— А что, если бы я была привязана? — поинтересовалась женщина.
— Тогда Ты уже не смогла бы уйти, — пожал я плечами.
— Я поняла, — улыбнулась она и, откинувшись на ремнях, приподняла колени закинула руки над головой и подсунула пальцы под широкие ремни.
Женщина призывно смотрела на меня.
— Я думаю, что в Тебе уже давно жила рабыня, а сейчас она просится наружу, — заметил я.
— Замечательно, — хрипло проговорила она. — Вы победили. Я умоляю взять меня.
Я молча разглядывал её.
— Вы находите меня привлекательной? — не выдержала она.
— Да, — кивнул я.
— Вы хотите меня?
— Да, — не стал я отпираться.
— Ну, так возьмите меня, — попросила женщина. — Я Ваша.
— Ты — свободная женщина. — Так что для меня было бы неподходяще подвергнуть Тебя настоящему использованию. Очевидно, мне придётся всё время контролировать себя, чтобы Ты была защищена и ограждена от столь мощного сексуального озарения и опыта. Ты не должна знать того, что значит находиться под господством мужчины. Для Тебя будет лучше, если Ты никогда не узнаешь этого. Это может изменить твою жизнь. Точно так же, лучше бы Тебе не познать ничего о беспомощной покорности, подчинение и полной сдаче на милость господина. Тебе трудно даже не представлять, куда могут завести такие знания. В целом Тебе лучше всего остаться на уровне поверхностных знаний о сексуальности, тех знаний, что присущи свободной женщине, не сознающей, что существует что-то глубже и шире этого.
Она стала смотреть на меня сердито.
— Если сложить всё сказанное, то я должен сделать вывод, что мне следует воздержаться от удовлетворения твоих потребностей, хотя и весьма реальных и неотложных.
— Вы что, думаете я буду уважать Вас за то, что Вы исказили Вашу мужественность, — отчаянно закричала женщина, — за то, что отрицаете её, за то, что притворились будто её не существует! В конечном счете, я буду только презирать Вас за измену самому себе! Неужели я хочу слишком многого, прося у мужчины честности? Если Вы не будете мужчиной, как я могу быть женщиной? Если бы я была мужчиной, то я была бы истинным мужчиной, и я никогда не предала бы своей мужественности! Это было бы драгоценно для меня! Я радовалась бы этому! И я учила бы женщин тому, что они должны быть тем, чем хотим мы, что, прежде всего, они должны быть женщинами! Я была бы беспощадна с ними! Я была бы их господином!
— Значит, именно этого Ты хочешь? — уточнил я.
— Да, — крикнула она, — без этого, мы не можем быть настоящими женщинами.
Я поднял один из ремней. Это был регулируемый по длине удерживающий ремень. Взяв руку женщины, я дважды обернул им её запястье, а затем, затянув, пропихнул имевшуюся на конце ремня своеобразную запонку в сквозь одно из маленьких отверстий, пробитых на небольшом расстоянии друг от друга по всей длине привязи. Очень удобно, и не нужны никакие пряжки. Обитательница полки, конечно, благодаря конструкции запонки и узости отверстия, не сможет освободиться самостоятельно. Она оказывается полностью беспомощной. Подобное устройство позволяет не только обездвижить невольницу, но ещё и позволяет мужчине легко и быстро наложить или удалить привязь.
— Если я наложу ремень на вторую руку, Ты станешь совершенно беспомощной, — предупредил я.
Она напряглась, но промолчала, и я, пристегнув её второе запястье, занялся ногами женщины.
— Попробуй освободиться сама, — предложил я.
Некоторое время она боролась, дёргая привязи, и пытаясь вывернуть руки.
— Я не могу, — наконец сдалась моя пленница, испуганно смотря на меня. — Я столь же беспомощна как рабыня.
Я полюбовался распростёртой на полке передо мной женщиной, вдруг ставшей чрезвычайно привлекательной.
— Что Вы делаете? — испуганно вскрикнула она, почувствовав, что мои руки занялись узлом державшим ткань на её бедрах.
— Собираюсь убрать твою одежду, если её можно так назвать, — спокойно посвятил я её в свои планы.
— Нет, — вдруг заартачилась она.
Но я не обращая внимания на её протест, развязал узел.
— Я закричу! — пригрозила женщина.
— Тогда я заткну Тебе рот, и это будет всё, чего Ты добьёшься своим криком, — усмехнулся я.
— Пожалуйста! — взмолилась она, задёргавшись на полке. — Я передумала! Отпустите меня!
— Слишком поздно для этого, — пожал я плечами.
— Пожалуйста, — захныкала она.
— Я всего лишь мужчина, — сказал я.
— Пожалуйста, — просила моя пленница.
— Нет! — отрезал я.
Поняв, что пощады не будет, она, с жалобным стоном, откинулась на широкие мягкие ремни и расслабилась. Ткань, доселе прикрывавшая её бёдра, была раскинута в стороны. Теперь между нами не осталось даже этой скромной преграды. Она осталась, как иногда говорят на Горе, по рабски голой.
Она, широко раскрыв глаза, смотрела, как я наклонился над ней и начал целовать и ласкать её, медленно двигаясь к животу женщины.
— Ой! — вздрогнула она, и через мгновение уже пыталась двигаться под моими губами, пытаясь направить меня к другим местам на её теле. Её движения были немыми, беспомощными призывами.
— О-о-о-оххх! — внезапно тихо простонала женщина.
— А сейчас, Ты должна сдерживать себя, — велел я ей. — Ты должна попытаться лежать не двигаясь.
— Я не могу сдерживать себя, — призналась она.
— Для меня ничего не стоит встать и оставить Тебя здесь, — предупредил я, и добавил: — оставить, как есть, в ремнях.
Она застонала.
— Ты не будешь двигаться, до тех пор, пока я Тебе не разрешу, — приказал я.
— Я попробую, — пообещала пленница.
И я продолжил нежно ласкать и целовать её тело. Она не шевелилась, но начала дрожать и стонать. На мгновение, прервав ласки, я взглянул на неё. Глаза женщины были дикими, умоляющими. Я положил руку на её живот и оценил, насколько он был напряжённым и горячим, я почувствовал, как под моей ладонью пульсирует её кровь и страсть.
— Не двигайся, — напомнил я ей.
— Нет, — простонала она, — нет!
А я продолжил ухаживать за её телом. Мои действия были теми, что могли бы быть причинены только женщине, которая была не более чем рабыней.
— Пожалуйста! — заплакала она. — Пожалуйста, я больше не могу! Пожалуйста!
— Хорошо. Ты можешь двигаться, — позволил я.
Она закричала и, казалось, взорвалась подо мной, рыдая от радости и беспомощности. Тогда она смотрела на меня дикими, не верящими в происходящее с ней, глазами, всё ещё сдерживаемая ремнями. И тогда я вошёл в неё и взял её отнюдь не мягко.
— Ой, — вскрикнула она. — Господи-и-ин! Госпо-о-оди-и-иннн!
Она расслабленно лежала на ремнях, нагая и совершенно беспомощная в наложенных мной путах.
— У меня есть дела, которыми мне следует срочно заняться, — объяснил я.
Действительно, мне пора было подумать о том, чтобы исчезнуть из Порт-Кара.
— Задержитесь, хотя бы на немного, — попросила женщина, закреплённая таким образом, что умолять это было всё, что она могла сделать.
Я, всё ещё лёжа рядом с ней, прижал её к себе и нежно поцеловал.
— Спасибо, — вздохнула она.
— Я думаю, что в Тебе живёт рабыня, — заметил я.
— Я знаю. Я давно знаю это, Господин, — прошептала она.
— Возможно, Тебе стоит задуматься о настоящем ошейнике, — улыбнулся я.
— Такие мысли мне хорошо знакомы, — призналась женщина. — У меня они возникли уже много лет назад.
— Должно быть, это трудный выбор для женщины, — предположил я. — Трудно выбирать между свободой и любовью.
Я поднялся с полки, и натянул свою одежду.
— У меня есть срочное дело, которым мне стоит заняться поскорее, — скорее себе, чем ей проговорил я, подвешивая кошель на пояс.
— Да, Господин, — сказала она.
Освободив её от мягких, но очень надёжных ремней, я любезно помог ей встать с полки.
— Спасибо, — поблагодарила она. — Вы очень любезны.
Я успел подхватить её, не дав опуститься на колени. В конце концов, она была свободной женщиной, по крайней мере, пока.
— Я Вам понравилась? — поинтересовалась женщина, опираясь на мою руку.
— Такой вопрос больше подходит рабыне, чем свободной женщине, — заметил я.
— И, тем не менее, я спрашиваю об этом, — сказала она.
— Это так важно для Тебя? — уточнил я.
— Да, — призналась женщина.
— Да, — кивнул я. — Ты мне понравилась.
— Замечательно! — обрадовалась она.
— Для свободной женщины, — добавил я.
— О-о-ох, — разочарованно протянула она.
— Конечно, Ты же не думала, что окажешься в состоянии конкурировать с рабыней, — сказал я. — У Тебя просто нет её опыта, её навыков, и Ты не прошла такого же обучения. Ты не знаешь, что это такое жить и терпеть рабский огонь в твоём животе. Ты понятия не имеешь, что такое полное подчинение, повиновение, служение, страсть и любовь. Тебя ещё никто не приучил любить свой ошейник.
— А если предположить, что я стала рабыней. Как Вы думаете, могла бы я стать хорошей рабыней? — вдруг спросила женщина.
— Ты очень быстро и сильно загорелась на полке, — отметил я. — Это — отличный признак.
— Вы думаете, со временем, я могла бы превратиться в настоящую рабыню?
— Да, — признал я, — и возможно, со временем, даже в превосходную.
— Это — весьма лестная похвала, — улыбнулась она.
— Ты должна носить хотя бы это, — сказал я, вручая ей короткий лоскут ткани, которой она прикрывала бёдра.
— Если мужчины увидят Тебя без этого, они могут излишне возбудиться, и Тебя могут просто изнасиловать и не один раз прямо на мостовой, прежде чем Тебе удастся покинуть площадь. Сегодня вечером здесь много пьяных мужчин, и они могут быть несдержанными. Врятли им придёт в голову исследовать твоё тело на предмет наличия клейма. Ты уже не раз успеешь поваляться на спине, пока они поймут свою ошибку.
Улыбаясь моим словам, она повязала ткань на бёдра.
— Прощай, Свободная Женщина.
— Я смогу увидеть Вас снова? — с надеждой в голосе спросила она.
— Это маловероятно, — предположил я.
— А Вы хотите узнать моё имя.
— Нет, — отказался я, — как впрочем, и Тебе нет необходимости знать моё.
— Я поняла, — вздохнула она.
— Это было всего лишь наваждение карнавала, — улыбнулся я.
— Понятно, — улыбнулась она в ответ.
— Счастливого карнавала, — пожелал я ей.
— Счастливого карнавала, — отозвалась она и, зарыдав, отвернулась и покинула меня.
Я смотрел ей вслед. Её тело было переполнено гормонами. Об этом мне сказало её тело, её красота, её поведение и рефлексы, продемонстрированные на полке. Она была откровенно женственной. Наконец её фигура затерялась среди гуляк. Я улыбнулся своим мыслям. Пожалуй, её тело примет решение о её судьбе за неё.
— Я вижу, что Вы заслужили благосклонность свободной женщины, — усмехнулся какой-то мужчина.
— Что? — переспросил я, решив, что он упомянул ту свободную женщину, что только что исчезла в толпе гуляк.
— Вот! — засмеялся он, указывая на шёлковую ленту в петельке моей одежды.
— А! — улыбнулся я. — Да, было дело.
Я посмотрел на ленту, про которую, признаться, уже и позабыл.
— Пага? — предложил он, протягивая мне свой бурдюк.
— Конечно, — согласился я, передавая ему свой.
— Должно быть это здорово, заслужить благосклонность свободной женщины, — заметил он.
— Таких счастливчиков как я, здесь несколько сотен, — усмехнулся я.
— У Вас особая лента, — сказал он.
— Увы, боюсь, даже в таком случае, я — всего лишь один из десяти.
— Один из пятнадцати, — зачем-то поправил он.
— Вот как! — удивился я.
— Именно так, — сказал он.
Я пожал плечами. В такую игру можно играть с любым числом лент и соперниц, но обычно начальное количество — десять.
— Счастливого карнавала, — пожелал он.
— Счастливого карнавала, — ответил я, поворачиваясь, дабы продолжить путь к пропускному пункту, где я должен предъявить свой обрывок пронумерованного квитка и получить назад сданное оружие. Толпы начали редеть, но площадь, по большей части, всё ещё была переполнена.
Внезапно я споткнулся, но устоял на ногах. Странно, вроде, не так уж много паги я выпил за этот вечер. Сделал ещё пару шагов, я упал на одно колено. Кажется, площадь сошла с ума и начала кружиться, раскачиваться и подпрыгивать подо мной. Я с трудом восстановил равновесие. А вокруг меня кружились маски и костюмы, которые, казалось, не замечали странного поведения площади.
— Что случилось? — откуда-то издалека долетел до меня чей-то голос.
— Паги перебрал, наверное, — со смехом ответил другой голос.
Я хотел встать на ноги, но лишь завалился на мостовую.
— Ну, сегодня это в порядке вещей, — сказал первый голос.
Вокруг быстро темнело. Я отчаянно пытался удержаться в сознании. Трудно было просто шевелиться. Даже язык не захотел меня слушаться.
— Маску на него, быстро, — скомандовал надо мной тихий голос, и я почувствовал, что на моё лицо опустилась карнавальная маска.
— Нет! — мне показалось, что я закричал, но ни одного звука не слетело с моих губ.
Меня подняли в вертикальное положение, и каждая из моих рук оказались на плечах мужчин.
— Что это с ним? — послышался ещё один голос.
— Пить надо меньше, — ответил уже знакомый голос.
— С ним всё в порядке? — поинтересовался голос.
— Да.
— Нет! — хотел закричать я, но не смог даже промычать.
— Может помочь? — предложил мужчина.
— Не надо, сами справимся, — сказал голос, по-видимому, одного из тех двух мужчин, что поддерживали меня под руки.
— Уверены? — уточнил мужчина.
— Да, гражданин, — сказал другой человек, державший меня. — Мы справимся вполне. Спасибо, не впервой.
Я скорее ощутил, чем увидел, что мы остались одни.
— В лодку его, вместе с другими, — властно приказал голос.
Женский голос!
Наконец, вокруг стало темно. Я потерял сознание.
3. Леди Янина
— Вот этого, в мой шатёр, — скомандовала женщина.
— Входи, — приказал охранник.
Наклонив голову, я вошёл в палатку. Непроизвольно я пошевелил кистями рук. На моих запястьях плотно сидели наручники, уже до крови стёршие кожу. Внутри я выпрямился.
Шатёр представлял собой натянутые на пяти шестах дорогие ткани. Интерьер был богато декорирован, по всему периметру висели гобелены, были расставлены различные необходимые в быту предметы, такие как кувшины, подушки, низкий инкрустированный стол, коробки и сундуки. Всё это богатство, вместе с материалом палатки и её шестами, было выгружено из большого, фургона с огромными колесами. Я, вместе с несколькими другими неудачниками, как и я одетыми в сбрую, тянул этот фургон последние два дня. Были ещё несколько других мужчин, прикованных цепью за ошейники позади фургона.
Три дня назад нас всех разбудили ударами древков копий.
— На колени, — скомандовал нам дюжий надсмотрщик. — Голову в землю! Вы в присутствии своей Госпожи!
Мы с трудом, извиваясь и дёргаясь поднялись на колени. Руки у всех были скованы за спиной. Почему-то от нас несло тухлой рыбой. А ещё мы были в ошейниках и цепью скованы между собой.
Внезапно, я понял, что кто-то стоит передо мной.
— Подними голову, — приказал знакомый властный женский голос.
Я выпрямился и посмотрел вверх. Лицо женщины была закрыто вуалью, а фигура под одеждами сокрытия, роскошными одеждами, надо признать, кстати совершенно несоответствующими тому открытому заросшему травой месту в котором я оказался. Быстрым взглядом, осмотревшись по сторонам, я отметил, что охранников только пятеро. Я почувствовал, как её тарларионовый хлыст прижался к моей щеке, указывая, что я должен держать голову вперед. Потом он переместился и нажал на мой подбородок снизу. Я, подчиняясь давлению хлыста, задрал голову ещё выше, глядя в глаза женщине.
— Так-то лучше, — усмехнулась она, пристально разглядывая меня. — Ну что ж, кажется, что я победила в игре в благосклонность.
— По крайней мере, пока, — заметил я.