Он подбросил мяч и ударом ноги отправил его через двор, где он остался лежать в грязи.
Карла остановилась у калитки и даже потянулась к ней, но потом ее рука взлетела вверх и пригладила волосы. Волосы цвета шифера она собрала в «хвост» на затылке, добавив элегантный акцент к белым льняным брюкам и светло-розовой блузке. Ей явно было неловко, она решила уйти и снова открыла калитку.
Я отложил в сторону кисточку для гриля и быстро прошел через двор.
– Вы останетесь на ужин?
– Я собиралась выйти, но… – Ее взгляд упирался мне в грудь, пальцы обхватили кованое железо.
– Но что? – Я вгляделся в ее лицо, пытаясь понять, почему она не может решиться присоединиться к нам.
Карла на мгновение помрачнела, лицо стало печальным. Потом она справилась с собой и подняла подбородок. Но не посмотрела мне в глаза.
– Мои планы рухнули. – Она едва заметно улыбнулась.
– Тогда оставайтесь, – не отступал я. – Рыбы у нас более чем достаточно.
Я осторожно закрыл калитку, но тут до меня вдруг дошло, что ее неохота может быть никак не связана с тем, что она смущена рухнувшими планами, или с тем, что мы толком не знакомы.
– У вас аллергия?
– На рыбу? Нет. Я люблю рыбу. – Она стиснула руки.
– Тогда вам понравятся наши тако с рыбой. Они el mundo famoso. – Я провел ее через двор и отодвинул стул от стола в патио. – Выпьете что-нибудь?
– Sí. – Она села.
Я улыбнулся, рассматривая ее.
– Держу пари, текилу вы не пьете. – Я постучал пальцем по носу и указал на нее. – Джин.
Карла еле слышно ахнула.
Я хлопнул в ладоши.
– Значит, джин. Джин с тоником уже в пути. – Я помахал пальцем, уходя в дом. – Как насчет лайма? – крикнул я через раздвижную дверь кухни.
– Звучит заманчиво.
– Джулиан, принеси чипсы и сальсу.
Я смешал для нее коктейль, взял себе пиво и отправился жарить рыбу, пока Карла присматривала за детьми.
– Что привело вас в Пуэрто-Эскондидо?
Она поболтала в стакане палочкой для коктейля.
– Я здесь никогда не бывала.
– А вы много где побывали? – Джулиан бросил в рот чипс, густо намазанный сальсой, и громко раскусил его.
Карла нахмурилась:
– Да, много.
– Вы много путешествуете? – спросил Джулиан с набитым ртом.
Глаза гостьи сузились, и я, поймав взгляд Джулиана, указал на свой рот. Мальчик громко сглотнул.
– Вы много путешествуете? – повторил он свой вопрос.
Карла поставила стакан на стол.
– Раньше много путешествовала.
– Правда? А где вы побывали?
Я проверил готовность рыбы. Мне и самому было любопытно.
– В самых разных местах. – Карла мечтательно вздохнула. – В Италии, во Франции, в Англии, а еще я побывала в Гонконге, Токио и Санкт-Петербурге.
– Где это?
– В России.
Джулиан присвистнул.
– Бизнес или развлечения? – спросил я, снимая рыбу с гриля.
– В основном бизнес. Но эта поездка… – Карла вытащила из стакана палочку и выдавила в стакан лайм. – Эта поездка только для души. Я пробуду здесь все лето.
– Гм-м. – Уголки моих губ опустились, я обдумывал ее слова. Как правило, в летние месяцы соседний дом снимала целая череда иностранцев. Сёрферы, отдыхающие, выпускники колледжей, путешествовавшие по Центральной и Южной Америке, прежде чем вернуться домой и заняться карьерой. По крайней мере, один раз в неделю я подавал жалобу на шум. Бесконечные вечеринки не давали моим сыновьям спать. Вряд ли у нас возникнут подобные проблемы с Карлой.
Я поставил блюдо с рыбой на стол между лепешками и капустой. Карла сдвинула в сторону свой стакан, и на ее руке блеснуло обручальное кольцо, отражая свет заходящего солнца.
– Муж к вам присоединится?
Карла моргнула, непонимающе посмотрела на меня. Я указал щипцами на ее обручальное кольцо.
– О! – Она растопырила пальцы и уставилась на него. – Я всегда забываю, что оно здесь. Нет-нет, он не приедет. Муж умер несколько лет назад. Кольцо я ношу уже несколько десятилетий. Нет смысла снимать его только потому, что я овдовела. – Карла положила руку на колено. – Я не ищу встречи с другим мужчиной.
– Никогда не знаешь, – заметил Джулиан, сооружая себе тако. – Вы старая, но не настолько.
– Джулиан! – Я с грохотом опустил щипцы.
Он пожал плечами:
– Она все еще красивая.
– Джулиан! – прошипел я шепотом.
Щеки Карлы покраснели, и она неловко поерзала в кресле.
– Ему шесть с половиной, – объяснил я Карле, как будто возраст мог служить извинением. Я протянул ей тарелку и свирепо посмотрел на сына. – Извинись, пожалуйста.
– Простите, – пробормотал Джулиан, плюхнулся в кресло и сунул в рот чипсы.
К нам приковылял Маркус и привлек внимание Карлы.
– Сын у тебя красавец. И похож на тебя, – сказала она.
Я посмотрел на малыша. У него были мои карие глаза и темные волосы, но линию скул и оттенок кожи он унаследовал от матери.
У меня перехватило дыхание, но уже не так сильно, как это бывало в прошлом, когда я думал о Ракели. Со дня ее смерти прошло уже почти полтора года.
Маркус поднял обе руки. Я посадил его на высокий стульчик.
– А у вас, сеньора Карла, есть дети?
Она не сводила с Маркуса глаз. Ее лицо стало печальным.
– У меня было три сына. Когда-то.
* * *
Позднее тем же вечером я смотрел на наше с Ракель фото, то самое, которое я держал на письменном столе в своей комнате. Наши лбы и носы соприкасались, мы вместе над чем-то смеялись. Я не помнил, над чем именно, но «сухой» юмор Ракели часто заставлял меня корчиться и плакать от хохота. Смех, пусть и на короткое время, рассеивал тени, появлявшиеся в дальних закоулках моего мозга.
Мы только что поженились в патио гостиницы «Каса-дель-Соль», выходящем на дикий пляж Сикатела. Наша любовь была такой же. Быстрой и динамичной. Я часто задавался вопросом, влюбился бы я так глубоко и быстро, если бы не был напуган и сломлен. Но я полюбил ее с той самой минуты, когда она вошла в кабинет физиотерапии. Она убрала волосы за ухо – я заметил мочку без украшений – и протянула руку для приветствия, назвав себя. Это первое прикосновение сняло верхний слой тревоги, от которой мое сердце мчалось галопом с того самого времени, когда я месяц назад очнулся в больнице. Стремительное движение воздуха покинуло меня, и я почувствовал осторожные намеки надежды. Со мной все будет в порядке.
За несколько мгновений ей удалось вытащить меня из угрюмости и из кресла с такой решимостью, которой я сразу позавидовал и которую быстро перенял. Если я не могу наладить работу своего мозга, то надо сосредоточиться на всем том, что есть внутри меня, чтобы восстановить тело.
Мои раны были по большей части поверхностными. Кости лица срослись, порезы зажили, оставив после себя только розоватые шрамы. Вскоре и моему плечу станет лучше. Судя по состоянию моего тела, в первый же день сказала Ракель, я всю свою жизнь занимался спортом. Чем я занимался, я понятия не имел, но через четыре месяца я пробегал 10 км. Я тренировался для марафона, когда появилась Эйми и перевернула мой мир с ног на голову. В день забега, спустя неделю после ее отъезда, я мучился похмельем и погружался в самоуничтожение и горе, поэтому встал с постели через несколько часов после того, как прозвучал выстрел стартового пистолета.
Я провел большим пальцем по стеклу, следуя по линиям свободной высокой прически Ракели, украшенной веточками гипсофилы. Золотисто-каштановые пряди, глаза цвета меда, она выглядела ослепительно. Одетая в белое шелковое платье со свободной талией, скрывавшее ее беременность, она излучала счастье. Я утонул в этой радости. Ракель была ярким светом, маяком в моем темном мире.
Я тосковал по покойной жене и этим вечером сильнее, чем в последние месяцы. Но мне всегда ее не хватало, когда я укладывал мальчиков спать. Иногда я видел ее рядом, она сидела на краю кровати, а ее длинные изящные пальцы порхали по лицу Джулиана, когда она пела колыбельную. В этот вечер иллюзия казалась почти реальной, я мог бы поклясться, что слышал ее голос. Как часто мне хотелось, чтобы у Маркуса был шанс услышать, как она говорит ему: «Я люблю тебя».
Она умерла сразу после родов от разрыва аневризмы, а я смотрел на своего новорожденного сына, только что вымытого и спеленатого, кричавшего у меня на руках. Мы оба плакали.
Я вернул фотографию на письменный стол и подумал о Карле. Ее горе из-за потери любимых – как она их потеряла, я еще не знал, – было ощутимым. Я его почувствовал.
Воздух в моей комнате стал жарким и душным. Я включил вентилятор под потолком, взял мобильный с прикроватного столика и открыл дверь на террасу, прилегавшую к моей спальне. Доски заскрипели, когда я прошел по грубому дереву. Прислонившись к перилам, я смахнул с экрана сообщение от Имельды – «Пожалуйста, зайди ко мне после закрытия в понедельник» – и набрал номер Наталии.
– Привет, – пробормотала она. Приглушенная мягкость ее голоса нахлынула на меня, облегчая пустоту. Ее голос успокаивал и утешал.
– Я разбудил тебя?
– Все в порядке. – Она зевнула. – Я заснула на диване.
Зашуршала ткань, звякнул замок, распахнулась дверь. Заскрипело дерево, и Наталия вздохнула. Я представил, как она садится в кресло в патио и смотрит на тот же океан, который раскинулся передо мной, но в тысячах миль от меня.
Я оперся локтями о перила.
– Долгий день? – У нас была полночь, на Гавайях – семь утра.
Наталия утвердительно хмыкнула.
– Я ходила на байдарке с Кэти и ее учениками, – сказала она. Кэти, ее подруга, управляла летним лагерем для байдарочников и сёрфингистов в Ханалеи. – Мы все время боролись с ветром. Хотя закат был невероятным. Как будто шарик апельсинового мороженого таял в воде.
Уголок моего рта приподнялся:
– Теперь мне остро захотелось мороженого.
Наталия негромко рассмеялась:
– Мне тоже. Какой вкус?
– С шоколадной крошкой.
Наталия застонала:
– Это так скучно.
– А ты что предлагаешь?
– Пои.
– Пои?
Она снова хмыкнула.
– Как в корне таро?
– Да. – Наталия рассмеялась.
Я скорчил гримасу:
– Звучит отвратительно.
– Ради такого можно и умереть. Ты обязательно должен попробовать.
Я возмущенно фыркнул. «Когда?» – подумал я. Здесь такое мороженое не делают, а я никуда не поеду. Последние полгода я отказывался покидать Оахаку.
Под лунным светом волны лизали берег, словно собачий язык – воду в миске. Лениво и ритмично.
– Я не хотела намекать…
– Нат, не надо. – Я сжал переносицу. – Не извиняйся.
Она терпеть не могла напоминать мне о моем состоянии. Несколько мгновений мы оба молчали. Мы слышали ритм нашего дыханья, и мне отчаянно хотелось, чтобы она была рядом.
Наталия вздохнула:
– Ты позвонил не для того, чтобы болтать о мороженом, о чем ты хотел поговорить?
Мне так много нужно было сказать ей и попросить о еще большем, но слова испарились, как вода с горячего тротуара.
– Ничего особенного, – ответил я, – мне просто захотелось услышать твой голос.
Ее горловой смех коснулся моего уха:
– Я зануда, знаю.
– Мне пора тебя отпустить. Во сколько у тебя рейс?
– Слишком рано, – простонала Наталия. – И у меня всю вторую половину дня встречи в Лос-Анджелесе. Увидимся через несколько дней?
– Да, мы этого очень ждем.
Насколько я понимал ситуацию, Наталия была единственным средством выполнить обещание, которое я дал Ракели, когда в последний раз целовал ее безжизненное тело.
«Я обещаю, что дети будут в безопасности».
Пять лет назад
22 июня
В два часа сорок пять минут я нашел Имельду именно там, где рассчитывал: она работала за своим ноутбуком в «Ла-Пальма». Из ресторана на веранде гостиницы «Каса-дель-Соль» открывался лучший вид, чем из всех номеров отеля. Тихий океан расстилался до самого горизонта, и бриз, налетавший с воды и шевеливший листья окружающих пальм, всегда был приятным. В такие дни, как сегодня, когда в воздухе пахло древесным дымом, а от жары начинали потрескивать брови, моя рубашка к полудню обычно промокала от пота. На свободной рубахе небесно-голубого цвета, в которую я переоделся всего лишь час назад, уже появилось пятно пота на спине, в том месте, где я прижимался к кожаному сиденью автомобиля.
Имельда каждый день обедала в «Ла-Пальма». В одно и то же время и за одним и тем же столиком. Она часами сидела за едой, встречалась со служащими и работала с таблицами. Я доверял Имельде не больше, чем Томасу, то есть мое доверие приближалось к нулевой отметке. Никакого доверия. Но в одном я мог на нее положиться, это было ее расписание. Ему Имельда никогда не изменяла.
Я прошел через лабиринт столиков и встал напротив нее, спиной к океану. Она быстро печатала на ноутбуке, в ухе Bluetooth, брови сведены. Имельда была в белой шелковой блузке и одной из своих суперпрямых облегающих серых юбок. Каждый день она надевала однотипный наряд, как и в тот день в больнице, когда она назвалась моей сестрой.
«Черт побери».
Вот так, я снова разозлился на нее.
Мои глаза были прикрыты линзами темных очков, и я посчитал про себя до десяти, глядя, как сёрфер исчезает на спуске с волны, потом постучал костяшками пальцев по столу, чтобы привлечь внимание Имельды. С этим пора покончить.
Она подняла глаза с выражением удивления и нетерпения. Потом ее глаза расширились.
– Карлос! Что ты здесь делаешь?
Имельда встала, схватив со стола шариковую ручку. Она перекатывала ее между пальцами и улыбалась.
– Я получил от тебя сообщение. Что такого важного ты не можешь сказать мне по телефону?
– Sí, sí, конечно. – Она указала на кресло рядом со мной. – Садись, пожалуйста.
Я демонстративно посмотрел на часы, потом сел, расставив колени и положив локти на ручки кресла. Ноги дернулись.
Имельда вернулась на свое место, щелкнула ручкой.
– Как мальчики?
Мои глаза сузились, когда я посмотрел на эту ручку. Имельда держала в руке похожую ручку, раздражающе щелкая ею, когда объявила, что она не моя сестра, а я не Карлос. Между ее рыданиями и нервным щелканьем я мучительно долго вытаскивал из нее всю историю. Возможно, мне только показалось, или время действительно замедлилось, я не мог понять. Вся та неделя помнилась смутно.
Оглядываясь назад, я думаю, что всегда подозревал, что она что-то от меня скрывает. Редкие сны об Эйми и мое навязчивое желание написать ее лицо. Одно это могло бы стать достаточной причиной для того, чтобы понять, что что-то не так. Я долго ни о чем не спрашивал, потому что восстанавливался после травм, влюбился в Ракель, заботился о сыновьях, жил обычной жизнью. Но это были лишь оправдания. На самом деле я боялся. И из-за этого испытывал еще большее отвращение к самому себе.
Я провел ладонью по влажному затылку.
– Мальчики отлично. Они гостят у семьи Силва.
Имельда прокрутила ручку, как пропеллер самолета. Ее губы приоткрылись. Имельде хотелось задать больше вопросов о мальчиках, но подошел официант. Он предложил меню.
Я отказался.
– Ты уверен? Диего готовит очень легкое восхитительное блюдо – севиче из морского языка с лимоном. Идеальный вариант для такого ужасно жаркого дня. – Она обмахнула шею папкой с документами.
Я покачал головой:
– Мне нужно уйти через двадцать минут. Через час приземляется самолет Нат. – Имельда отпустила официанта, и я удивленно посмотрел на нее. – Почему все-таки ты работаешь здесь?
Она пожала плечами:
– Привычка. Как поживает Наталия?
– Хорошо.
Она летела сюда по делам, но планировала остаться на несколько недель. Наталия всегда проводила летний отпуск с нами.
Имельда вздохнула, зная, что никаких деталей она от меня не узнает.
Официант вернулся с капучино, который она заказала еще до моего прихода. Он поставил чашку и блюдце рядом с ее ноутбуком, слегка поклонился и ушел. Имельда надорвала пакетик с тростниковым сахаром. Она подняла чашку, подула на пенку и отпила, проверяя температуру.