Первая бутылка пустеет в полной тишине, и только когда Клаус откупоривает вторую, с губ старшего Майклсона срывается глухое признание.
— Я — полный идиот, Никлаус.
— Интересное откровение, — усмехается гибрид, наполняя их бокалы до краев, — и с чего ты вдруг пришел к таким выводам?
— Я обидел Алин, — щурит глаза Элайджа, делая глубокий глоток.
— Дай-ка угадаю, — мило улыбается Клаус, — опять приревновал к Сальваторе?
Старший брат ничего не отвечает, и гибрид тихо смеется, качая головой.
— Этот слащавый придурок, действительно, к ней не равнодушен, — наконец говорит он.
— Вот и я… — начинает было Элайджа, воодушевленный поддержкой брата, но тот прерывает его взмахом руки.
— Но разве твоя маленькая ведьма давала тебе хоть малейший повод для сомнений? И она, вообще-то, беременна.
На некоторое время в комнате вновь воцаряется полная тишина, которую изредка нарушает звон бутылки о края бокалов, когда Клаус наполняет их очередной порцией бурбона. Элайджа чувствует, как его слегка ведет от такого количества алкоголя, который начинает действовать даже на первородного вампира, и он качает головой, пытаясь восстановить трезвость ума.
— Только знаешь, — вдруг говорит гибрид, беспечно улыбаясь, — уверен, твоя ведьма простит тебя. Она всегда отличалась добротой. И плохим вкусом в отношении мужчин. А у нас есть проблемка посерьёзней.
— Если ты о Ребекке, — цедит Элайджа, поднимая на брата холодный взгляд, — то я никаких проблем не вижу. Она сделала все, чтобы противопоставить себя семье. Начиная с оскорблений в адрес Алин и Кэролайн, заканчивая связью с Сальваторе!
— А я думал, последнее тебя порадует, — усмехается Клаус, видя, как лицо брата недовольно хмурится от его едкой шутки.
— Даже наша сестра не заслужила такого, как он…
— Ваша сестричка просто не в себе! И вы станете такими же если не притормозите с количеством бурбона!
Голос Кэролайн, вошедшей в комнату звучит неожиданно громко и Майклсоны поворачиваются в ее сторону, скрещивая взгляды на раскрасневшейся от злости блондинки.
— Не говори глупостей, куколка, — щурит глаза Клаус, и его алые губы растягиваются в довольной улыбке, — мы лишь немного вы…
— Немного?! — шипит блондинка, поднимая две пустые бутылки, что стоят возле низкого столика за которым сидят братья, — я еще молчу о том, что скажет на это Алин…
При звуке любимого имени, Элайджа мгновенно сосредотачивает пристальный взгляд на недовольной невестке, которая хмурит идеальные бровки, не сводя с него глаз.
— Она, между прочим, звонила мне, — тянет Кэролайн, злорадно улыбаясь, при виде того, как лицо старшего Майклсона каменеет.
— И что же сказала наша ведьма? — вмешивается Клаус, который мгновенно разгадывает намерения жены, — надеюсь, ты не наговорила ей ничего лишнего, куколка?
— Только правду, — невозмутимо отзывается блондинка, перехватывая у мужа бокал с бурбоном.
— Ку-кол-ка…
— Кэролайн…
Голоса братьев — нетерпеливый Клауса и ледяной Элайджи сливаются в один, и Кэр закатывает глаза, качая головой. Спустя мгновение блондинка переводит взгляд на старшего Майклсона, который замер в ожидании того, что она ответит.
— Алин уверена, что ты страдаешь от мук совести, топя их океане бурбона, и полон раскаянья. И она сказала, чтобы ты шел домой. Если конечно, будешь в состоянии это сделать.
— Отличная работа, любовь моя, — смеется гибрид, наблюдая за тем, как лицо брата постепенно проясняется, — ты заслужила награду…
От тона мужа на бледных щеках Кэр вспыхивает румянец, и они уже не замечают того, как Элайджа покидает их дом, обнадеженный словами невестки.
Он медленно идет через лес, к их с Алин дому, глубоко вдыхая, прохладный воздух, стараясь хоть немного выветрить хмель, что гуляет в его крови, делая мысли плавными и тягучими. На небе уже появились звезды, и вампир поднимает голову, любуясь их холодным сиянием. Но в сумраке ночи, помимо ярких огоньков, он видит прекрасное лицо своей жены, и губы Элайджи растягиваются в широкой улыбке.
Проходит немного времени, прежде чем он добирается до дома, окна которого темны, за исключением гостиной, где огонь камина создает мягкое свечение, отражающееся в прозрачном стекле. Майклсон, стараясь не шуметь, открывает дверь, и оказывается в просторной комнате, где царит уютный полумрак. На низком столике яркие обертки от пирожных перемешаны с игрушками, и Элайджа не в силах сдержать улыбки, идет в комнату дочери.
Гвендолин и Хоуп спят лицом к лицу, укутавшись с головой в одеяло, и вампир очень тихо подходит к кроватке, уже слишком тесной для двух девочек, чтобы едва ощутимо коснуться губами их щечек. Гвен морщит во сне свой маленький носик, и Элайджа отводит от лица мешающей ей темно-каштановый локон.
Пару минут он еще стоит рядом с кроватью, охраняя сон дочери и племянницы, перед тем, как направиться в собственную спальню. Вампир напрягает слух, и только убедившись в том, что жена уже погрузилась в сон, медленно идет к ней в тесную комнату, скидывая по пути пиджак.
Не смотря на слова Кэролайн, и то, что Алин сама позвала его домой, Элайдже все еще стыдно за свое поведение в школе, и он не уверен, что выпитый бурбон поспособствует его красноречию, которое очень понадобится для того, чтобы вымолить прощение у жены.
Он осторожно ступает на порог спальни и облегченно вздыхает, видя, что ведьма крепко спит. Но это чувство очень быстро покидает Элайджу, когда его взгляд скользит по нагому телу, едва прикрытому коротким кружевным пеньюаром. Темные глаза чернеют, жадно изучая длинные ножки, обнаженные бедра, часто вздымающуюся грудь, которую совсем не скрывает прозрачная ткань. Смоляные локоны рассыпались по подушке, и Майклсон склоняется над мирно спящей женой, накручивая на палец шелковистую прядь.
Нежное прикосновение не нарушает ее сон, и вампир, отступает на шаг, стягивая сорочку. Оставшись лишь в темных боксерах, он опускается на постель рядом с ведьмой и осторожно накрывает ее мягким пледом. Вампир улыбается, невесомо целуя краешек пухлых губок, и прикрывает глаза. Но не успевает он погрузиться в сон, как слышит тихий и злой голос Алин.
— И где же, позволь узнать, ты был, Элайджа Майклсон?
========== Часть 42 ==========
Элайджа распахивает глаза и видит прямо перед собой лицо жены, пухлые губки которой плотно сжаты. Слегка прищурившись, ведьма не сводит тяжелого взора с его лица, ожидая ответа.
— Ты ведь знаешь, что я был у Клауса, ко…
— Серьезно? — шипит Алин, и ее зеленые глаза превращаются в щелки, — вы там в бурбоне купались?
— Ты сама сказала мне, не являться домой, пока не приду в себя, — осторожно отвечает Элайджа, наблюдая за реакцией ведьмы.
— И тебе на это понадобилось шесть часов?!
Алин сверлит мужа недовольным взглядом, а вампир не может отвести глаз от ее пылающего лица, вздымающейся от тяжелого дыхания груди, которую совсем не скрывает распахнувшийся пеньюар, и он придвигается ближе, осторожно притягивая к себе ведьму, тонкие ладони которой тут же упираются в его грудь.
— Прости, кошечка, я… — пытается сказать он, но Алин не дает ему закончить фразу.
— А знаешь, что злит меня больше всего? — щурится она и, не дожидаясь ответа, продолжает, — то, что если бы так подобным образом поступила я, ты бы непременно устроил мне сцену ревности, с последующим наказанием!
— Ты тоже можешь наказать меня, Алин, — глухо откликается Элайджа и крепче прижимает к себе вырывающуюся из его объятий жену, — можешь, если хочешь, даже отшлепать…
Лицо ведьмы заливается румянцем, но девушка быстро приходит в себя, поднимая на мужа полный мрачной решимости взгляд.
— Даже не надейся на это, — качает головой она, — для тебя может быть только одно наказание…
С этими словами Алин мягко подается вперед, накрывая пухлыми губками приоткрытый рот вампира, который с готовностью отвечает на ее нетерпеливый поцелуй. Его руки скользят по узкой спинке, но в это миг их перехватывают тонкие пальцы, и ведьма, кладет мужские ладони на свою грудь. На лице Элайдже появляется довольная улыбка, и он уже собирается стиснуть нежные полушария, когда Алин быстрым движением тянет его запястья к спинке кровати. Она что-то тихо шепчет, и в следующую секунду вампир понимает, что не может пошевелить даже пальцем.
— Что ты сделала, кошечка? — щурится он, не сводя недовольного взгляда с улыбающейся жены, — что за фокусы?
— Хочу, чтобы ты сам попробовал свое же лекарство, — ласково отзывается Алин и ее тонкие пальцы скользят по мужской груди, слегка царапая ее длинными ноготками, — ты уже столько раз делал что хотел со мной… Теперь — моя очередь.
Ведьма соблазнительно улыбается, и, не сводя с мужа горячего взгляда, медленно опускается на его пах, прижимая согнутые ножки к мужским бокам. Изящная ладонь тянет вниз край пеньюара, обнажая точеные плечи, и глаза Элайджи начинают чернеть от желания, которое превращает его голос в хриплый шепот.
— Что ты задумала, моя распутная кошечка?
Алин ничего не отвечает, лишь мягко ведет бедрами, чувствуя, как от ее движений каменеет мужская плоть, плотно натягивая ткань темных боксеров. Ведьма замедляет движения, и тонкие пальцы касаются выреза висящего на плечах пеньюара, спуская его еще ниже, так что становится видна правая грудь. Элайджа судорожно сглатывает, видя, как жена накрывает ладонью нежное полушарие, слегка сжимая, и маленький сосок твердеет, наливаясь желанием.
— Освободи меня, — едва находит в себе силы выговорить он, безрезультатно пытаясь оторвать от стенки кровати свои запястья.
— Нет.
Алин прикусывает нижнюю губу, скользит по ней маленьким язычком, после чего, одним быстрым движением полностью освобождается от кружевного одеяния, отбрасывая его в сторону. Под тонким пеньюаром на ведьме совсем ничего нет, и Элайджа жадно изучает налитые груди, напряженные вершинки которых вызывающе торчат, будто ожидая его ласки, все еще плоский животик, и мягко скользящие по его паху точеные бедра. Лицо ведьмы заливается краской, когда она чувствует взгляд вампира, который спускается все ниже, пока не достигает промежности. Нежные складки кожи между ее широко разведенных ножек набухли и повлажнели, и это лишь усиливает возбуждение Элайджи, который вскидывает вверх напряженные бедра, призывая жену действовать смелее.
— Ну же, кошечка, — шепчет он, не отводя горящих от страсти глаз от пылающего лица Алин, — ты ведь хочешь…
Ведьма улыбается, опуская взгляд, и медленно спускается по его ногам, останавливаясь на уровне коленей. Тонкие пальцы скользят по мужским бедрам, пока не достигают резинки боксеров. Очень медленно Алин тянет ее вниз, высвобождая напряженный член вампира, который тут же попадает в нежный плен ее ладони. Элайджа прикрывает глаза, наслаждаясь лаской жены, которая мягко касается его плоти, слегка сдавливая.
— Мне нравится твое наказание, — хрипло шепчет вампир, наблюдая за Алин из-за пелены прищуренных глаз.
— А это пока еще не оно, любимый, — ласково отзывается ведьма, и в этот миг напряженной головки касается влажный язычок, обводя ее вкруговую.
Элайджа не может сдержать глухого стона, растворяясь в обжигающем наслаждении, что дарят ему пухлые губки жены, но через мгновение она прекращает свои ласки, отстраняясь. Вампир в непонимании распахивает глаза и видит, как Алин поднимается с постели, склоняясь за сброшенным халатиком.
— Что ты… — начинает было Майклсон, но тут же замолкает, когда до него доходит коварный замысел ведьмы.
— А вот это твое наказание, любимый, — говорит Алин, невинно прикусывая нижнюю губу, — подумай о своем поведении до утра. Я переночую в гостиной.
Она улыбается, скользя взглядом по лицу Элайджи, которое искажено неудовлетворенным желанием и закипающей яростью.
— Пошутили, и хватит, кошечка, — цедит он, щуря глаза, — сними заклинание и иди в постель.
Алин отрицательно качает головой, поворачивается к двери и уже собирается уйти, когда слышит треск деревянной спинки кровати. Она на мгновение замирает, и в следующую секунду чувствует на своих плечах стальную хватку.
Не говоря ни слова, Элайджа толкает ее на разобранную постель, мгновенно стягивая наброшенный пеньюар. Алин пытается вырваться, судорожно сводя бедра, но ее первородный муж намного-намного сильнее.
— Я буду кричать, — прибегает к последнему средству ведьма, когда Элайджа заводит за голову ее руки, не сводя обжигающего взгляда с испуганного лица.
— Вот уж сомневаюсь, кошечка, — холодно отзывается он, склоняясь ниже, — ты же не хочешь разбудить Гвен и Хоуп. Хотя, ты и в правду, вряд ли сможешь удержаться от своих сладких стонов, когда я буду тебя трахать. Но не переживай, я накрою ладонью твой лживый ротик.
— Я никогда тебе не лгала!
— Ты одурачила меня, Алин, — цедит Элайджа, глядя прямо в раскосые глаза, — свела с ума от желания, а после — не дала того, чего тебе самой хочется ничуть не меньше.
— Я… не хочу, — дует губки ведьма, недовольно сводя брови.
— Ложь, — отзывается вампир, быстрым движением переворачивает жену на живот, заставляя ее встать на колени и выгнуть спинку.
Алин пытается сопротивляться, но в следующий миг мужская ладонь скользит между ее бедер, поглаживая исходящую любовными соками промежность. Ведьма прикусывает губу, сдерживая стон, и склоняет лицо к подушке, чтобы скрыть то, как велико ее наслаждение от ласки Элайджи, который все быстрее двигает пальцами.
— Все еще не хочешь, кошечка? — шепчет он прямо в пылающее ушко, прижимаясь грудью к узкой спине, так что напряженная головка члена упирается во влажные складки плоти между длинных ножек, — может теперь мне наказать тебя? Но нет, я не смогу. Я слишком люблю тебя, Алин.
С этими словами он стискивает дрожащие бедра жены, и подается вперед, наполняя ее собой. Каменный член быстро движется в тесном лоне, с каждым толчком подводя ведьму все ближе к пропасти наслаждения, и вскоре, Элайдже, действительно, приходится накрыть ладонью ее губки, потому что срывающиеся с них горячие стоны с каждой секундой становится все громче.
Алин подается любимому навстречу, двигая попкой, делая проникновение еще более глубоким, и вампир до синяков сжимает покрасневшие ягодицы, размашисто вбиваясь в нежное тело. Проходит совсем немного времени, прежде чем по телу ведьмы проходит волна мелкой дрожи, и она прикусывает мужские пальцы, сдерживающие ее стоны, выгибаясь дугой. Горячее лоно мягко пульсирует, сжимая мужскую плоть, и Элайджа с последним сильным толчком изливается в обжигающем оргазме, следуя за любимой.
Алин опускается на подушку, пытаясь выровнять дыхание, и вампир тянет ее к себе, прижимая смоляную голову к своей груди. В темной спальне воцаряется полная тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием супругов, что силятся прийти в себя, после разделенной бурной страсти. Элайджа нежно поглаживает спутанные черные волосы, накручивая их на пальцы, пока Алин не приподнимается на локтях, поворачивая к нему лицо.
— Ты совершенно не поддаешься воспитанию, Элайджа Майклсон, — качает головой она, надувая пухлые губки, — теперь понятно, в кого Гвендолин уродилась такой… неуправляемой.
— Ну, если уж кто-то и может управлять мной, так это только ты, кошечка, — улыбается вампир, очерчивая большим пальцем контур пухлых губок, — прости меня за то, что я обидел тебя сегодня днем. И за то, что напился с Клаусом. И за Ребекку тоже. И за мою беспочвенную ревность.
— Я подумаю, — щурит раскосые глаза Алин, но на ее губах тут же появляется улыбка, — тебе повезло, что у тебя есть одно оправдание, из-за которого я закрываю глаза на твои… недостатки.
— То, что я исключительно хорош в постели? — вскидывает бровь Элайджа, прижимая жену теснее.
— То, что я, несмотря на твой невыносимый характер и порой абсолютно недопустимое поведение, люблю тебя.
Лицо Майклсона светится от счастья, и он накрывает губами манящий рот, вовлекая жену в нежный поцелуй. Когда влюбленные, наконец, отрываются друг от друга, ведьма смотрит в темные глаза мужа, и на ее лице появляется хитрая улыбка.
— Ну, и то, что исключительно хорош в постели, пожалуй, тоже…
И Элайджа доказывает Алин истинность этих слов до самого утра.
========== Часть 43 ==========
— Папа, я хочу желтое, с лимоном!
Требовательный голосок Гвен эхом раздался в гостиной, и Алин медленно открыла глаза, просыпаясь. Судя по лежащей рядом смятой подушке, которая успела остыть, ее муж давно бодрствовал, и, по всей видимости, занимался приготовлением завтрака для дочери и племянницы.