- Ты, что ли, заблудился? - спросила она, вглядываясь в мое лицо сквозь толстые стекла очков. - Пошли - провожу.
На прощание мы обменялись с Анжелой рукопожатием.
- К нам частенько с других отделений забредают, - говорила тетя Маша, грузно вышагивая рядом со мной по коридору. - Иногда сама блуждаешь: ходишь-ходишь с отделения на отделение, а свое никак не найти. Вы больные все на одно лицо, да еще как будто черти крутят. В таком случае чулки нужно переодеть с правой ноги на левую, а с левой на правую или халат вывернуть наизнанку, говорят, помогает.
Мы беспрепятственно шли через мужское отделение. Завидев белый халат моей спутницы, психи расступались, прижимались к стенам, прятались в туалете. Лицо санитарки было незнакомо, а потому неизвестно, что от нее можно ожидать - как вкатит укол серы в задницу, а серы любой псих боится, как черт ладана.
- Приходи еще мертвых старух выносить, а то одному Андрейке не позавидуешь. Он на закорки старуху взвалит и тащит на дрожащих ножульках, аж слезы из глаз!.. Ты приходи почаще.
- Часто мрут старушки-то?
- Да каждую неделю, а бывает и по три в день. Не беспокойся, шоколад-то у меня есть еще, цельный ящик, по две плитки на душу, - истолковала она мой вопрос по-своему. - Случись эпидемия какая, чумы или там холеры, и то хватит. У тебя б диатеза не было... Это твое отделение?
За разговором дорога прошла незаметно. Тетя Маша ушла, а я остался стоять в коридоре.
Повернув за угол, я нос к носу столкнулся с высоченным человеком. Нос к носу, конечно, не совсем точно - мой нос был у него на уровне... ну, где-то пупка. Он ловко обошел меня на негнущихся ногах и зашагал дальше по своим делам.
"Боже-ж ты мой! Он же на ходулях!" - подумал я, глядя ему вслед.
То, что он на ходулях, было заметно не сразу: надставленные штанины скрывали деревянные продолжения ног, и от этого ноги казались неимоверно длинными. Кто разрешил сумасшедшему ходить по больнице в таком странном виде!? И санитарам до фени. Безобразие!
- Ну что, нашелся?
Передо мной с нахальной ухмылочкой стоял Андрей.
- Да иди ты... - бросил я и повернувшись к нему спиной пошел в палату, мне было о чем подумать. Слишком уж много всего произошло за сегодняшний день.
С Андреем мы не разговаривали до вечера и только после ужина, перед сном, он примирительно сказал:
- Может ты и не шпион, но здесь я никому не доверяю.
Я, не ответив, достал свою общую тетрадь и стал писать продолжение романа. О чем мне было говорить с героем своего романа? Наверное, это единственное место в мире, где может произойти такая встреча. А где же еще с ними встречаться, как не в дурдоме?
Глава 9
ДЕВЯТОЕ ОТДЕЛЕНИЕ
Когда я открыл глаза, было светло. Все больные лежали или сидели на своих кроватях, а по палате шла стайка врачей в белых халатах. Остановившись возле кровати какого-нибудь пациента, врачи расспрашивали о самочувствии, настроении, аппетите... Возглавлял стайку высокий, статный мужчина, это был Алексей Алексеевич собственной персоной.
- Обход, - сказал Андрей, уже нарядившийся в пижаму.
Я вскочил, торопливо оделся и стал ожидать, когда очередь дойдет до меня. Врачи остановились возле Андрея.
- Ну? Как себя чувствуете? - поинтересовался Алексей Алексеевич. - Заговор против больных девятого отделения раскрыть удалось?
Андрей охотно ответил, что чувствует себя хорошо, что его больше никто не преследует, а заговора никакого нет и на соседнем отделении живут совершенно нормальные психические больные, такие же, как и он сам.
Все удовлетворенно закивали головами, по просьбе одного из врачей Андрей показал язык, вид которого должно быть всем понравился, и они, продолжая кивать, перешли ко мне.
- Ну, как самочувствие? - приветливо спросил Алексей Алексеевич.
Я, саркастически глядя на главврача, пожал плечами. Неужели он не помнит, как заманив на экскурсию, бросил меня в своем кабинете, или ему неудобно признаваться в этом перед коллегами. Судя по будничному виду и румянцу на щеках, угрызений совести он не испытывал.
- Какие таблетки прописаны? - спросила девушка с блокнотом и ручкой, по виду медсестра.
- Пока никаких, мы его в девятку переводим, - бросил в ее сторону главврач, поправил съехавшие на нос очки и повернулся ко мне. - Кошмары не мучают? Больные не обижают? Как стул?..
- Алексей Алексеевич, вы меня не помните?.. - начал я, осознав, что меня, скорее всего, принимают за кого-то другого?
Он пошевелил густыми бровями, отчего очки снова сползли на кончик носа, поправил их.
- Ну, как же-с! Отлично, голубчик Аркадий Семенович, помню. А это, что у вас, тетрадка? Роман новый пишете? Любопытно, любопытно!..
Мне сделалось не по себе. Я отложил тетрадь, которую держал в руках и поднялся.
- Я бы хотел с вами поговорить... - начал растерянно лепетать я.
- Отличненько, - он опустил мне на плечо огромную свою руку и тихонько надавил, я снова опустился на кровать. - Я вас вызову, голубчик, сразу после обхода.
И они пошли дальше.
- Как самочувствие?... Как стул?.. Покажите язык... Кошмары не мучают?..
Я в недоумении сидел на кровати и ничего не понимал... по правде, я давно уже ничего не понимал. Рядом со мной лежал вышедший из-под моего авторского контроля герой моего романа, а мне оставалось только следить и записывать его действия, ничего не придумывая... и свои действия записывать. И кто же я после этого - герой собственного романа, или мы все уже герои чьего-то чужого романа? Вопрос!
- Слышал, тебя на девятку переводят, - Андрей, лежа на кровати, качался на панцирной сетке. - Я думал ты шпион, а ты обычный псих.
- Сам ты псих! С манией преследования к тому же.
- Ладно, не сердись, - он перестал качаться, сел и протянул мне руку. - Ну, давай мириться.
Я демонстративно не обращал внимания на его руку.
- Обиделся, - констатировал он. - Я здесь тоже не прохлаждаюсь, между прочим, среди врагов живу. Сколько раз шпионов засылали.
- А чего же врачам тогда сказал, что тебя никто не преследует?
- Да я же нормальный, только под психа кошу.
Я с сомнением покачал головой.
- Ну, давай тогда рассказывай, что по твоим сведениям на девятке с больными делают.
Я понимал, что во всем верить ему нельзя, что он не в своем уме, но раз уж предстояло попасть на это отделение, то пусть опишет, каким оно представляется в его голове.
- Девятка?.. Девятое отделение засекреченное, оно к нашему примыкает. Днем двери на него открывают, ставят санитара с дубинкой, а вечером снова на все запоры закрывают.
- А зачем тогда открывают, если санитара ставят? Глюки проветривают?
- Загадка! Наверное, это психологический фактор: раз дверь открыта, значит, ты вроде как свободен, - он вдруг приблизил ко мне лицо и, оглянувшись, заговорил шепотом. - Вот там-то, на девятом отделении, все и происходит. На девятке тайные опыты над нашим сумасшедшим братом проделывают... Кстати, с тетрадками и карандашами туда не пустят, наверняка обыскивать будут.
- Чего-то я тебе не верю!
- Не обижайся, я действительно считал, что ты враг. Но поверь, девятое самое загадочное в больнице отделение. Там опыты над людьми ставят. А какие - никто не знает. Тайна. Над тобой тоже, наверное, опыты производить будут, так что ты готовься морально и физически. Но в случае чего мы тебя с Максом вытащим.
- Да уж, ты вытащишь...
Я уже не сердился и говорил с ним грубо по инерции, ведь из друзей у меня здесь были только он да Геморрой с Андрейкой, хотя эти скорее приятели. Интересно, что в больнице все происходило в ускоренном режиме. Андрей стал мне другом за два дня, и я был уверен, что это навсегда. Я, конечно, не верил ему, но на всякий случай, свернув, спрятал тетрадь и ручку в носок под одобрительные кивки Андрея. Карандаш, который имелся у меня на всякий случай, после некоторых раздумий сломал пополам, чтобы, если найдут одну половину, осталась вторая.
Было не страшно, что меня переведут на другое отделение: больше меня волновало, как смогу завтра встретиться с Анжелой. Мысли мои то и дело возвращались к ней. Только бы нам удалось увидеться, по сравнению с этим все остальное казалось сущей ерундой.
В палату, стуча деревяшками в пол, вошел человек на ходулях. Как до сих пор этого сумасшедшего не опустили на землю? И врачей не боится!
- Что за псих на ходулях? - спросил я Андрея.
- А-а, это не псих, это Вахромей-электрик. Лампочки по больнице вкручивает. Привет, Вахромей! - он помахал электрику рукой. - Чтобы стремянку тяжеленную не таскать, на ходулях приноровился. Удобно и достает везде.
И точно. Вахромей-электрик подошел к люстре и стал выкручивать лампочку.
- А почему в пижаме-то больничной?
- Понятно почему: средств на нас умалишенных государство выделяет мало. А те, что выделяют, чиновники по карманам распихивают. Про коррупцию и откаты слышал? Так вот на спецодежду и не хватает. В чем электрику ходить? Либо в халате докторском, либо в пижаме. В пижаме несравненно удобнее, да и психи за своего принимают. На буйном тоже лампочки перегорают. Вахромей один на весь корпус. Вон, даже штаны на ходули нарастил.
В палату вошел Дмитрий Иванович и направился ко мне.
- За тобой, - шепотом, почему-то побледнев, сказал Андрей. - Ну, ты уж держись, если что... - но он не договорил.
Провожаемые тревожным взглядом Андрея, мы вышли из палаты.
И только тут, идя за санитаром, я заметил, что обломки карандаша все еще находятся у меня в руках. Прятать их в носки было поздно, лихорадочно соображая куда их деть, я не нашел ничего лучшего как сунуть их в рот - один обломок за правую, второй за левую щеку. Может при обыске не найдут. Они болезненно впились изнутри в кожу, деформировав лицо, и санитар, повернувшись ко мне и поняв, что у меня во внешности что-то не так, угрюмо проговорил:
- Надеюсь, у меня с тобой проблем не будет?
- Что вы имеете в виду? - с искаженной дикцией поинтересовался я.
Только сейчас меня начала охватывать неясная тревога.
- Да так, - махнул рукой санитар. - А-то знаю я вашего брата.
Что он подразумевал под "нашим братом", я не понял и не стал уточнять.
Алексей Алексеевич за столом писал что-то в истории болезни. Он молча кивнул на привинченный к полу стул. Санитар вышел, захлопнув за собой дверь. Врач продолжал писать. Эх, каких бы гадостей я наговорил ему, если бы не встреча с Анжелой! Все изменилось в ту секунду, когда глаза наши встретились, и сейчас мне нужно быть очень осмотрительным и произносить только обдуманные слова, иначе выпишут к чертовой матери, а такое замечательное место я терять уже не хотел. Острые обломки болезненно впивались в
щеки - я, наверное, походил на бурундука. Не зная, вынимать мне их или ждет еще обыск, я терпел... но сил терпеть больше не было. Пользуясь занятостью врача, я быстро вытянул изо рта карандаши и, наклонившись, будто у меня зачесалась нога, сунул в носок.
- Ну что ж, Аркадий Семенович, - поставив точку и захлопнув историю болезни, поднял на меня глаза Алексей Алексеевич. - Мы с вами не договорили - меня вызвали. Так на чем мы остановились?
У меня перехватило дыхание от такой наглости. Мало того, что по его вине меня лишили свободы и заставили жить жизнью умалишенного, он еще извиняться не собирается!
- Мы вообще-то два дня назад остановились... - изо всех сил сдерживая рвущееся наружу негодование, сквозь зубы прошипел я.
- Да, да, да... как быстро бежит время! Ну что ж, продолжим... - невпопад сказал он, как мне показалось, снова выпав на несколько мгновений из сознания и думая о чем-то другом, а потом вдруг опять включился и, поправив очки, продолжил: - А не задумывались вы, бесценный мой, о смене деятельности?
- А почему не о смене пола? - полюбопытствовал я.
- Смешно, - сказал он без тени улыбки, - но я имею в виду не вашу сексуальную, а литературную деятельность.
Психиатру, похоже, хотелось поговорить о литературе, как будто я не провел уже в больнице незаслуженные два дня и не сидел сейчас на привинченном к полу стуле в больничной пижаме. Словно вот только пришел к нему на экскурсию.
- Послушайте, Алексей Алексеевич, вы бы не могли говорить более ясно и откровенно. Я не понимаю, что вы имеете в виду! Вам мои романы не нравятся, что ли?!
Он пошевелил густыми бровями, поправил очки.
- Ладно. Если хотите, буду с вами предельно откровенным, но только вы пообещайте, что все что я вам сейчас скажу, вы будете воспринимать адекватно, и мне не придется вызывать санитаров со смирительной рубашкой. Учтите, у меня вот здесь, внизу, - он постучал пальцем по столу, - тревожная кнопка. Санитары вмиг прибегут и вас скрутят. Могут и дубиной дать! А то с вашим братом разное случается...
Что опять за "наш брат"? Я в недоумении пожал плечами, не зная, что на это ответить. Он посмотрел на меня внимательно, оценивая толи мою опасность, толи мою готовность к восприятию, и начал:
Глава 10
ЛЮДИ МИРА
- Как известно, психиатрия - наука точная: либо вы человек адекватный и можете жить в человеческом обществе, либо у вас отклонение, и вас нужно изолировать и лечить. Есть, правда, еще пограничная ситуация, когда человек находится, так сказать в преддверье безумия. Дверь в безумие ему уже открыта, и он может перешагнуть этот порог, а может остаться на границе... Но об этом мы можем поговорить как-нибудь в другой раз. Уже давно доказано, что литературные способности или даже просто тяга к написанию литературных произведений являются психическим отклонением, причем трудно излечимым отклонением, приравниваемым к паранойе или шизофрении. Как показывает история психиатрии, писатели являются социально опасными элементами и их нужно лечить, что мы и делаем с большим успехом. Я потом покажу способы, которые используются при лечении писателей. Только поймите правильно, мы не пытаемся лечить писателей, которые пишут книги, что называется, "на злобу дня" - детективчики там дешевые или любовные романчики, сценарии сериалов... эти люди, как правило, адекватные. Их задача ясна и понятна всем - заработать как можно больше денег. И они зарабатывают, не претендуя своими книжонками на место в истории литературы, они, так сказать, не пишут для вечности, а пишут для денег. Поверьте, места в вечности уже распределены. И никому не нужно, мой любезный Аркадий Семенович, чтобы туда влез какой-нибудь незапланированный сумасшедший писатель со своим "Преступлением и наказанием". Да и самому писателю это не нужно. А нужна ему достойная сытая жизнь, автомобиль, дача, квартира отдельно от тещи... Человеческая жизнь! Для этого и существует наше уникальное лечебное учреждение, готовое обеспечить писателям такую жизнь. Чтобы они не мыкались по углам нищими и голодными! А чтобы вы, дорогой Аркадий Семенович, не чувствовали себя одиноко, хочу заверить, что в нашей психбольнице собраны лучшие писатели страны, так что вам стыдно не будет, а даже наоборот почетно. В числе наших пациентов Виктор Пелевин, Владимир Сорокин, Семен Альтов, Александра Маринина, фантасты - Андрей Лазарчук, Мария Семенова... Да много, кто лечится, всех и не упомнишь. Кого-то мы уже, вылечив, выписали, например, Виктора Ерофеева - он сейчас вполне адекватен, передачу телевизионную ему доверили. Ничего не пишет! Таня Толстая, эффектная женщина! Тоже наш клиент... Но не всех, конечно, берем. Некоторые книжки свои приносят, иные штук по двадцать-тридцать несут. Мы почитаем-почитаем и посылаем их... домой. Ну, какие они писатели? Это лжеписатели. Ведь к нам в психбольницу попасть труднее, чем в Союз писателей. Знаете, какая въедливая приемная комиссия работает?! Гордитесь, что из моря графоманов выбрали именно вас.