Они боятся вот этого, подумала она. Что мы снова решимся выпускать из себя хаос.
Она стала ходить в кино, каждый день, бывало, что по два раза в день, и потом проживала внутри себя увиденное, как съедают дневную порцию пищевого рациона, неторопливо, наслаждаясь и смакуя, но вполне осознавая и отграничивая игровую часть происходящего.
Где она жила всё это время, она не очень хорошо помнила - был какой-то чердак, большую часть времени тёмный, но тёплый и сухой. Она привыкла покупать себе какую-то пищу в магазинчиках, хотя могла бы обходиться без неё... точнее, нет, теперь уже не могла бы. Но завтракала, обедала и ужинала она один раз в сутки - возвратившись из кино. Ей показалось, что так очень удобно и хорошо - как будто увиденное на экране второй раз переваривается, словно пищеварительными соками обработанное вкусами каких-то печений, колбасок, сыра, чая...
Однажды она заметила какого-то тёмного человека, следующего за нею вечером, после сеанса. Она почувствовала, что получается приключение, подобное тому, из её первого путешествия сюда. Она обрадовалась, потому что вдруг поняла, что увиденного на экране ей всё-таки недоставало. Нужно было провести его подольше, думала она, не дать ему потерять её, не спугнуть, но и не подпустить слишком близко. Время ей было нужно, чтобы как следует распробовать...
Уже у самого дома, который она теперь считала "своим", она немного рискнула, ускользнув из поля видимости, обогнала преследователя и неслышно появилась позади, в темноте уже глубоких сумерек, чтобы понаблюдать за ним получше. От человека исходил какой-то совершенно необычный запах - дикий и густой. Кажется, так пахла только смерть в Охоте, и она поняла тогда, что человек погибнет, потому что этот запах уже поглотил его полностью.
Она снова появилась впереди него и быстро устремилась к лестницам, а человек тоже ускорял шаг, и она ускоряла шаг, и побежала, и когда он догнал её в каком-то, пахнущем кислыми запахами старости тупике, притиснул к стене, она вначале хотела задушить его, как та, другая, в кино, обхватив руками и ногами - но затем поняла, что его запах привяжется, прилипнет надолго, помешает ей видеть сны своей навязчивостью - поэтому она просто оттолкнула его, потом поднялась на этаж выше, прислушиваясь к чему-то внутри себя - что-то было неправильно, и тогда она поняла: это был страх, потому что этот человек, ничем ей не опасный, мог встретить на улице не её, а ту, другую.
Эта мысль поразила её, и она быстро вернулась, выдернув по пути какой-то прут из лестничных перил.
Ночью она дрожала от какого-то радостного возбуждения посвящённого охотника. Хаос проснулся, сказала она. Я принесла ему жертву.
На другой день случилось что-то ещё. Как награда. Она попала на странный фильм... странный... невыразимо странный. В нём был космически корабль, летевший к звёздам, и дети-космонавты, и сам фильм был довольно скучным, но она упрямо смотрела его до конца, а после снова шла по улицам отуманенная. Космический корабль был всего лишь игрой. Его придумали. Но дело не в этом. Корабль был Игрой, моделью. Корабль был моделью...
Феликс, обратилась она. У тебя есть материалы по тому первому перехвату, об экспедиции землян, по которой мы узнали об их планете? Экипаж странного корабля, состоявший из детей...
- 8 -
Альке никогда не нравился этот фильм. Не понравился, когда ему было десять лет, потом он пересматривал его ещё раз, и теперь, в фильмотеке, почти случайно наткнулся... почти - потому что нарочно захотел поиграть в старую фантастику. В планеты ревущих бурь, в пыльные пустыни без жизни, в отчаянную надежду встретить в космосе что-то такое, от чего захватывает дух - даже не у тебя, а у всего мира, а ты, как самый первый нейрон, принявший импульс и передавший его дальше, чувствуешь, как взрывается позади тебя и благодаря тебе нечто невообразимо большое.
Но этот фильм всегда казался Альке фальшивым. Скучные подростки с торжественными словами, скучное путешествие с глупыми ситуациями, и обидный обман в финале. Но Алька всё равно включил его - потому что ему казалось, что где-то за этими кадрами должен быть... нет, не ответ. Скорее - вопрос. Иногда ты ищешь именно вопрос.
Так бывает, если происходит череда каких-то событий. Ты не можешь просто спросить: в чём их смысл? Или: чем это всё кончится? Это неправильные вопросы, на них нет ответа. Чтобы события обрели смысл или чтобы стал понятен финал, надо знать, что именно ты хочешь спросить.
Угадай желание... Вот так будет называться эта игра. Ты должен угадать, для чего с тобой происходят все эти вещи. Потому что на самом деле они подчинены какому-то твоему желанию, которые ты ещё сам не осознал, но вселенная уже решила его для тебя исполнить. Тебе неуютно - но только потому, что ты не понимаешь, что именно ты загадал, какой вопрос тобою был задан?
Ты должен подстроить себя так, чтобы соответствовать вселенной. На самом деле, ты уже ей соответствуешь, потому что она решила сделать для тебя вот это вот всё... Но ты должен осознать.
Каков может быть этот вопрос? Может быть: кто я? Это теплее, но всё равно слишком общее, слишком смутное... Кто ты... Алька. Мальчик двенадцати лет. Однажды - так давно, что этого уже никогда не было в реальном космосе, тебя забросило во временную петлю. Что тогда случилось, Алька не знает и сам. Петля порвалась, но Алька...
Помнишь, ты как-то пытался читать взрослые книжки? Ты тогда первый раз подумал, что ты же не можешь быть мальчиком, так не бывает, у тебя опыт такой, какого нет у большинства взрослых. Но с другой стороны - твои мысли совершенно не такие, как них. Мир взрослых для тебя - непостижимое нечто, непостижимое абсолютно. Это тебя немного удивило, немного встревожило, немного испугало и обрадовало.
Теперь в мире есть только одно существо, которое может тебя понять наверняка. Силити. Потому что он тоже оказался в этой петле. Точнее... Алька не может этого знать наверняка, потому что Силити - уж точно не вполне обычный человек. Иногда Алька видит сон, о котором не говорит никому. Ему снится, что где-то в Лесу по-прежнему стоит тот древний Дом, в котором спят вековым сном призраки, призрак-старик и призрак-мальчик... Призрака-мальчишку зовут Силити, и ему уже больше тысячи лет. Алька не знает, хорошо это всё или плохо, но в этом сне струится во все стороны великий покой и сила, и Алька продолжает верить, что эта Тайна не может быть плохой.
...А корабль их летит, и Алька с каждым днём продолжает открывать для себя новые комнаты-пространства. И ему всё чаще и всё явственнее кажется, что сам полёт происходит именно таким образом - как будто корабль вспарывает на своём Пути Пустоту, рождая миры. И думая об этом, Алька с замиранием в груди уходит в рубку капитана, переключает режим автопилота, огоньки пультов и голограммы экранов гаснут, и на несколько тяжких, почти удушливых мгновений на Альку падает тишина и абсолютная пустота, которая потом оборачивается мягким теплом Библиотеки...
* * *
...После того случая, той встречи, Путешествие моё изменилось. Сон мой казался лихорадочным видением чего-то, перемешанного настолько, что, просыпаясь, я не мог вспомнить даже и приблизительно, что происходило. Но и явь словно была запрограммирована сном - я просыпался уже одержимый идеей Путешествия. Я наспех завтракал - не потому, что хотел есть, но чтобы впоследствии голод не посмел отвлекать меня от дороги. Я брал с собой книгу - не очень понимаю, зачем - и быстро шагал по переходам корабля, уже зная, что случится дальше.
Коридоры мрачнели и стены становились выше, огни ламп поднимались в высоту, повисая мутными, желтоватыми, чуть поскрипывающими от ветра светильниками. Тёплый, однотонный пластик обращался в неровный песчаник зданий. Где-то капали последние капли вечернего дождя, где-то пахло дымом и чем-то сладким, и ещё, временами, воздух приносил горьковатый аромат осенних цветов - кажется, астр.
Начало Города всегда было приблизительно похожим - но затем я мог выбраться на нагретые солнцем площади с фонтанами, где играла музыка и гуляли люди. А мог очутиться на тропинках, вымощенных бетонными плитами, которые (тропинки) поднимались всё выше в окружении деревьев, поднимались на какие-то холмы, с вершин которых было видно весь Город, раскинувшийся внизу, блестящую ленту реки, гирлянды улиц и тёмные озёра уснувших кварталов.
Отсюда или оттуда, или ещё с других мест я начинал новую часть пути, которая пересекалась с Её дорогой. Она всегда была чем-то занята и вроде бы не замечала меня. Мне было немного совестно, что она занята делом, а я - тем, что иду за нею следом. Несколько раз я решался открыться, подойти и признаться, что слежу за нею уже давно - но каждый раз она именно в этот момент была увлечена своими занятиями, и я не решался прервать их. Смысл их был мне непонятен вначале, но потом я понял, что она тоже, как и я, наблюдает. Забавно, что я так и не смог понять другого - за кем? Или за чем? Проще всего было бы объявить это игрой в разведчиков с воображаемыми противниками, но девочка была не похожа на человека, способного самозабвенно морочить себе голову. Она была спокойна и деловита. В конце концов, я стал подозревать, что это именно мне недоступно видеть то, что хорошо различает она - и это нечто вовсе не есть плод её фантазии. Просто мы находимся в чуть-чуть разных Городах.
...А видит ли она меня? - подумал я однажды. И с тех пор не мог успокоиться, не решив этот вопрос. Сны мои стали тревожнее, и я пролистывал свою книгу торопливее, плохо понимая, чем занята четвёрка Пэвэнси и куда она направляется. Иногда я брал завтрак с собой, заворачивая бутерброд в салфетку и положив в карман, да так и забывал его съесть. Темноволосый мальчик в кают-компании озабоченно качал головой и говорил своему другу что-то про плотность поля Хиггса и море Дирака. Однажды я забылся, а очнувшись, почувствовал себя слишком слабым, чтобы куда-то идти. Я понимал, что болен, и вдруг странная мысль пришла мне в голову: ведь на корабле должны как-то оказывать медицинскую помощь! Наверняка, если в экипаже есть медик, то это именно она... Да, вам смешно, а я лежал в полусне, полубреду, волнуясь всё больше и совершая всё более странные вещи, вплоть до того, что снял с себя пижаму, чтобы добавить остроты переживаний и ожидания, лежал, замирая от ужаса перед тем, что случится... но больше всего на свете желая этого.
...События нарастали, и время ускоряло бег. На самом деле, это наш корабль двигался всё быстрее, и плотность миров на его пути становилась уже совершенно фантастической. Иногда я мог одним только взглядом передвигать пространства. Потолок каюты начинал кружиться, темнея и разгораясь звёздами. Я ждал дурноты, но её не было, и я счастливо вздыхал, ступая босиком на парапет у фонтана, горячий после горячего дня, его даже брызги воды не могли остудить.
Кажется, она менялась вместе с тем, как менялись окружающие её миры. Иногда я видел её с длинными тёмными волосами, в старомодном платье. Случалось, что она запускала какие-то странные летающие конструкции над парком, и тогда она была в коротком сарафане и с короткой же стрижкой светлых волос. Дни и ночи я искал предлог, чтобы заговорить с нею - но не находил, потому что мне нужен был не просто разговор, мне нужно было найти для неё что-то важное, что-то такое, что сделает моё существование значимым для неё.
* * *
-Я хочу показать тебе одну вещь, - сказал Силити.
Алька встревожено посмотрел на него. Такое начало казалось ему... нет, не то что бы оно означало опасность... Алька одёрнул себя: что случилось? Ты боишься тайны?
Силити ничего не объяснял. Он повёл его в библиотеку. Они шли долго между полок с книгами, гораздо дольше, чем Алька рассчитывал. Свет как будто мерк, светильники отдалялись, или же стеллажи становились выше, а пространство между ними - теснее.
Наконец Силити остановился.
-Здесь, - сказал он. - Кончается наша Вселенная.
И посмотрел на Альку как будто выжидающе.
-Но полки с книгами тянутся дальше?
-Да. Я думал... там невозможно ничего прочитать. Книги очень старые, и буквы рассыпаются вместе со страницами, если попробовать их листать.
...Однажды на рассвете, когда первые розовые краски ещё только-только коснулись лёгкого облачка над восточным холмом, мальчик проснулся в своём доме - проснулся и лежал с открытыми глазами, удивляясь необычной тишине. Незаметно для себя он стал думать о ней, и она почти ожила в его воображении. Она бывает разной, думал мальчик. Если ты заперт в пустой комнате ночью, и во всём мире не существует никаких звуков, так что можно подумать, что ничего живого не осталось вообще - это, конечно, мёртвая тишина. Когда ты идёшь по дороге, а лес и река, и луг, и ветер, и все птицы, и даже самые маленькие мошки затаились - это затишье перед грозой. Если же множество глаз смотрят на тебя и напряжённо ждут чего-то - эта тишина похожа на натянутую струну, которая вот-вот лопнет.
Но тишина на рассвете - совсем другая. Эта тишина - она ожидание. Там, за горизонтом, встающее солнце несёт на своих лучах мелодию. А здесь - огромный невидимый оркестр изготовился вступить по сигналу: замерли хрустальные капельки росы, ветерки поднесли к губам свои флейты, ручейки смотрят в небо, дожидаясь лучиков-смычков. Миг - и она начнётся.
Ты сперва и не поймёшь, что тишины не стало.
А потом увидишь, каким прозрачным сделался воздух, какие чистые звуки доносятся отовсюду, какие свежие ароматы плывут.
Как жаль, подумал мальчик, что я не стою сейчас на высоком-высоком холме. Этот рассвет, конечно же, необычный. И я увидел бы его весь.
...Скоро мальчик опять уснул. А рассвет и вправду оказался необычным - только никто из людей, кроме мальчика, этого не заметил. Никто не видел, как небеса на востоке словно бы распахнулись, краски - голубые и розовые - стали чище и ярче, и из запределья ворвался в мир ветерок. Он пронёсся над лесами и лугами, тревожа листву деревьев и метелки травы; над речками, поднимая рябь на воде. И птицы - те, что не спали в этот час - удивлённо провожали его глазами (впрочем, глаза у птиц всё равно круглые, поэтому, были ли они удивлены - можно только гадать).
Утро выдалось солнечным, ясным. Мальчик наскоро позавтракал - выпил чашку молока с булкой - и отправился за деревню к большому оврагу. Ему хотелось набрать земляники, пока не стало совсем жарко.
Его путь лежал мимо насыпи железной дороги, по которой несколько раз в сутки, гремя и перестукивая колёсами, пробегали вагоны.
Увидев приближающийся состав, мальчик отошёл от рельсов подальше, а поезд между тем замедлил ход, и в двери одного из вагонов появился растрёпанный мальчишка с большим чемоданом. Он не раздумывая швырнул чемодан на щебень насыпи и прыгнул следом сам.
Мальчик зажмурился, задержав дыхание - сам он на подобный трюк решился бы, разве что не будь у него никакого выбора. Осторожно открыв глаза, мальчик поискал глазами отчаянного прыгуна, думая, что тому, вполне возможно, требуется помощь.
-Привет! - весело окликнул его незнакомый мальчик. Он стоял уже совсем рядом, держа в руке чемодан и ослепительно улыбаясь. Одет он был в белые шорты и лёгкую ярко-голубую рубашку с короткими рукавами. Он казался удивительно тонким рядом со своим огромным чемоданом.
-Привет... - растерянно ответил мальчик.
-А почему ты так странно на меня смотришь?
-Я испугался.
-Разве во мне что-нибудь не так? - Незнакомый мальчик, мгновенно посерьёзнев, оглядел себя всего, даже попытавшись заглянуть себе за спину - и на это нельзя было смотреть без улыбки.