Дождавшись окончания молитвы, фройлен Зибих хлопнула в ладоши.
- Всё! Едим, свиньи!
К рису прилагался кусок серого хлеба, и в завтраке это считалось самым первым лакомством, потому что его можно было припасти на будущее и потом, особенно корочку, посасывать в свое удовольствие в любую свободную минуту.
Хлеб Димка сразу спрятал под майку. Многие сделали то же самое. Потом застучали ложки. Алюминий по алюминию.
- Едим! - повторила фройлен Зибих.
Еду полагалось тщательно пережевывать, но Димка давно заметил, что пережевывать с голоду не шибко получается. Ложка, другая, всё. Как ни приноравливайся, твоя порция уже проскользнула в пищевод и зыбким теплом опустилась в желудок. Ещё и секунды тикают, торопят.
- Пьём!
Димка торопливо заглотнул компот из кружки. Что-то противное, волосатое прокатилось по языку, вызывая рвотные позывы, но Димка, пересилив себя, протолкнул эту гадость в горло и запил новым глотком.
Фройлен Зибих щёлкнула кнопкой секундомера.
- Встаём!
Дети встали, держа подносы в руках. Три порции так и остались не тронутыми. Димка едва успел ухватить хлеб для Лёшки.
- Сдаём подносы!
Гусеницей-многоножкой приютские потянулись к никелированной кювете-ванне на колёсиках, поставленной у окна. Подносы забрякали, ныряя внутрь. Толстый небритый повар вышел из помещения кухни и остановился у стойки, ковыряя пальцем в носу.
- Что нужно сказать за завтрак? - спросила, заметив его, фройлен Зибих.
- Danke! - вместе со всеми прокричал Димка. - Danke, Herr Gans!
Повар захохотал, тряся животом под грязным халатом.
- Wieviel, Gans? - указала на детей фройлен Зибих.
Ганс показал три пальца.
- Gut. - Фройлен Зибих обежала подопечных глазами. - Резников. Шмерц. Сеутов... Нет, Алыкаев вместо Сеутова. Помогаете господину Гансу сегодня на кухне, делаете, что он прикажет. Ясно?
- Да, - ответили названные.
- Komm! - махнул им рукой повар.
- Остальные - строимся в коридоре и идем в общий зал. Живее!
Фройлен Зибих отвесила подзатыльник замешкавшемуся мальчишке. Приютские заторопились. Подталкиваемый сзади, Димка вылетел из кухни, плечом стукнулся о кафель и едва не потерял прижатые локтем куски хлеба. Олежка Змиев подал ладонь.
- Быстрее!
Пара к паре, дети поспешно сформировали колонну. Фройлен Зибих прошлась из головы в конец строя, удовлетворенно кивая. Чей-то кусок хлеба брызнул крошками под ее каблуком. Воспитатель отпихнула его в кухонные двери.
- Криворукие ублюдки! За мной!
Она пошла впереди, раздраженно выстукивая по бедру кончиками пальцев.
Колонна миновала лестницу наверх, потом, как за Матушкой-Гусыней, свернула за фройлен Зибих налево, под изображение фюрера. Стены украсили фотографии в рамках, где доблестные немецкие войска вместе с союзниками итальянцами и французами позировали на фоне разбомбленных, лежащих в руинах ленинградского Эрмитажа, московского Кремля, казанского Кремля, а также на фоне больших астраханских осетров.
Еще были военные фотографии, полные огня, дыма, подбитой советской техники, чумазых солдат и мертвецов, похожих на незначительные детали черно-белого пейзажа. Димка с Лёшкой успели изучить их все.
"Смотри, как улыбаются, - шептал Лёшка, - сволочи, покорители мира. А Челябинск не взяли, веришь?"
Димка верил.
- Schneller!
Они все вошли в холодный зал. Окна были открыты, стылый весенний воздух протекал с улицы, шевелил занавески. На пустыре через дорогу, за оградой из колючей проволоки, копались в битом кирпиче несколько человек в полосатых робах. За ними, покрикивая, лениво присматривал молодой полицейский. Копались лагерники еле-еле, словно преодолевая сопротивление каких-то незримых, злобных сил, ходили осторожно, неуклюже, и даже тачку возили так, будто она может развалиться от любого непродуманного движения.
Лагерь военнопленных был расположен недалеко от города. Димка узнал это, когда в приют под охраной очкастого "капо" пришли четыре худых мужика и за день смастерили двухъярусные койки для второй палаты из привезённых на грузовике досок.
Улучив момент, Димка спросил их, не знают ли они Сеутова Владимира Сергеевича, но мужики только покачали головами.
- Нет у нас такого, - тихо произнес один. - Может, в Оскольцево? Туда с осени многих распределяли.
- Папка твой? - хрипло спросил другой, весь морщинистый, но с ясными, молодыми глазами.
Димка кивнул, но больше им пообщаться не удалось - "капо" вышел из туалета, и Лёшка, сигналя, громко запел: "Im Wald, im grünen Walde".
Все, что Димка ещё смог, - это бросить в подставленные заскорузлые ладони припасённую хлебную краюху.
В зале стояли три стола, за которыми сидели рыжеволосая фрау Плюмм, заведующая прачечной, полный, тучный херр Оффельд, отвечающий в приюте за работы на свежем воздухе, и незнакомый высокий господин в чёрном мундире унтерштурмфюрера. Брезгливо кривя губы и демонстрируя собравшимся свой орлиный профиль, унтерштурмфюрер смотрел в окно. Ему, видимо, не нравилось мелькание полосатых роб за окном, но поворачивать голову он тоже почему-то не спешил - возможно, Димка и прочие дети не нравились ему ещё меньше.
Также в зале находились фрау Доггель и Олаф.
Фройлен Зибих вытянула руки по швам и, зыркнув на подчиненных, прямая как палка, направилась к своей начальнице.
- Фрау Доггель! Дети на утреннюю поверку явились! - она махнула рукой в коротком приветствии. - Разрешите произвести пересчёт?
Фройлен Зибих, видимо, смущал унтерштурмфюрер, потому что раньше Димка такого формального обращения не слышал.
- Разрешаю, - отозвалась фрау Доггель, качнув пепельным гребнем причёски.
Фройлен Зибих прошла мимо Димки, считая настороженных приютских по головам. Развернулась, прошла снова.
- Тридцать, фрау обер-эрциер!
- А остальные?
- Трёх взял Ганс, - отрапортовала фройлен Зибих. - Двое в карцере, один - в медпункте.
- Ах, ja, - фрау Доггель кивнула и повернулась к малолетнему контингенту. - Heute, - сказала она, - вы разделитесь на три группы. Одна будет занята в прачечной, с другой херр Оффельд проведёт занятия по растениеводству. Третья под моим присмотром займётся уборкой помещений. А ещё двух человек возьмёт херр Сломак.
Унтерштурмфюрер, не оборачиваясь, в подтверждение её слов слегка наклонил голову.
- Фрау Плюмм, начинайте, - сказала обер-эрциер.
Фрау Плюмм прочистила горло.
- Кхм... Барабанофф.
- Я, - отозвался мальчишка.
- Сюда, - показала на пустоту рядом со своим столом фрау Плюмм.
- Буйкофф, - прочитал по бумажке херр Оффельд.
Максим Буйков молча встал у стола херра Оффельда.
- Волькоф.
- Извицкий.
Общий строй редел. То справа, то слева от Димки отходили к столам тихие, худые мальчишки и, молча развернувшись, вставали там.
- Alles, - сказала фрау Плюмм.
- Я тоже, - кивнул херр Оффельд, пряча список в карман мятого пиджака. - Деффять тшеловек.
Он тяжело поднялся.
- Ничего нет лутше, - сказал он детям, своим произношением вызвав ещё больший изгиб губ у унтерштурмфюрера, - чем свежий фоздух и arbeit. Согласны?
- Да, херр Оффельд!
- Wunderbar!
Отобранные приютские потянулись за херром Оффельдом в коридор. Фрау Доггель смотрела на них с умилением.
- Мы хорошо заботимся об этих детях, - сказала она военному гостю. - Но мы строги. Их дело - постигать науку служения немецкому народу. Фрау Плюмм, вы тоже свободны.
- Да-да.
Заведующая прачечной вывела свою группу из зала.
- Итак, - сказала фрау Доггель оставшимся детям. - Я, кажется, обещала маленький сюрприз. Он, правда, касается не всех.
- Они совершенно не умеют работать, - громко произнёс вдруг унтерштурмфюрер.
- Что? - меняясь в лице, обернулась обер-эрциер.
- Я говорю про военнопленных, - унтерштурмфюрер перевёл на фрау Доггель взгляд своих ледяных глаз. - Так они ещё полгода будут разбирать эти развалины.
- Ах, вы про этих, что через дорогу!
В голосе фрау Доггель прозвучало облегчение.
- А вы думали я про детей? - усмехнулся унтерштурмфюрер.
- Мы здесь ничего не можем сделать, - затараторила фройлен Зибих. - Можем разве что написать господину коменданту или в stadtdienst...
- Но Бог знает, кого пришлют ещё, - добавила фрау Доггель.
- Ладно, - херр Сломак хлопнул по столу ладонями, - это всё лирика. Они или сдохнут сами, или о них позаботятся другие.
Он достал из нагрудного кармана бумажный прямоугольник, вчитался, играя желваками. Потом поднял глаза на фрау Доггель.
- Здесь написано Дитмар Сойтов и Алекс Грочев.
- Вот! - Фрау Доггель вытолкнула Димку вперёд, к столу. - Это тот, кто вам нужен. Дитмар Сеутов. Не Сойтов. Дикие фамилии, там, наверное, неправильно написано.
Унтерштурмфюрер посмотрел на Димку.
- Дитмар?
- Ja! - крикнул, вытягиваясь, Димка.
- А второй?
Фрай Доггель покашляла.
- Дело в том, херр Сломак, что Алекс Грошев за своё поведение был отправлен в карцер и, согласно инструкции...
- У меня здесь, - оборвал её унтерштурмфюрер, кивая на бумажку, - два имени. Будьте добры предоставить двух мальчиков. Двух.
- Мы можем заменить Грошева другим мальчиком.
На щеках унтерштурмфюрера, как бутоны, расцвели злые, красные пятна.
- Вы думаете, я не знаю... - он, морщась, повёл плечом, словно оно неожиданно выстрелило болью. - Думаете, я могу привести другого мальчика? Должны быть Сеутов и Грочев. Вам понятно, обер-эрциер Доггель? Это не мой запрос. Это запрос сына оберштурмбаннфюрера Ватцке, при котором я временно состою в подчинении. Как только разрешат врачи, тут же отправлюсь на фронт под Молотов. Поэтому мне не интересны ваши проблемы. Вам хватит пяти минут доставить мальчика сюда?
- Да, херр унтерштурмфюрер! Эрика!
- Уже бегу!
Фройлен Зибих, стуча каблуками, вылетела из зала.
За окном прогудел автомобиль, встал задним дощатым бортом к проволочному ограждению, два тощих парня в полицейской форме с натугой спустили вниз сорокалитровый бидон. Заключенные столпились рядом, протягивая мятые миски.
- Их ещё и кормят! - возмущенно фыркнул унтерштурмфюрер.
Вид за окном окончательно утратил его доверие, и он стал разглядывать Димку.
- Ты откуда?
- Поволжье! - ответил Димка.
Отвечать нужно было громко и чётко, как всякому, кто имеет власть спрашивать.
- Сталинград? - прищурился херр Сломак.
- Самара!
- Ненавижу Сталинград.
- Жуткий город, - согласилась фрау Доггель. - Триста тысяч погибших.
Унтерштурмфюрер грохнул по столу кулаком так, что несколько оставшихся мальчишек вздрогнули.
- Но мы разнесли этот чёртов город в пыль! - Ледяные глаза его, казалось, высверливали в Димке дыру. - Мы раскатали его танками Клейста и Гота! Мы пронзили его армиями Паулюса и Зальмута! Он перестал существовать, а на его развалинах мы расстреляли десять тысяч русских ублюдков, не разбирая военные они или гражданские.
- Слава Германии! - выкрикнула фрау Доггель.
Унтерштурмфюрер, успокаиваясь, кивнул.
- Да. Слава Германии. Дитмар, - спросил он, - а ты знаешь Вильгельма Эберта?
- Нет, - мотнул головой Димка.
- Ты врёшь, маленький негодяй, - сказал херр Сломак. - На прошлой неделе ты был у него в помощниках в детском саду.
- Я присматривал за Вилли, - сказал Димка, - никакого Вильгельма Эберта я не знаю.
Унтерштурмфюрер фыркнул.
- Славяне на удивление тупы. Вилли и есть Вильгельм.
Он хотел добавить что-то ещё, но тут, толкнув двери, в зал быстрым шагом вошла фройлен Зибих, ведя за собой мрачного, глядящего исподлобья Лёшку.
- Вот, херр унтерштурмфюрер, - она поставила своего спутника рядом с Димкой, одёрнула сбившуюся майку, - это - Грошев.
Херр Сломак вскинул бровь.
- За что он сидел в карцере?
- Вступился за своего товарища.
- Это похвально.
- Это нарушение дисциплины, - сказала фрау Доггель.
- Возможно. - Унтерштурмфюрер не был настроен спорить. - Я забираю их до восемнадцати ноль-ноль. Они будут сопровождать, как младшие товарищи, как прислуга, немецких детей в местный Императорский музей Победы.
Фрау Доггель обернулась к мальчишкам у стены.
- Видите? - сказала она им. - Кто хорошо проявляет себя в работе, тот получает возможность приобщиться к культуре Рейха и лично узреть торжество германского гения, воплощенного в полотнах и в скульптурах.
- О, нет, - улыбнулся унтерштурмфюрер, - сейчас водят на темпорамы.
- Куда? - спросила фрау Доггель.
- Zeitrahmen. Темпорама. Изобретение Густава Борнхаузена. Не слышали? Под темпорамы сейчас отвели весь большой зал.
Обер-эрциер смутилась.
- Честно говоря, херр унтерштурмфюрер, мы здесь, на периферии, бывает, даже пакеты из Управления получаем с двухнедельным опозданием.
- А "Volkischer Beobachter"?
- Последний номер был за второе марта.
- А сейчас одиннадцатое, - унтерштурмфюрер покачал головой. - Плохо у вас почтовая служба работает, - сделал вывод он.
- Говорят, партизаны пошаливают, - сказала фройлен Зибих.
- До сих пор? - удивился гость. - Странные дела.
- Фронт быстро ушёл на восток.
- Это да, уж мы рванули, - унтерштурмфюрер поднялся. - Так вот, в номере за седьмое число есть замечательная статья об этих темпорамах. Обязательно прочитайте. Фюрер, говорят, был ими очарован. Это на самом деле очень интересно. Как бы статическое окно в прошлое, создаваемое и удерживаемое электромагнитным полем.
- Но зачем?
Унтерштурмфюрер с некоторым сомнением посмотрел на фрау Доггель, задавшую вопрос.
- Вы не хотите увидеть стоянку первых ариев? Или Зигфрида, победителя Нибелунгов, пирующего на свадьбе Гюнтера и Брунхильды? Или нашего божественного фюрера в тот момент, когда Гинденбург провозгласил его канцлером?
- Ах, конечно! - покраснев, заверила херра Сломака обер-эрциер. - Если это возможно...
- Возможно, - сказал унтерштурмфюрер. - Детей приоденьте только. Я буду ждать их на улице, мой "хорьх" стоит на углу.
- А распоряжение?
- Пожалуйста.
Унтерштурмфюрер полез ладонью во внутренний карман мундира и достал сложенный вчетверо листок. Фрау Доггель, развернув, внимательно его прочитала.
- Устраивает? - спросил херр Сломак.
Фрау Доггель кивнула.
- Более чем. Олаф, - распорядилась она, - проводи детей в палату, пусть оденутся, штаны, куртки. Там же нет необходимости раздеваться? - спросила она унтерштурмфюрера.
- Нет, - сказал тот, выходя.
Олаф взял Димку и Лёшку за руки. Он был сильный, и за ним пришлось поспевать на цыпочках. Вскрикнешь - Олаф или пальцы до боли сожмёт, или ещё что-нибудь придумает. Ущипнёт, например. Это, как говорит фрау Доггель, воспитательный момент. Не кричи, не реви, молчи. Плохо, что хлеб в коридоре у Димки выпал, не уследил он за ним.
Скандинав едва ли не протащил их по лестнице, швырнул в проход.
- Отеват-ться!
Мальчишки кинулись к шкафчикам у дальней стены.
- Ненавижу! - успел тихо прошептать Лёшка.
- Кого? Олафа? - спросил Димка, натягивая штаны.
- Всех их.
- Я тоже.
Рубашка. Куртка. Всё равно холодно. Сев прямо на пол, Димка принялся обуваться. Тонкие шнурки на потертых, с чужой ноги, ботинках так и норовили завязаться в узелки. Димка засопел. Лёшка опустился рядом.
- Может, сбежим по дороге? - дохнул он в ухо другу.
- Надо же знать, куда, - сказал Димка, пытаясь сложить из шнурка крыло бабочки.
Отец ему показывал, учил. Как раз перед тем, как уйти в армию, посадил к себе на колени и, тепло обдувая дыханием макушку, принялся объяснять:
- Смотри, Митька, пропускаем один конец под другим, сгибаем петелькой, охватываем вторым и продеваем снизу. Видишь? Получается словно бабочка.
Димка ещё смеялся.
А отец говорил, что теперь уже ему, Митьке, заботится о маме и такие вещи, как мыть посуду или завязывать шнурки, точно уж придётся делать самому.