Я сгреб деньги с палубы, пошел в рубку, зажег нактоузный огонь и пересчитал их. Потом встал за штурвал, а Эдди послал на ют за железякой, которой пользуюсь заместо якоря, когда мы рыбачим на отмелях или там, где каменистое дно.
– Я не найду, – отвечает. Страшно ему было оказаться возле мистера Синга.
– Стань к штурвалу, – сказал я. – Держи в море.
Под палубой шла какая-то возня, но этих я не боялся.
Я взял парочку подходящих кусков железа, которыми разжился на старом угольном причале на Драй-Тортугас, и линем прихватил их к щиколоткам мистера Синга. А потом, когда мы отошли мили на две еще мористее, я его столкнул. Он с готовностью съехал по роульсу. В карманах я у него не рылся. Связываться еще.
Он немножко протек на корму изо рта и носа, я забросил ведро, и меня чуть не выдернуло за борт, на нашей-то скорости, и хорошенько почистил под кормой шваброй.
– Сбавь ходу, – сказал я Эдди.
– А если всплывет? – спрашивает.
– В том месте, где я его окунул, семьсот саженей глубины, – говорю. – Это, брат, не шуточки. А всплывать он начнет, только когда загазит, и то его потянет течением, да и всю дорогу рыб прикармливать будет. Да ну к черту, – говорю, – нашел из-за чего беспокоиться.
– А чего ты с ним не поделил-то? – спрашивает меня Эдди.
– Да ничего, – отвечаю. – Покладистый уж больно, в жизни таких не встречал. Как пить дать, дело нечисто.
– Убивать-то зачем?
– А чтоб дюжину других желтопузых давить не пришлось.
– Гарри, – говорит. – Дай глотнуть, тошнехонько мне.
Дал я ему отхлебнуть.
– А с косоглазыми теперь что? – спрашивает Эдди.
– Долой с борта и как можно скорее, – отвечаю. – Пока всю каюту мне не провоняли.
– И где ты собрался их ссаживать?
– А вон на том пляже.
– То есть поворачиваем?
– Поворачивай, – говорю. – Только медленно.
Мы шли малым ходом над рифом, пока перед нами не забелел в темноте пляж. Риф этот лежит довольно глубоко, а дальше дно совсем песчаное, пологое, до самого берега.
– Марш на бак, глубину мерять.
Эдди стал делать промеры багром, на древке показывая отметины ладонью. Потом махнул мне, мол, стоп. Я пошел на ют.
– Здесь уже метра полтора.
– Встаем на якорь, – говорю. – Если что случится, просто рубим конец.
Эдди вытравливал якорный конец, пока лодку не перестало тащить. Когда он затянул узел, течением ее развернуло кормой к берегу.
– Ты знаешь, здесь ведь песок, – сказал он.
– Сколько сейчас под кормой?
– Метр с чем-то.
– Бери винтовку, – говорю. – И повнимательней.
– Дай разочек, – просит. Он здорово раскис.
Я дал ему глотнуть и взял помповик. Отомкнул дверь в каюту, распахнул ее и сказал:
– Выходи.
Не тут-то было.
Потом один китаёза высунул голову за дверь, увидел Эдди с винчестером и тут же нырнул обратно.
– Выходи давай. Никто вас не тронет, – говорю.
Та же история. Только гомонят вовсю, а больше ничего.
– Эй! Вылетай! – заорал Эдди. Ей-богу, не иначе, до бутылки добрался.
– А ну отставил ее в сторону, – сказал я ему. – Или сам у меня с лодки вылетишь. – Выходи, – продолжаю я им. – Не то стрелять начну.
Смотрю, а один из них выглядывает из-за двери; увидел, должно быть, пляж, потому что пошел бормотать что-то по своему.
– Давай уже, – говорю, – а то правда выстрелю.
Они и полезли.
Я вам так скажу: надо быть не знаю каким душегубом, чтобы взять и расправиться хотя бы с китаёзами, к тому же дело это не только хлопотливое, но и пачкотное.
В общем, вылезли они, все как один перепуганные; оружия у них никакого нет, зато их целых двенадцать.
Я попятился ближе к корме, выставив помповик, и сказал:
– Давай за борт. Тут выше головы не будет.
Стоят, жмутся.
– Пошли, говорю.
Опять стоят.
– Эй! – встревает Эдди. – Крысоеды желтопузые! Марш за борт!
– Заткни свою пьяную харю, – говорю.
– Плавать нет, – сообщает тут один желтопузый.
– А плавать не надо, – говорю. – Здесь глубина совсем мало-мало.
– А ну давай, веселей! – не унимается Эдди.
– Так, иди-ка сюда, – сказал я ему. – Винтовку держи одной рукой, другой возьми багор и сам им покажи, какая тут глубина.
Он им и показал докуда древко мокрое.
– Плавать не нада? – переспрашивает меня тот же китаец.
– Не надо.
– Правда?
– Да.
– Наша где?
– Куба.
– Сволочь ты, – сказал он и полез через борт, повисел там немного и отпустил. Окунулся, правда, с головой, но всплыл и оказался по шею в воде. – Сволочь проклятый, – сказал он. – Черт, жулик.
Он здорово разозлился и ничего не боялся. Пролопотал что-то по-своему, и остальные китайцы полезли в воду с кормы.
– Ладно, – говорю я Эдди. – Вирай якорь.
Мы двинулись в море, показалась луна, и видно было, как желтопузые бредут по шею в воде к берегу, где сиял пляж, а чуть подальше темнел кустарник.
Мы прошли над рифом, я еще разок оглянулся, поглядел на пляж, на громадину гор и положил лодку курсом на Ки-Уэст.
– Теперь можешь покемарить, – сказал я Эдди. – Хотя стой, сбегай-ка вниз, распахни там все иллюминаторы, чтобы проветрило, да принеси мне йоду.
– А что такое? – спросил он, когда вернулся с пузырьком.
– Палец поцарапал.
– Хочешь, я порулю?
– Иди проспись, – отвечаю. – Я разбужу.
Он растянулся на скамейке, что была встроена в стенку кокпита над топливным баком, и вскорости уснул.
Глава пятая
Придерживая штурвал коленом, я расстегнул рубашку и посмотрел, куда меня цапнул мистер Синг. Тот еще укус, так что я плеснул хорошенько йоду, а потом просто сидел, правил и все размышлял, может ли китайский укус быть ядовитым. Мотор деловито урчал, лодка шла быстро да гладко, и я подумал, что это все ерунда, не будет от того укуса никакого заражения. Тип вроде мистера Синга наверняка чистит зубы по два-три раза в день. Хорош гусь, этот ваш мистер Синг. Никакой он не деловой. А может, и деловой. Может, он мне просто доверял. Я же говорю, мутный он, поди разбери.
Ну вот, теперь все по-простому, если не считать Эдди. Он же пьянчуга и, стало быть, проболтается, едва хватит лишнего. Я сидел там, правил, глядел на него и думал: проклятье, ведь в нем и в живом проку не больше, чем в мертвом, а с меня были бы взятки гладки. Давеча, увидев его на лодке, я решил было, что придется с ним кончать, но когда все так хорошо сложилось, у меня не хватило духу. А теперь смотрю на него, как он там дрыхнет, и внутри все так и подмывает. Но потом я подумал, что не стоит все портить, сделав то, о чем придется жалеть. И тут в голову пришло, что он даже не значится в судовой роли и, стало быть, с меня сдерут штраф, раз я его привезу, и что теперь с ним делать, непонятно.
Ну, времени все обмозговать еще предостаточно, и я просто держал лодку на курсе, время от времени подкрепляясь из бутылки, которую он же и принес. Правда, оставалось на донышке, так что когда я ее прикончил, то открыл еще одну, последнюю, которая у меня имелась с собой, и, скажу я вам, было очень славно сидеть, править штурвалом, да и ночь для перехода выпала славная. Удачно все сложилось в конечном-то итоге.
Настал белый день, и Эдди проснулся. Пожаловался, что ему плохо.
– Подержи штурвал, – сказал я ему. – Надо бы все проверить, осмотреться.
Сходил на ют, окатил палубу водой. Вроде чисто. Прошелся шваброй по бортам. Разрядил оружие, убрал вниз, только револьвер на поясе оставил. В каюте опрятно, везде порядок, никакой тебе вони. Правда, койку по правому борту немного забрызгало водой через распахнутый иллюминатор, но это не страшно. Я все задраил, еще разок огляделся. Ни один таможенник теперь не учует, что на лодке были китайцы.
Выправленные документы так и остались в той сеточке, куда я их сунул, под рамкой с лицензией на мою лодку. Я их оттуда вынул, еще разок проглядел и вылез в кокпит.
– Слушай, – говорю. – Ты каким каком оказался у меня в судовой роли записан?
– Встретил агента, когда он шел в консульство, ну и сказал ему, что я у тебя в команде.
– Пьяного да малого бог бережет, – буркнул я, снял свой револьвер и пошел вниз убирать на место.
Наварил в каюте кофе, потом поднялся и встал к штурвалу.
– Там внизу кофе, – говорю ему.
– Эх, брат, да что мне твой кофе…
Я ему даже посочувствовал. Он и впрямь выглядел паршиво.
Часов где-то в девять чуть ли не прямо по носу мы увидели огонь сэндкийского маяка. А еще задолго до этого стали попадаться танкеры, шедшие в Мексиканский залив.
– Часа через два придем, – сказал я ему. – Получишь по четыре доллара за день, как и уговаривались с тем Джонсоном.
– Сколько ты заработал этой ночью? – спрашивает.
– Только шестьсот, – ответил я ему.
Уж не знаю, поверил он мне или нет.
– А моей доли тут нету?
– Я про твою долю уже сказал, – отвечаю ему. – И если хоть разок откроешь рот насчет прошлой ночи, я об этом узнаю. Тогда не обижайся.
– Гарри, ты же знаешь, что я не болтун.
– Ты пропойца. Но имей в виду: я тебя предупредил, если вздумаешь спьяну чесать язык насчет вчерашнего.
– Ты что? – говорит. – Я же надежный человек. Зачем ты так?
– Нет на свете такой выпивки, которая сделала бы из тебя надежного человека, – ответил я ему. А впрочем, я не очень-то беспокоился на его счет, потому что кто поверит пьянице? Мистер Синг уж точно не побежит жаловаться. Те китайцы тоже не станут. Парнишке, который был с ними на лодке, это тоже ни к чему. Не будет он путаться в это дело. Не исключено, рано или поздно Эдди проболтается, но кто поверит забулдыге?
И вообще, где доказательства? Понятное дело, пошли бы разговоры, кабы имя Эдди оказалось в судовой роли без самого Эдди. Все-таки мне подфартило. Конечно, я бы мог заявить, дескать, он спьяну за борт свалился, но потом пересудов не оберешься. Да и Эдди тоже подфартило. Вообще на редкость повезло.
Мы вышли за край Гольфстрима, вода перестала быть синей и сделалась зеленовато-прозрачной, а впереди уже показались вехи фарватерного створа Драй-Рокс, и радиомачты Ки-Уэста, и отель «Ла-Конча», высившийся над низенькими домиками, и вечный дым над мусорной свалкой. Маяк Сэнд-Ки был теперь совсем близко, и видно было лодочную пристань и маленький док у подножия маяка, и я знал, что осталось всего-то минут сорок; приятно возвращаться домой, зная, что на лето в кармане кое-что припасено.
– Так как насчет выпить? А, Эдди? – сказал я ему.
– Ох, Гарри, – сказал он. – Я всегда знал, что ты мне друг.
Вечером я сидел в гостиной, курил сигару, пил виски с водой и слушал по радио Грэйси Аллен. Девчонки убежали в город развлекаться, и было славно вот так сидеть, и клонило ко сну. Кто-то постучался в дверь. Мария, моя жена, поднялась со своего места и пошла отворить. Она вернулась и сказала:
– Там этот пьянчуга, Эдди Маршал. Он говорит, ему нужно тебя видеть.
– Передай ему, пусть убирается, пока я сам его с крыльца не спустил, – сказал я ей.
Она вернулась и села, и из окна, возле которого сидел я, задрав ноги на столик, можно было видеть, как по дороге бредет Эдди в обнимку с еще каким-то забулдыгой, которого он где-то подобрал, бредет и качается на ходу, а свет фонаря раскачивает их тени еще больше.
– Пьяница разнесчастный, – сказала Мария. – Жаль мне его.
– Он дико везучий.
– Нет везучих среди пьяниц, – сказала Мария. – Ты сам это знаешь, Гарри.
– Знаю, – сказал я. – И впрямь нет.
Часть вторая
Гарри Морган
(осень)
Глава шестая
Они пересекали пролив ночью, и дул сильный норд-ост. С рассветом он увидел танкер, шедший из Мексиканского залива, и в лучах холодного утреннего солнца судно было таким высоким и белым, что ему почудилось, будто из моря вырастает многоэтажный дом.
– Что за черт, где мы? – сказал он негру.
Негр слегка приподнялся, чтобы взглянуть.
– По эту руку от Майами ничего подобного нет.
– Ты отлично знаешь, что мы идем вовсе не на Майами, – ответил мужчина негру.
– Я и говорю, нет таких домов на Флорида-Кис.
– А мы все время держали на Сэнд-Ки.
– Стало быть, вот-вот его увидим. Или хотя бы Американскую отмель.
Немного спустя он разглядел, что это вовсе не дом, а танкер, и не прошло и часу, как показался сэндкийский маяк, прямой, узкий и бурый, поднимающийся из моря там, где ему и следовало быть.
– Когда правишь, нужна уверенность в себе, – сказал он негру.
– В себя-то я верю, – сказал негр. – Но в этот раз все сикось-накось.
– Как нога?
– Болит.
– Ерунда, – сказал мужчина. – Перевязывай да держи ее в чистоте, она и заживет сама собой.
Теперь он правил на запад, чтобы переждать день в мангровых зарослях на Вуман-Ки, где их никто не увидит и куда должна подойти чужая лодка.
– Все с тобой обойдется, – сказал он негру.
– Не знаю, – ответил тот. – Уж больно мне досталось.
– Как доберемся до места, я тебя подлечу, – сказал он ему. – Подумаешь, чуток подстрелили. Брось переживать.
– Меня ранило, – сказал негр. – В меня еще никогда не стреляли. Какая б ни была рана, это опасно.
– Ты просто испуган.
– Нет, сэр. Я ранен. И мне очень больно. Всю ночь дергало.
Негр продолжал ворчать, то и дело оттягивая повязку, чтобы поглядеть на рану.
– Оставь ее в покое, – сказал мужчина, который правил.
Негр лежал на палубе кокпита, среди убранных в дерюгу бутылей со спиртным, отчего те походили на огромные свиные рульки. Чтобы лечь, негру пришлось расчистить себе место. При каждом его шевелении хрустело битое стекло в мешках, а кругом стоял запах разлитого алкоголя. Мужчина держал теперь прямо на Вуман-Ки. Сейчас островок был ясно виден.
– Больно мне, – сказал негр. – Все хуже и хуже.
– Ты не обижайся, Уэсли, – ответил мужчина, – но я не могу оторваться от штурвала.
– Для вас что человек, что собака, все равно. – Негр начинал злиться. Но мужчине все еще было жаль его.
– Я сделаю так, чтобы тебе стало полегче, Уэсли. Полежи пока.
– Вам до человека и дела нет, – сказал негр. – Вы вроде и не человек вовсе.
– Сказал же, подлечу, – отозвался мужчина. – Лежи спокойно.
– Вранье. Ничего вы для меня не сделаете.
На это мужчина – звали его Гарри Морган – просто отмолчался, потому как негр был ему по душе, а тут оставалось разве что врезать хорошенько. Негр продолжал ворчать.
– Что ж мы не остановились, когда те начали стрелять?
Гарри не ответил.
– Разве жизнь человеческая не дороже груза спиртного?
Стиснув зубы, мужчина продолжал править.
– Надо было всего-то выключить мотор, и черт с ним, с грузом, пускай забирают.
– Нет, – ответил мужчина. – Они забирают и спиртное, и лодку, а тебя сажают в тюрьму.
– Я против тюрьмы ничего не имею, – сказал негр. – Лишь бы в меня не стреляли.
Сейчас он уже изрядно допек мужчину, и тот устал все это выслушивать.
– А кого, черт возьми, сильнее ранило? – спросил он. – Тебя или меня?
– Вас, – ответил негр. – Но в меня-то еще никогда не стреляли. Я этого никак не ожидал. И вообще я категорически против, чтобы в меня стреляли.
– Уймись ты, – сказал мужчина. – От нытья только хуже будет.
Они уже подходили к островку. Лодка шла между отмелями, и Гарри с трудом выбирал протоки из-за солнца, которое слепило глаза на воде. Негр то ли рехнулся от боли, то ли на него снизошел покаянный стих; во всяком случае, рта он не закрывал.
– Зачем теперь возить спиртное? Сухой закон отменили. Кому нужна вся эта контрабанда? Садись себе на пароход да вози.
Мужчина у штурвала не отрывал глаз от протоки.
– Почему люди не могут быть честными и достойными? Почему не хотят зарабатывать на жизнь честным и достойным трудом?
Мужчина увидел место, где вода подернулась мелкой рябью из-за близкой отмели, пусть даже он и не мог разглядеть саму мель за солнечными бликами, и переложил руль. Он развернул лодку, крутя штурвал одной рукой, и тут края протоки раздались в стороны, и он на малых оборотах подошел к мангровым зарослям. Дал задний ход и выключил оба винта.