Дни Творения - Петренко Сергей Семенович 6 стр.


-Да нет, у тебя всё нормально... Просто ты так неожиданно прыгнул!

-Извини! - Мальчик удивлённо взглянул на незнакомца, но в глазах у того не было и тени насмешки. - Ты проводишь меня в деревню?

-Конечно, провожу. Твой чемодан, наверно, жутко тяжёлый?

-Да нет, он совсем лёгкий. Ну, практически, как пустой.

Это снова было странно, но мальчик решил пока больше не задавать вопросов. Они шли некоторое время молча, и только возле самых дворов мальчик спросил:

-А ты к кому приехал?

На что гость ответил:

-К тебе.

Мальчик остановился, посмотрел на гостя и обалдело помотал головой.

-Знаешь, я что-то совсем уже ничего не понимаю!

-Извини. Я очень давно здесь не был, поэтому могу сказать что-нибудь не так. Я с радостью отвечу на твои вопросы, так что можешь расспрашивать меня, пока я не охрипну!

-Я даже не знаю, с чего начать... - Мальчик смущённо улыбнулся. - Если ты - мой родственник, то как ты узнал, что я - это я? По фотографии?

-Нет, я увидел тебя в зеркале. Ты играл на пустыре.

-Уф... Знаешь, ты, может, думаешь, что я полный дурак, но с каждым твоим ответом я понимаю всё меньше.

Гость засмеялся.

-А давай не будем ломать голову! Если тебе покажется, что я тебе надоел, то ты так и скажи - и я исчезну. А пока мы будем просто делать то, что нам нравится. Хорошо?

-Хорошо... А как тебя зовут?

-Ну... зови меня пока Альв. Ты не против?

-Конечно я не против, если ты хочешь, чтобы я тебя так называл.

Скоро они подошли к дому мальчика, и тот украдкой поглядывал на своего спутника - ужасно интересно было, что случится в следующую минуту. У мальчика появилось такое ощущение, что события ещё довольно долго будут совершенно непредсказуемыми - и от этого слегка замирало в груди - чувство, похожее на то, которое бывает, когда летаешь во сне.

Во дворе их встретила мама мальчика. К его огромному удивлению она отнеслась к Альву так, словно он был её племянником, всего лишь на пару дней уезжавшим из деревни.

-Я схожу к Анне Сергеевне, - сказала она. - Борщ в погребе, котлеты на столе, ещё тёплые. Пообедать не забудьте, и травы телёнку нарви.

Мальчики остались одни.

-Ты хочешь есть?

-Не знаю... - Альв помолчал с таким уморительным видом - словно спрашивал у своего желудка по телеграфу - не нужно ли тому подкинуть тарелку-другую борща?

-Тогда я пока нарву травы. А то забудется...

-Трава - это чепуха... - пробормотал Альв. - С травою сегодня справятся без нас.

-Кто?

-Карлики.

Мальчик пожал плечами. Он стал понемногу привыкать к ответам Альва, после которых вопросов появлялось ещё больше. Честно говоря, рвать траву ему сейчас очень не хотелось.

-Тогда что мы будем делать?

-Какой ты чудной! - улыбнулся Альв. - Это же я пришёл к тебе в гости, а не ты ко мне!

Мальчик смутился и не нашёл, что сказать на это. Тогда Альв взял его за руку и заговорил - уже очень серьёзно, мальчик смотрел на него, с изумлением чувствуя, что касается чего-то необыкновенного, такого необыкновенного, что даже само удивление, которое при этом испытываешь, какое-то совершенно новое.

-Я живу очень далеко отсюда, - сказал Альв. - Там, откуда я пришёл, при желании можно найти что угодно. Там можно исполнить почти любое желание... только... там трудно найти кого-то, с кем хотелось бы оставаться долго. Впрочем, в моей стране такое желание - очень большая редкость. Мы с удовольствием встречаемся друг с другом и легко расстаёмся, живём в уединении сколько нам заблагорассудится.

-Наверно, это не так уж плохо? - осторожно предположил мальчик.

-Да. Это устраивает нас всех... Ну, кроме некоторых. Поэтому я после некоторых раздумий пришёл сюда.

-Ты говоришь совсем как взрослый. Ты читал очень много книг?

-О, да... - Альв наморщил лоб. - Это плохо, что я так говорю. Пожалуйста, напоминай мне об этом, когда заметишь!

-Ладно. - Мальчик взглянул на Альва и тихо засмеялся. - Вот чудно! И даже не знаю, чему я радуюсь!

- 9 -

"Найди зеркало и нарисуй себе лицо" - (ЗМ)

Она пристрастилась смотреть эти фильмы. Случалось, они были неинтересны, и тогда она занималась чем-то ещё - например, "отключала" слух и выстраивала происходящее на экране по-своему, выдумывая для картинки иное наполнение. Иногда ей удавалось пойти ещё дальше - подменить какого-нибудь скучного героя на кого-то более завораживающего. Он был там, за маской, и делал нечто, совершенно не предусмотренное сценарием, внешность актёра в таком случае была лишь иллюзией, наваждением, так же, как и мотивы действующих лиц.

Они никогда не слышала о чём-либо подобном. Она знала, что можно самой сочинять истории, но делать это ей почему-то совершенно не хотелось - вне ткани той магии, что окутывала киносеансы. Возможно, причина была в зрителях, потому что, меняя уже созданное, она занималась чем-то намного более странным и сложным, чем простое сочинение истории - она впитывала, похищала у окружавших её зрителей энергию, которую те излучали, перерабатывая происходящее на экране в образы своих сознаний. Затем она подменяла реальность на другую, помещая её в виде особой, незримой и почти неощущаемой подкладки мироздания. Зрители лишь границами своих восприятий чувствовали, что происходит нечто непостижимое, что действо на экране в этот раз совершенно не похоже на обычное, что история, которую им рассказывают, часто даже хорошо им знакомая - в этот раз имеет какую-то иную подоплёку, скрытое содержание, мотивы, неизвестные ни им, ни актёрам, ни автору картины. Где-то в промежутке между обычным и непостижимым существовала эта ткань, как тончайшая паутинка или пластинка слюды. В мире, если брать факты, ничего не менялось - и вместе с тем, всё становилось другим.

...Впрочем, это была даже не её идея. Она попыталась вспомнить, что натолкнуло. Кажется, это был фильм с перепутанными близнецами. Скорее всего, что-то вроде "Двенадцатой ночи". Людей увлекала эта игра - принимать одного человека за другого, особенно это было пикантно, если он другого пола. Потому что... потому что это самый лёгкий способ увидеть нечто совершенно недоступное в обычном состоянии.

Но дальше этого они почему-то не шли. Или очень редко шли. Между тем, это было неправильно, потому что на самом-то деле они всё равно носили маски, практически всегда. Но те маски были вынужденными и неосознаваемыми. Они надевались с очень простой целью - минимизировать расход энергии. Но чем сильнее ты пытаешься минимизировать свои затраты, подумала она, тем глубже ты опускаешься на своих энергетических уровнях. И это ужасно, потому что сам по себе ты никогда не преодолеешь потенциальный барьер. Тебе нужна огромная энергия, которую ещё нужно суметь потрать правильно. Обычно же те, кто опустился вниз, уже не умеют тратить энергию правильно.

На самом деле, думала она, правильный выбор - это такой будто бы маленький толчок, когда весь мир, всё сразу сбивается со своих привычных ячеек, всё начинает двигаться в каком-то странном рассинхроне, небольшом, незаметном, и тогда уже от каждого участника не требуется особенных умений или усилий - состояние среды заставит мир изучать равномерное, уверенное сияние.

...Она жила... где она жила всё это время? Она не помнила и не осознавала, пока случай не заставил её это определить.

Это был мальчик. Первый раз она поняла, что ей интересен человек в зрительном зале. Ей показалось, будто он смотрел фильм похоже. Но ей не удалось выяснить, что именно заставило так думать. Они смотрели детский фильм, и он сидел справа, через двух человек, каких-то малышей лет восьми-девяти. Когда по экрану разливался свет, он озарял его лицо, и кто-то из её соседей-малышей воскликнул, тем привлёк её внимание, и она повернулась тогда и увидела его лицо. Она было... ей показалось, что именно такое лицо должно быть у неё самой. И дальше она уже почти не замечала того, что происходит на экране - она вычисляла. И наконец поняла, чем это было. Это была особенная увлечённость зрелищем, при которой ты как бы отстраняешься не только от самого зрелища, но и от себя самого, своих переживаний, и смотришь сразу два действа - само кино и то, как ты живёшь в этой киноистории. Ты становишься кем-то третьим. Ты наблюдаешь не только за миром, но и за самим собой, наблюдающим этот мир.

Но как я это определяю? Наверное, по какой-то смещённости реакций, да. Когда человек реагирует не совсем на то, что происходит на экране. Он может, например, улыбнуться дважды - один раз тому, что увидел, второй - тому, как он улыбнулся и что при этом подумал. Ещё он может бросить быстрый, незаметный для непосвящённого, взгляд в зал: удостовериться, как его переживания совмещаются с переживаниями других людей. Или - не совмещаются. Он в такие моменты становится не зрителем, а дирижёром, человеком, который сам создал это кино для того, чтобы... чтобы? Заставить других людей прожить нужные ему Истории?

Потом она совершила большую ошибку. Она потеряла его. Она надеялась, что он снова придёт в этот же зал смотреть кино - но он не приходил.

Я делаю ошибку, сказала она. Я делаю не так. Потому что надо выбирать фильм, а не место. Он будет стараться попасть на фильм, который позволит ему так же дирижировать реальностью.

...Она представила, что они с мальчиком идут к ней домой.

Но где я живу? Так, какой-то дом. Дом вечерний. Больше не помню. Других времён для него нет. Он проступает в ранних сумерках, обернутый в занавесы тишины среди городского шума. Возможно, как раз по тишине я нахожу его. Шум выталкивает меня к дому. Как воронка. Едва я ступаю за его границу, всё меняется. Становится тихо и тепло. Звуки и движения остаются, но теперь каждый и каждое имеет смысл. Спорхнул с ветки воробей, прошелестел шинами велосипед, чиркнул камешек, сбитый носком сандалия с насиженного места.

С шести лет снималась в рекламе. Самая известная роль - инопланетная девочка, в фильме про которую она снялась в девять. Тогда же начала курить (видимо, мальчишки пристрастили) и курит до сих пор.

После выхода фильма пришла бешеная популярность, в результате чего почти перестала учиться. Снималась до пятнадцати лет, потом училась в ПТУ, но не одно не закончила.

Замуж вышла рано, в семейной жизни не была счастлива. Муж был пьяница и садист: бил её, когда была беременна, и после родов, когда нуждалась в помощи. Также постоянно насиловал. Когда, наконец, обратилась в полицию, её убедили в том, что её долг как жены удовлетворять прихоти мужа. После рождения троих детей муж исчез, а затем выкрал детей, которых государство в итоге определило в детдом. Впоследствии встретился нормальный человек, но после одиннадцати лет счастливой совместной жизни умер.

Работает барменшей.

До самой поздней ночи засиделась за листами. Она удивилась, как много вариантов было отменено. Она не знала, что так бывает - этот фрагмент реальности листали, как толстый том в библиотеке, где на полках таких томов - тысячи, и ты не знаешь, где искать...

...Есть такой приём: сближение. Он очень удобен, когда тебе нужно быстро и эффективно войти в хорошие отношения с человеком. Раньше это делали грубо: тебе нужно было появиться перед ним в образе, который заведомо понравится. Но это далеко не лучший вариант. Во-первых, непросто определить в точности, каким ты для этого должен быть. Во-вторых, подстраиваться под чьи-то эфемерные мечты - дело ненадёжное. Человек, чьё желание удовлетворяется сразу - с ним дальше очень трудно работать.

Поэтому мы делаем проще и эффективней. Мы помещаем к человеку фокус-предмет. Это немного похоже, но это вещь, а не человек. Это какая-то вещь, предмет, какая-то мелочь, которая человеку начинает нравиться так, как будто это самая прекрасная вещь в мире. Он начинает любить её, боготворить. Но здесь вступает в работу одна интересная деталь: человек понимает, что эта вещь принадлежит кому-то другому. Он понимает, что должен будет её отдать хозяину. Вместе с частицей самого себя. И здесь дальше получатся так: если человек решается на это - сам, без подсказок и подталкиваний, просто потому, что начинает вместе с этой вещью любить того, кому она принадлежит - значит, всё получилось. Дальше между этим человеком и мной протянута ниточка, и она будет прочнее прямого контакта. Если же человек всего лишь желает присвоить предмет сближения, как самоценное сокровище - всё кончается быстро, предмет теряет свои свойства, как "золото лепреконов", обращающееся в палые листья на закате дня. Такой человек нам не интересен, мы не устанавливаем с ним контакт.

Иногда кажется, что в мироздании заложен особый механизм. Его можно назвать уничтожителем счастья. Отчасти он подобен механизму смертности, который переводит систему в режим уничтожения, едва она достигает самых высоких вершин, едва перед нею разворачиваются самые неохватные горизонты познания и созидания.

Второй механизм ограничивает возможность двух созданий получать счастье от близости друг с другом. Едва люди, которые любят друг друга, по-настоящему становятся едины - происходит что-то, что наперекор всем мыслимым усилиям и предпринятым мерам будет разрушать... разрушать... разрушать.

На Земле мне стали сниться сны. Я прохожу кусочки Истории, где я была взрослой. Это очень странное ощущение, потому что ты кажешься себе пилотом в кабине крошечного боевого катера, ведущего нескончаемую битву. Этот катер - то существо, которым ты был во сне, та взрослая...

...Мне нужно подобрать объект "сближения". Найти такую вещь, что позволит человеку, которого я тут ищу, найти меня.

А кроме того - и это, возможно, важнее - мне самой необходимо отыскать, угадать ту вещь, которую оставил для меня Он.

- 10 -

"Я буду говорить с вами ещё долго после того, как вы уйдёте" - (БпВ)

-Ты с ума сошёл. Ты вообще понимаешь это?

На самом деле это было сказано не так. Не такими словами. Только он уже привык переводить сухой, как программный код, язык экстеров в тот, на котором программировал он сам. На котором он сам теперь всегда думал.

Начать можно было с того, например, что он уже очень давно нарушал инструкции. То есть... это было не вполне очевидно. Инструкции писали со слишком большим запаздыванием - никто не предполагал, как далеко зайдут интеры в своей работе. А он, пожалуй, зашёл дальше всех.

-Ты расскажешь командорам?

Фэй посмотрел на него, как на сумасшедшего. Промолчал. Но потом всё же ответил:

-Думаю, они догадаются сами... обо всём, о чём захотят догадаться.

Он ушёл. Эли смотрел ему вслед, пытаясь убедить себя в том, что Фэй не мог не попробовать тоже. Не обязательно - так. Что-то своё. Но должен был. Иначе - он не был бы интером. Таким же, как сам Эли.

Время, казалось, просачивалось между восприятием даже не как вода - но как ветер. Эли надолго запнулся в своих мыслях, подбирая образы. Рефлексия, бесконечная, рекурсирующая рефлексия была теперь частью его жизни, потому что она была частью работы, которая стала жизнью.

Назад Дальше