Первородная почти жалеет о сказанных Алин словах, что были лишь порождением вспышки ярости и ревности, которая захлестнула Ребекку вместе с пониманием того, что она уже никогда не будет для старшего брата на первом месте. Но сделанного — не воротишь, и блондинка смахивает с горящих щек слезы, пытаясь понять, где находится. Огоньки бара она видит почти сразу, и красивые губы растягиваются в слабой улыбке, полной горечи.
Она пьет, не чувствуя вкуса, бокал за бокалом, не обращая внимания на окружающих ее шумных посетителей, что беззаботно веселятся, даже не зная о том, что с ними рядом самое опасное создание на свете пытается залить свою боль обжигающим бурбоном.
Ребекка делает глубокий глоток, залпом допивая последний бокал, когда на соседний стул опускается мужчина. Она мгновенно понимает, что он вампир, ровно также как и он, наверняка, сразу же распознал ее природу. Первородная недовольно щурится, готовясь к драке, но поворачиваясь к незнакомцу на мгновение замирает, пораженная дьявольским обаянием его ленивой улыбки.
— Может погрустим вместе, лапуля?
========== Часть 38 ==========
Кэролайн сделала большой глоток латте, не сводя изумленного взгляда с взбешенной подруги. После визита Ребекки прошло несколько дней, а Алин только сейчас смогла поделиться с ней подробностями произошедшего.
— Лишь представь себе! — никак не могла успокоиться ведьма, зло щурясь, — и я потом еще битый час пыталась объяснить Гвендолин, что ей послышалось слово «потаскушка»!
— Она назвала тебя так при Элайдже? — глаза Кэр стали похожи на блюдца.
— Не меня, — неохотно отозвалась ведьма, жалея, что затронула эту тему.
— А кого же? — нахмурила брови блондинка, пристально глядя на замолчавшую подругу, щеки которой слегка покраснели, — не хочешь ли ты сказать…
— Брось, Кэр, — покачала головой Алин, кусая губу, — эта Ребекка явно не в себе. Надеюсь, она поняла, что мы ей не рады и уже убралась из Мистик Фоллс.
— Я бы на это не рассчитывала, — сузила глаза Кэролайн, что-то обдумывая, — сомневаюсь, что Клаус и Элайджа…
— Так ты с ней знакома? — удивилась ведьма, буравя подругу пристальным взглядом.
— Нет, — свела брови та, качая головой, — но Клаус… Он рассказывал мне о ней. Ребекка была их любимицей. Правда он…хм… был к ней несколько строг…
— С завидной регулярностью устраивал ей отдых в гробу с колом в груди? — усмехнулась Алин.
— Он изменился! — тут же вступилась за мужа Кэр, — ведь тогда в его жизни не было меня…
— Тогда тебя и на свете не было, — продолжила подтрунивать над блондинкой ее подруга.
— Не вижу причин для веселья, моя распутная ведьма, — тем же тоном отозвалась Кэролайн, и лицо Алин смущенно вспыхнуло, — Ребекка — избалованная капризная девочка, привыкшая получать все, что хочет. Вроде… Хоуп.
— Или Гвендолин, — мрачно добавила зеленоглазая колдунья, — да, с такой семьей это вполне понятно. Знаешь, мне даже стало немного ее жаль. Она так смотрела на Гвен…
— Клаус говорил, что Ребекка всегда искала любовь, — тихо проговорила блондинка, — даже хотела выпить лекарство от вампиризма, чтобы создать собственную семью. Но, как видишь…
Ведьма прикусила губу, не находя слов. Ее злость на Первородную исчезла, уступив место сочувствию. Алин ни на что бы не променяла возможность иметь семью. И Гвендолин. По инерции она коснулась своего совсем еще плоского живота, что не ускользнуло от внимательного взгляда Кэролайн.
— Не думаю, что стоит спешить радовать ее новостью о твоей беременности, — покачала головой Кэр, — реакция может быть… непредсказуемой.
— Не уверена, что мы еще встретимся, — задумчиво произнесла Алин, — думаю, Элайджа понял, что сестра не в восторге от его выбора.
— Ну, по крайней мере, надеюсь, она не явится сюда, — закатила глаза блондинка, — ни к чему ей волновать Гвендолин перед премьерой. Это ведь ее первая роль?
— Вовсе нет, — улыбнулась ведьма, отвлекаясь на приятную тему, — она ведь играла в детском клубе, когда мы были в Калифорнии. Правда ей досталась лишь роль бабочки… Но поверь, эту бабочку запомнили все зрители.
— Надеюсь, и с ролью лисички она справится также хорошо, — протянула Кэр, перебирая бумаги на своем столе.
— Даже не сомневайся, она та еще хитрая лиса, — усмехнулась Алин, поглядывая на часы, — странно, что Элайджа еще не пришел. Пойду, пожалуй, посмотрю, как там моя маленькая прима.
Улыбнувшись на прощание подруге, девушка скрылась за дверью ее кабинета, направляясь в большой зал, где они вместе с учениками соорудили импровизированную сцену для их первой поставки, идею которой предложила Гвендолин. Детский клуб в отеле произвел на маленькую колдунью неизгладимое впечатление, и она мгновенно заразила своим пылом всех остальных маленьких магов, которые буквально потребовали у Алин создать театральный кружок.
Прошло лишь пару дней, а дети уже организовали первую постановку про жизнь животных, в которой Гвен, конечно же, принимала не последнее участие. Алин пришлось провести ночь за шитьем костюма лисички, в то время как ее маленькая дочь ходила по гостиной с серьезным видом, разучивая свой текст, состоящий из трех предложений. Элайджа едва не лопнул от гордости, когда она играла перед ним свою крошечную роль, облачившись в украшенное рыжим мехом одеяние, которое Алин худо-бедно удалось закончить к утру.
И сейчас ведьма, подходя к кабинету для внеклассных занятий, которые они по случаю переоборудовали в гримерку, слышала ласковый голос мужа, который успокаивал их взволнованную дочь.
— Ты же прирожденная актриса, любовь моя, — так уверенно и твердо сказал он, что Алин едва смогла сдержать улыбку, — волноваться не о чем. Тебе все будут тебе аплодировать.
— А если нет? — слабым голосом отозвалась Гвен, когда ведьма уже открывала дверь.