Так и не дождавшись того, что королева соблаговолит позавтракать, Шут вышел из комнаты, а уже через минуту вернулся с привычной камерой, установил ее на привычном месте и привычно вернулся к кровати. Это могло значить лишь одно. Королева судорожно вздохнула и тихо заплакала. Беззвучно и сдавлено, будто даже в таком положении все еще стеснялась слез, все еще пыталась выглядеть сильной, пусть и понимала, что все это бесполезно. Возможно, дай она волю своим эмоциям, ей бы стало легче. Но она не могла. Она всегда все держала в себе. Всю свою жизнь. И именно этим в свое время и привлекла к себе внимание Шута.
Каждое действие слуги, тем временем, сопровождалось до боли знакомой холодной улыбкой, от которой королеве всегда становилось страшно, пусть она и не признавалась в этом даже самой себе. Камера начала записывать. Шут без стеснения забрался на кровать и без труда разложил королеву на матрасе так, чтобы разглядеть ее можно было во всей красе. Она даже немного сопротивлялась, насколько хватало сил, попеременно всхлипывая и вздрагивая, когда ощущала прикосновения Шута на своей шее, животе и бедрах. Ноги не слушались свою хозяйку, зато подчинялись ее слуге, который выудил из-за пояса веревку и в два счета привязал щиколотки девушки к ее бедрам, а затем раздвинул ее длинные худые ноги так широко, чтобы камера смогла запечатлеть Все. Королева глухо выдохнула. Сколько бы ее не снимали, сколько бы извращений не делали с ее телом, привыкнуть к этому было невозможно.
- Ну же, не будьте так холодны со мной, госпожа, – прошептал Шут пленнице в самые губы, усаживаясь между ее ног и всматриваясь девушке в глаза. Он делал так каждый раз, желая уловить в ее взгляде отчаянье или страх, но ни того ни другого не получал. Пусть ярко-голубые глаза блондинки были наполнены слезами, взгляд ее был злой и по-прежнему высокомерный.
- Ничтожество! – прошипела она, попробовав пнуть своего насильника коленкой в плечо, но удар оказался очень слабым и вряд ли хоть чем-то повредил ее слуге. Шут улыбнулся, как улыбаются воспитатели детских садиков, спокойно и даже ласково, затем облизнул указательный и средний пальцы и их влажными подушечками начал мягко массировать ее клитор, заставляя его твердеть и приобретать насыщенно-бордовый оттенок из-за приливающей к этому месту крови. Королева, тихо выругавшись, попробовала ударить слугу повторно. Тогда он резко навалился на девушку и начал тереться о ее клитор уже пахом. Это было неприятно и больно, но терпимо. Королева знала, что это только начало, а самое «интересное» ждало ее впереди.
Не прекращая тереться, Шут ловко изогнувшись, начал нежно облизывать плоский живот королевы, медленно добрался до небольшой груди и помассировал молочные соски, своими прикосновениями заставляя их затвердеть. Мимолетные ласки действительно были приятны физически, но при этом вызывали у королевы жуткое отвращение. Она знала, что каждый раз Шуту было важно, чтобы она возбудилась, но довести девушку до этого состояния самостоятельно у него не получалось, поэтому заканчивалось все неизменно горьким поцелуем, вследствие которого в ее рот попадала маленькая таблетка. После нее и наступал настоящий кошмар. Наверняка это было что-то из разряда афродизиаков, потому что королева тут же становилась мокрой, и тело предательски отзывалось на все, что бы ни делал Шут. Этот наркотик в десятки раз увеличивал чувствительность королевы. Но работал он не только в плане удовольствия, но и в плане боли.
Как девушка и думала, тратить слишком много времени на предварительные ласки Шут не собирался, уже через пару минут он припал к губам королевы и протолкнул своим языком ей в рот противное лекарство. Пленница смиренно проглотила таблетку, понимая, что если не сделает этого, будет только хуже. Наркотик подействовал почти моментально, создавая в голове королевы некую легкость и затуманенность, а все тело превращая в одну цельную эрогенную зону. Под влиянием наркотика чувственные поцелуи Шута уже не казались такими противными, ровно как и пальцы, что ласкали ее грудь. Внизу живота внезапно стало очень горячо, все тело девушки покрыла холодная испарина, дыхание сбилось, а взгляд потух. Увидь она себя со стороны, и королева пришла бы в ужас. Цельная маска полного равнодушия, что покоилась на ее лице, у любого нормального человека вызвала бы панический страх. Лишь Шут, по-прежнему улыбаясь, насиловал свою жертву, облизывая уши и шею своей королевы, кусая хрящики и ее ключицы и оставляя на светлой коже яркие засосы. Сквозь неприятные ощущения в районе лобка, все больше проскальзывали оттенки удовольствия, которые появлялись, конечно же, под влиянием наркотика, из-за чего с побледневших губ госпожи то и дело слетали холодные, безэмоциональные стоны. Шута они безумно возбуждали, поэтому слуга терся о девушку куда интенсивнее, иногда издавая тихие стоны и фырканья и от перевозбуждения беспощадно кусая грудь королевы до крови. Укусы были особенно неприятны, когда зубы Шута смыкались на ее сосках. Обычно он был более или менее аккуратен с самыми чувствительными зонами, но сегодня не особенно церемонился. Королева, запоздало реагируя на боль, хныкала, но продолжая находиться под дурманом наркотика, не особенно понимала, что в действительности ощущает и из-за чего собственно по ее щекам текут слезы.
Вдоволь поглумившись над грудью пленницы и оставив на ней несколько особенно глубоких и теперь кровоточащих ран, Шут снова припал покрасневшими от крови губами к губам королевы, запуская тонкие пальцы в ее длинные волнистые волосы и безжалостно выдирая их. Одновременно с этим слуга толкнулся в девушку последние несколько раз, резко выгнулся и, вздрогнув всем телом, захлебнулся в собственном стоне.
«Как странно, – сквозь затуманенное сознание подумала королева, – Он кончил, хотя у него даже не встал? – думалось ей, – у него вообще, кажется, не встает, ведь сам он ни разу меня не…»
Шут слез с девушки, тяжело дыша и подрагивая. Его дыхание сбилось, а капюшон с тремя длинными хвостами с бордовыми помпончиками на их концах съехал еще ниже, закрыв лицо слуги окончательно. Возможно это и к лучшему. Наконец-то королева перестала видеть его улыбку. Как ни странно, но от этого ей стало намного легче и даже спокойнее. Слуга тем временем подошел к большому подносу, поднял полукруглую крышку, которой был закрыт завтрак и из небольшой корзинки, которая неизменно всегда стояла по соседству с блюдами для королевы, вытащил большой черный вибратор.
«Наверное, он импотент!» – пришла к выводу девушка и нервно захихикала.
Слуга, не обратив на это хихиканье никакого внимания, не колеблясь, облизнул сначала самый кончик искусственного члена, а затем начал обильно покрывать своей слюной его толстый ствол. Делал он это умело, и явно смакуя, облизывал старательно и с вкусным причмокиванием. Наблюдая за всем этим, королева невольно возбудилась сильнее, и даже поймала себя на мысли, что хочет ощутить этот предмет внутри себя. И Шут не заставил ее долго ждать. Вдоволь наигравшись с «игрушкой», слуга приставил головку искусственного члена к истекающему смазкой влажному влагалищу девушки и вогнал предмет до основания одним резким сильным движением, не беспокоясь за то, что может повредить нежные ткани пленницы, и не нежничая с королевой. Девушка тут же пожалела о своем желании познакомиться с вибратором поближе, взвыла и выгнулась от жгучей боли. На глазах ее выступила новая порция слез. Пальцы вцепились в матрац с такой силой, что побелели костяшки.
Не успел пройти первый приступ кошмарной боли, как вибратор из нее аккуратно извлекли, а затем вогнали повторно. И снова. И опять. И еще. Заставляя кричать и молить о смерти, шипеть проклятья и думать о том, когда же закончится этот кошмар. Но даже в таком состоянии королева заметила, как рука Шута в какой-то момент нырнула в его штаны.
«Дрочит, сука? Он дрочит, причиняя мне такую боль?!» – девушка вновь взвыла, но кажется больше от обиды, чем от боли. Ну почему она такая слабая? И тупая?! Почему не обратилась в полицию еще тогда, когда впервые столкнулась с ним?!
Потому что он показался интересным…
Она же знала, что он ненормален?!
Но это в нем и привлекало…
Она же чувствовала исходящую от него опасность?!
И сходила от этого с ума…
Так почему же? Почему в результате все получилось именно так?!
- Потому что дура… – прошептала королева себе под нос, чувствуя, как ей становится хуже, перед глазами все плывет, а к горлу подкатывает комок. Жуткая боль мерно наполнила собой девушку до краев, превратив ее в соломенное чучело, напичканное гвоздями и динамитом, который вот-вот должен был рвануть. Матрас под королевой меж тем стал влажным от крови, что уже сочилась из ее влагалища. Она пачкала грубую ткань, впитываясь в и без того грязный и от и до заляпанный кровью матрас. От него исходил жуткий запах, который пленница давно перестала ощущать, но сейчас, когда свежая кровь попала на грубую ткань, девушка вспомнила, насколько отвратительна ее кровать. Раньше бы она никогда не позволила себе даже просто жить по соседству с подобной вещью, но теперь даже при большом желании не смогла бы с нее слезть.
После контрольного особенно болезненного толчка, садист, наконец, извлек из девушки свое орудие пыток и покрутил его в руках. Силиконовый член приобрел красноватый оттенок и теперь блестел на свету от обильной влаги. Насильник наклонился к нему ближе и втянул ноздрями исходящий от него запах крови, смешанной с запахом самой королевы, а затем начал поспешно слизывать с вибратора ее кровь. Королеву, что невольно увидела это, чуть не стошнило от подобного зрелища, и она поспешно отвернулась, ощущая, что первостепенный дурман от наркотика отступает, и реальность вновь начинает давить с кошмарной настойчивостью и настырностью. Ей уже было все равно, когда руки Шута вновь оказались на ее коленях. Слуга одним ловким движением перевернул королеву на живот, заставив ее сесть на колени и вжав ее миловидное личико в матрас. Девушка вновь ощутила головку силиконового члена, но уже у своего заднего прохода. Здесь пленница не выдержала, и даже осознавая, что ничем себе не поможет, все же тихо-тихо прошептала:
- Не надо…
Вибратор проник внутрь хрупкого тела, раздирая только-только восстановленные после прошлого насилия ткани, причиняя жуткую боль и заставляя свою жертву кричать в голос. Болезненные толчки не прекращались до тех пор, пока искусственный член не оказался в девушке полностью. Лишь тогда Шут оставил ее в покое. Он слез с кровати, взял небольшой фотоаппарат, что так же всегда лежал в той самой треклятой корзинке. Далее следовала небольшая фотосессия, в процессе которой Шут несколько раз переворачивал и менял позы девушки, не заботясь по поводу того, какую боль она при этом испытывает. Ей было стыдно. Ей было невыносимо плохо. Она хотела умереть. Но еще больше желала смерти этому подонку.
Словно бы услышав ее мысли, Шут, внимательно вглядываясь в глаза жертве, нажал на маленькую кнопку на искусственном члене, и тот завибрировал. Тихий скулеж со стороны королевы оставил Шута равнодушным. Он лишь усмехнулся, вытащил из кармана тонкую прозрачно-бежевую перчатку, закатал рукав и натянул ее на правую руку. Королева даже думать не хотела о том, что же слуга собирается делать дальше. Хотя действия Шута и стали для нее очевидными, как только пальцы руки, облаченной в перчатку, начали аккуратно массировать ее припухший клитор, доставляя мимолетные приятные ощущения, что тут же утопали в бесконечной боли. Когда в девушку проник указательный палец, она его почти не ощутила. Когда присоединился второй, доставило дискомфорт. От трех пальцев было уже больно. Четыре – прибавили к и без того невыносимой боли жуткую резь.
Когда вся кисть Шута оказалась в ее влагалище, королева уже поняла, что жить ей осталось недолго. Да, именно. Это конец. Ее муки должны были вот-вот закончиться. Но перед смертью девушке было суждено испытать самую кошмарную боль за всю ее жизнь. Искусственный член все еще вибрировал внутри ее тела, когда рука Шута пусть и осторожно, но все же крайне болезненно начала проникать все глубже в королеву, касаясь пальцами внутренних органов, сжимая их и заставляя девушку уже не кричать, а тихо скулить. От криков ее голос охрип. Из остекленевших глаз все еще шли слезы. С уголков губ стекала слюна. Пальцы Шута вцепились в плоть жертвы и резко рванули на себя. Последний крик был истошным, но очень тихим, а немой ужас так и застыл в глазах уже мертвой девушки.
- Моя королева… – прошептал Шут, извлекая свою окровавленную руку из разорванного влагалища своей пленницы, – Прощайте…
Найт проснулся, без охоты открыл глаза и огляделся.
Странное чувство…
Немного поразмышляв, парень понял, что отлежал себе одну руку. Точнее отлежал ее ему рыжий-рыжий-конопатый, который, вцепившись в несчастную конечность своими двумя и уткнувшись в нее носом, дрых без задних ног.
Невыносимо странное чувство…
Найт, стараясь не разбудить Дэя, осторожно освободил руку из его объятий, сам сел на кровати и огляделся повторно, словно бы не понимая, где он находится. Пусть в этой квартире брюнет жил уже довольно длительное время, почему-то сейчас она казалась ему совсем чужой и тусклой. И эти журналы, что валялись на журнальном столике, никогда не были Найту интересны, и вон та ваза кажется до ужаса уродливой, и почему в комнату попадает так много солнечного света? Это же уму непостижимо!
Брюнет поспешно слез с кровати и занавесил все окна. Шторы оказались светлых тонов и слишком тонкие, чтобы полностью поглощать попадающий в комнату свет, что разозлило Найта еще больше. И зачем только он повесил подобные шторы в свою комнату?
- Какая-то чертовщина, – пробормотал себе под нос парень, потерев виски и пытаясь собраться с мыслями. Получилось плохо. Тогда Найт добрался до ванны, включил холодную воду и без промедлений сунул голову под струю ледяной воды. Как ни странно, но помогло. Мысли, что роились в его голове, стали более четкими и последовательными, быстренько складываясь в одну четкую картину, от которой по спине парня побежали холодные мурашки.
«Постойте… так я же…» – ахнул он мысленно. Вслух же сказать что-либо он так и не решился. Вместо этого брюнет размотал свою шею и руку. На руке по-прежнему ничего не было, хотя болеть она и не прекращала. Правда, теперь эта боль казалась чем-то почти родным и совсем не из ряда вон выходящим. Очертания на шее так же Найта больше не пугали. Потому что теперь он знал Всё.
«Глупость… как такое могло произойти… как я мог?...» – обдумывая все это, парень буравил взглядом собственное отражение, и оно ему отвечало тем же.
«Произошли какие-то сбои? Никогда раньше я о подобном даже не слышал, – размышлял Найт, чуть хмуря лоб, – чтобы все получилось так внезапно… я мог и спятить… но не спятил… а это главное. Но все же… это странно. Но и на руку мне. Я могу победить прямо сейчас. Или сказать о возникшей ошибке? Нет… Наоборот, надо поскорее выйти, до того как кто-либо заметит ее! Об ошибке будет куда выгоднее умолчать. Верно же?»
- Верно же? – повторил он вслух, и отражение лишь пожало плечами. Почему бы и нет – говорил этот жест. Что ж.
Найт вздохнул поглубже и вернулся в комнату. Рыжее чудо уже проснулось и растерянно оглядывалось по сторонам в поисках Найта. Не обнаружив его, на его конопатом лице всего на секунду проскользнул страх и тревога, но почти тут же брюнет был замечен и рыжий, искренне этому обрадовавшись, кинулся к нему:
- Как ты себя чувствуешь? – с ходу спросил он.
«Черт, а он здорово играет. Я даже готов поверить в то, что он действительно беспокоился. Хотя… чушь какая,» – хмыкнул Найт мысленно.
- Послушай, – тем временем произнес он вслух, – я не люблю тебя. Более того, ты мне даже не нравишься. Ты не красив, не умен, и что-то в тебе меня настораживает, наши отношения не могут продолжаться. Так что прости, но не мог бы ты уйти?
Рыжий на секунду встрепенулся, а затем смачно выругался, но Найта это уже не беспокоило. Все вокруг него поплыло и начало медленно растворяться в пространстве. Тело же его словно подцепил какой-то невидимый крюк, который с поразительной силой и скоростью потащил парня куда-то вверх, а в следующую секунду вспышка, свет софитов, и мужчина в синем камзоле, голубом цилиндре и с прозрачным зонтиком в руках воскликнул: