Всё началось с ошибки. Впрочем, сам Эли не придал ей поначалу значения - какая разница, какой пол у Отражения. Тогда вообще всё это воспринималось, как муторная, часто бесконечно утомительная, а иногда - как бессмысленная отладка кода. Кстати, подумал Эли, возможно даже это не было ошибкой. Возможно, кто-то из командоров решил, что так будет интереснее. Впрочем, Эли тут же отбросил этот вариант. Если предположить, что командоры насколько смелы, чтобы ставить эксперименты, не входящие в Техническое Задание...
К интерам Отражения поступали уже в первично обученном состоянии. Они были... ну, возможно, такими могли быть двухлетние дети. Только дети, лишённые того, что можно было бы назвать "недостатками". Недостаткам им ещё следовало научиться. Приобрести их. Недостатки, как и почти всё остальное, Отражения должны были скопировать с интеров. Для этого первое время уровень эмпатии был близок к максимальному. Затем его следовало снижать.
Такая эмпатия нужна была не только самим Отражениям. Интеры тоже ощутили на себе её влияние. Потому что в существо, настолько полно повторяющее твои собственные переживания, нельзя было не влюбиться... или не возненавидеть.
...После периода первичного обучения начинался этап Разлучения. Отражения должны были пытаться существовать самостоятельно. Эли знал, что на этом этапе погибали многие. Но избежать его было невозможно. Иначе Отражение навсегда останется ущербным. Калекой.
Предварительный отбор проходили и сами интеры - точнее, их было много, этапов. Эли слышал об этом от Фэя. А перед этим он узнал - но уже случайно - о том, что оказался единственным, кто не проходил такие отборы. Он тоже был объектом эксперимента. Впрочем, его это не удивляло и не огорчало.
Большая часть истории экстеров - это эксперимент.
Чтобы тебя включили в группу, ты, во-первых, должен получить достаточно высокий балл отклонений. Экстеры практически не имеют эмоций, и лишь немногие из них, те, что когда-то считались "отбраковкой", показывают нестабильность ожидаемых реакций большую 1,4. Может быть, один из тысячи. Но это тоже ещё не означает, что экстер пригоден для эмпатического контакта.
Эли знал, что некоторым кандидатам предлагали заводить "домашних животных".
У экстеров никогда не было домашних животных. Они не знали, что с ними нужно делать, зачем и как. Видимо, ты просто должен был научиться чувствовать, что от тебя хочет это существо и ощутить потребность с ним взаимодействовать.
...Ты сам решаешь, чем ты будешь делиться с Отражением. Насколько мы теперь понимаем, проблемы этики тут не существовало - у экстеров не было комплексов по поводу того, что можно и что нельзя "выводить" из себя, вовне. Проблема была в другом - сама способность к качественной рефлексии, такой, которая в процессе фиксации не искажает саму себя. Проблема в том, чтобы сделать её потребностью непрерывной и незаметной - чтобы этот поток шёл, подобно дыханию. Каждое движение должно сопровождаться потребностью фиксации - ненавязчивой, автоматической.
Интерам предоставили экзокостюмы, фиксирующие и передающие их ощущения Отражениям. Отражение облегало тебя второй кожей. Ты чувствовал, что Он находится рядом и чувствует всё то, что и ты - каждое мгновение. Все раздражители - боль, тепло, холод. Все вкусовые ощущения, все запахи, ощущения, наслаждения передаются Отражению и сопровождаются твоими "ремарками". Экзокостюм находится с тобой даже в ванной или когда ты спишь. В какой-то момент ты привыкаешь делиться с этой чувствующей и мыслящей кожей каждой своей мыслью.
...А затем наступает следующий этап.
Потому что рано или поздно у Отражения формируется какое-то подобие сознания. В памяти накаливаются снимки вариантов Отражений, среди них обязательно попадаются несколько неудачных, но рано или поздно кто-то из них начинает "выходить на контакт". Между интером и Отражением есть барьер, фильтрующий поток информации. На начальных этапах этот фильтр работает в основном в одну сторону - от интера к Отражению. Отражение пытается отвечать, но начальный этап - это довольно беспорядочный поток, который фильтруется барьером, и к интеру поступают только основные, цензурированные отклики. Если бы этого не было, контакт превратился бы в сплошной кошмар, похожий на круглосуточную опеку над сумасшедшим.
Но потом, когда фильтр принимает решение об осмысленности, полезности тех или иных реакций Отражения, им открывается всё более полный доступ в обратном направлении. Интер вдруг понимает, что его поток сознания получает отклик, осознанный отклик.
Это понимание случилось, как толчок. Вчера, засыпая, он был один. Сегодня, очнувшись, он обнаружил, что его двое.
Этот второй - он на самом деле сильно отличается. Он, если смотреть со стороны - больше похож на большого больного ребёнка, человека, пришедшего в себя после длительной болезни, забытья, его мысли путаются, его реакции не вполне адекватны, в его памяти то и дело обнаруживаются странные провалы. Иногда он просто отключается. Участки мозга теряют взаимодействие из-за конфликтов. Но затем снова и снова восстанавливаются, подталкиваемые извне.
Это если смотреть со стороны.
Однако интер погружён в своё Отражение. Каждый сбой кажется болезненным, нарушением чего-то внутри тебя. Фильтр в этот момент уже отключён полностью, и ты существуешь в двух сознаниях одновременно.
А затем тебя разделяют.
Это одновременно и бесконечно больно, и бесконечно прекрасно. Вдруг увидеть своё "Я" со стороны. Прикасаться к нему... осознавая всё сразу с двух сторон. Понимая с бесконечной обострённостью каждое движение, каждый смысл.
Ты несколько часов ходишь, как пьяный. Ты снова и снова пробуешь на вкус и на ощупь каждое движение и каждую мысль. Ты видишь её отражение в своём Отражении и это наполняет тебя счастьем.
...А потом тебе говорят, что эта ошибка может перечеркнуть всё. Что её не должно было случиться. Такого не бывает, но так получилось. То, что твоё Отражение было не он, а она.
Эли не знал, что это означает для них. Но ждать решения командоров он не хотел.
-Она останется здесь. Вместо меня, - сказал он Фэй. - А я буду Отражением.
Тогда Фэй сказал, что он сошёл с ума.
Много позже Эли стал понимать, что Фэй не был по-настоящему удивлён его решением. Скорее всего, он его ждал. Скорее всего, сам Эли и был Отражением.
Даже если не в этом случае - то когда-то намного раньше. В предыдущем существовании.
- 11 -
"Это чёртово место портит людей. Это искушение... это знание, что рядом есть что-то Иное. Оно разрушает волю. Лучше нам построить стену и не возвращаться" - (По ту сторону)
С некоторых пор, когда я засыпал, мне иногда чудился поезд. Мне казалось, я лежу в стремительно несущемся среди темноты вагоне. Он чуть качается и вздрагивает, как будто это живёт его странное железное сердце. За стеной бьётся ветер и тугие пучки света от посёлков, таких непостижимых, что когда я только касался их мысленно, то вздрагивал от тайн. Иногда набегают частые и рваные гребни лесов, сквозь которые низкая луна тоже светит - страшно и невыносимо.
Иногда поезд начинает падать куда-то вниз, в тьму. Я просыпаюсь и дышу, чтобы не умереть. А иногда я понимаю, что всё это вокруг меня становится лёгким и несёт вверх, и тогда воздух вокруг меня тоже меняется, он как будто наполняется дыханием облаков, я лечу в шелесте воздушных потоков.
Господи, как хорошо, что я есть! - хочется мне кричать.
Сегодня, этой ночью, путешествие закончилось.
Впервые поезд начал тормозить, я слышал шипение пара и замирающее замедление стука колёс. Удивлённый, я вышел на площадку, жмурясь от колючих синих и жёлтых фонарей, рассыпанных где-то высоко по сторонам. Повсюду двигались потоки людей, молчаливые, какие-то сосредоточенные, точно они боялись опоздать на другой поезд. Только я не знал, куда идти и словно плыл, пока не увидел надвигающуюся чёрную громаду вокзала. Кто-то подхватил меня под руку, торопливо дыша морозной прохладой.
-Слава богу, вот и вы!
Он потащил меня вглубь, куда-то на второй этаж, через множество лестниц и комнат, и я чувствовал, как теряюсь и безнадёжно запутываюсь в переходах, время от времени мелькали какие-то огромные окна, сквозь которые видел то же здание вокзала - наверное, оно оказалось изогнутым наподобие громадной подковы. Меня толкали под руки какие-то люди с сонными лицами, сосредоточенные жулики и множество безликих мужчин и женщин - дети здесь тоже были, я слышал, как они плачут, как обычно плачут младенцы - монотонно и бесконечно.
Я испугался, что отстану и останусь один, и сжал руку моего спутника. Она была настоящей, и я на минуту закрыл глаза. Гам и толчея стали музыкой и топотом, и гомоном школьного бала.
Я хотел сказать, что не умею танцевать. Но она пахла снегурочкой, оглядывалась и вела, и я молчал. Я не понимал, чего она от меня хотела. Мы расталкивали толпу, и я ждал, что вот-вот кто-то из старшеклассников отпустит нам пинка, но они отступали.
Взревела музыка. Она остановилась, озираясь, скользнув по мне взглядом, задержав на мгновение ровно настолько, чтобы я знал.
Мы стояли точно посередине зала. Я вдруг понял, что это лучшее место, чтобы замереть и остановиться. Она выбирала это место, эту середину, выверяя с точностью планковской длины.
-Давай... - она взяла меня за вторую ладонь, стиснула - пальцы у неё были то ли очень холодные, то ли горячие, я не понял. Одета она была почти как мальчишка, но сейчас, вблизи, я понял, что белая рубашка на ней девчачья, с фигурным вырезом и воротником, из какой-то тонкой материи - она мне показалась почти живой, такой же горячей, как кожа. Я понял, что она знает, что я почувствую, когда она прижалась вплотную, то есть, не так знает, как знают все девушки, читая по лицу, голосу и глазам, а знает, просто потому, что всё это есть у неё внутри.
Музыка пропала.
Она прижималась ко мне щекой и говорила тихо:
-Сейчас всё кончится. Запомни.
Я не помню, сколько мне лет. Может быть, двенадцать, а может, я старик. Все эти части давно и необратимо перемешались. В этом есть своя прелесть. Сейчас я не хотел бы оставаться чем-то одним, потому что это означало бы лишиться большей части себя. Это как лишиться снов.
Может быть поэтому я всегда будто схожу с ума, когда вижу её. Она заставляет меня снова переживать полностью это ощущение абсолютной чистоты начала.
Каждый раз переживать тот миг, когда впервые увидел, что я не один. Нас двое.
Каждый раз это начинается снова и снова.
Каждый раз был, видимо, июнь. И раскалённая улица светится зноем, я будто проснулся посреди дороги после непонятного сна - и вижу её. От неё струится прохлада, и когда я беру её за руку - будто пью холодную воду. Не остановиться.
-Эли, ты должен остановиться. Никто никогда так не делал. Эли... Эли...
Голос сквозь сон. Та реальность давно исчезла. Я снова вхожу в эту дверь с перечёркнутой спиралью. Я начинаю путь через зеркальный лабиринт, в конце которого - я уже хорошо знаю, что случится: нас станет двое. Я схожу с ума, я больше не могу существовать без этого сумасшедшего света - когда ты разделяешься... расщепляется твоё сознание, но вместе с ним - расщепляется вселенная. Короткий миг - здесь он незаметен - существует лабиринт, в котором мы можем существовать вечно, но на самом деле мы разлучаемся спустя несколько дней. Мы никогда не успеваем надоесть друг другу.
-Эксперимент давно остановлен, - сказал старик. - Они испугались. Никто не думал, что это будет так. Они придумали создавать Двойников не потому, конечно, что им были нужны Двойники или копирование Сознания. Им был нужен эффект мгновенного перемещения.
В Доме всегда был подвал. Старик сказал, что нужно показать его. Они двинулись какими-то длинными путями, вышли в дверь, которой мальчики раньше не видели - кажется, эта стена выходила на улицу, потому что дверь была между двумя окнами, за которыми тихо дрожала от солнечных лучей яблоневая листва.
За дверью оказался коридор, пустой, тихий, светлый и длинный, и стена, в которой тоже были окна с ветками яблонь, а в стене, через которую они вышли, были окна, в которых виделась комната.
Они шли долго, как будто обходя по кругу большое здание, и тут и там виднелись у стены старые вещи - стулья, платяные шкафы, тумбочки, ведра и вешалки, большие и маленькие ящики. Пахло старым солнечным светом и зимним натопленным домом - как будто время, отмирая, оставляло здесь частицы своей кожи.
Они прошли через большой зал с дощатым полом, выкрашенным в коричневое - он так заманчиво лаково блестел, был таким тёплым и просторным, что жутко хотелось побегать по нему взад и вперёд, а потом, когда устанешь - лечь на половицы и замереть, прижимаясь к ним кожей.
Они прошли дальше по коридору, и Алька ждал, когда наконец начнётся лестница, но лестницы не было, а стало темнее и жарче, и запахло сажей и мазутом, и шевелилось что-то большое и железное, словно поршни тяжёлого механизма, и где-то ревел огонь в топках и свистел пар, а окон не было, был только жёлтый, чадный свет.
Мы в котельной, сообразил Алька. Она вгрызается в сердце зимы - глубоким-глубоким медленным буром.
В маленькой комнате был закопченный столик и засаленное кресло, и старик потянул под потолком какой-то рычажок, и выехала из люка вверху труба из древней меди со смотровым стеклом в резиновой окантовке.
-Здесь ручное управление, - сказал старик. - Сердце. Первая модель. Садись.
Алька сел, и кресло хищно захватило его множеством живых ремней и присосок, они впились прохладными щупальцами везде, проникая под одежду и будто влезая в самый мозг - на секунду Алька увидел себя будто на медосмотре, голым - а вокруг, конечно, суетится толпа людей - потом всё это исчезло, щупальца превратились в броню. Алька пошевелил пальцами, мозг при этом вспыхнул, разрывая пространство, Алька представил могучий анализатор, определяющий его, Алькины, параметры - кто ты, что ты? - и увидел себя существом, чудовищным и страшным, посреди равнины, и вздохнул, расправляя крылья, и услышал далёкие крики: аккуратно, прошу вас, аккуратно! - и замер, и снова съёжился, возвращаясь в мальчика.
Теперь он стоял один на равнине, но уже не такой громадной, а в шаге перед ним был чёрный куб размеров примерно в его рост.
-Что это? - спросил Алька.
-Зеркало. Подожди, идёт запись... Сейчас будет можно... Входи.
Чёрный куб стал прозрачным, и Алька вошёл, и увидел перед собой себя.
-Он живой... настоящий?
-Нет, это пока только образ. Сырой... Он нужен для расщепления "Я-Модели" внутри твоего сознания. Когда модель начнёт повторять тебя в мелочах, система переключает твои органы чувств на копию. Но это только внешняя оболочка, с нею просто. Намного труднее вылепить образ личности - даже Они не научились копировать сознание напрямую. Его находят из миллионов нейромоделей, отбрасывая неудачные и стимулируя наиболее точные.
-Кто? Кто этим занимается? Что им нужно от нас?
-Теперь уже неважно. Скорее всего, этих существ уже не осталось в обычном смысле. Они "утонули". Утонули в море реальностей, создаваемых при расщеплении сознаний. Взаимосвязь сознания с вселенной до конца не ясна.
...У любой вселенной собственное "внутреннее" время бесконечно. Вселенная конечна лишь "снаружи".
Мы "знаем", что вселенные исчезают и появляются, лишь основываясь гипотетически на том, что сами при этом будем находиться вне этого процесса.
Но вселенная не может "закончиться" сама для себя, и вне её для неё самой не существует ничего - во всяком случае, в размерностях, которые были бы связаны со временем или пространством.
Нечто подобное мы можем сказать и про Сознание. Никаких иных "Я" вне нашего собственного Сознания нет - есть лишь сторонние реакции, которые мы наблюдаем и относительно которых мы предполагаем, что это точно такие же Сознания, как Наше. Но все они находятся вне нашего Сознания, а потому неважно, действительно ли они подобны нашему Сознанию или кажется такими - важно лишь то, что границы Сознаний непроницаемы в принципе - даже чтение мыслей, если бы оно существовало - не приводило бы к нарушению границ Сознаний, потому что пока мы - это наше "Я", существует лишь одно Сознание. Оказавшись другим "Я" - мы бы выключили наше собственное "Я", а "читать" или делать что-то подобное можно лишь с памятью, информацией, матрицей откликов - но не с самим "Я". "Я" - незыблемо и абсолютно.