Вейсборд настаивал на личной встрече, и в мае 1932 г. эти встречи состоялись. Воспоминаний о них не оставил ни один из участников, но уже после отъезда Вейсборд написал Троцкому большое письмо, в котором настаивал на необходимости созыва международной конференции всех левых партий и организаций, противостоявших Коминтерну. Троцкий ответил резко: «Интернациональная левая существует не первый день. В борьбе за свои идеи и методы она очищала свои ряды от чужеродных элементов. Интернациональная конференция может и должна исходить из уже проделанной идеологической работы, закрепить ее результаты, систематизировать их. Встать на тот путь, который предлагала ваша группа, значило бы поставить крест на прошлом и вернуться в состояние первобытного хаоса. Об этом не может быть и речи. Международная левая оппозиция не есть механическая сумма шатающихся групп, а интернациональная фракция, воздвигаемая на гранитной основе принципов марксизма».
Необходимо раз и навсегда отказаться от мысли превратить Интернациональную левую в Ноев ковчег. Надо выбрать другой путь, менее скоропалительный, но более серьезный и надежный, писал Троцкий.
По возвращении Вейсборда в США продолжились его переговоры с Кэнноном. Они длились несколько месяцев, но в ноябре 1932 г. были прерваны. Вейсборд заявил, что его увлечение идеями Троцкого вообще было ошибкой, и перешел в реформистскую Американскую федерацию труда и даже занял в ней оплачиваемую должность управляющего. В то же время вокруг Макса Шахт-мана, блестящего полемиста, обладавшего, подобно Троцкому, способностью к весьма острому и едкому саркастическому критицизму, стала сосредотачиваться группа единомышленников. Будучи четырнадцатью годами младше Кэннона, он считал себя человеком нового поколения и противопоставлял свое приличное нью-йоркское образование грубым пролетарским манерам руководителя КЛА. В начале 1930 г. Шахтман посетил Троцкого на Принкипо, передал ему письмо Кэннона, продемонстрировал, по крайней мере внешне, единство взглядов. Но расхождения между Шахтманом и Кэнноном прорывались наружу и в конце концов привели к решительному расколу.
Однако самое серьезное противодействие планам Троцкого в США оказывала советская агентура. Широкую агентурную сеть в Америке в те годы создать еще не удалось, но почти все находившиеся в Северной и Южной Америке резиденты получали задания «работать по троцкистам», или «хорькам». Конкретные поручения заключались в установлении связей с «троцкистами», посещении их собраний, выведывании позиций отдельных лиц и групп. Советская агентура включала в себя Фрэнка Палмера (Либерал); вдову члена американской компартии Тарнопольского (Тарра) Шифру Тарр (она так и шла под собственной фамилией — Тарр); Роберта Менакера (Боб), журналиста Джона Спивака (Грин). Ряд агентов даже сегодня остаются невыявленными и известны только по псевдонимам: Чарли, Тарас, Актер (последнему удалось посетить Троцкого в 1937 г. и частично определить окружение Троцкого того времени и связи).
Тарр присутствовала, например, на открытом собрании «троцкистской» организации в Бостоне, на котором выступал Кэннон. В своем рапорте она повторяла весьма оптимистические утверждения лидера КЛА, что «троцкистское движение», недостаточно сильное, растет и укрепляется; троцкистская организация имеет свои группы во многих странах мира, «в частности, в Советском Союзе имеется подпольная троцкистская организация, связанная с зарубежными троцкистами». Неизвестно, в какой степени поверили этой информации в Центре, но то, что данный рапорт пришелся кстати при подготовке расправ над «троцкистами», очевидно.
Более умеренными и сдержанными были оценки Либерала, который сообщал, что «интересной для нас информацией» обладают лишь три-четыре человека, близкие к Кэннону, остальные же в курсе только того, что «знает широкая публика». На Либерала возлагали особые надежды в смысле внедрения в руководящие круги Коммунистической лиги. Эти усилия, однако, не увенчались успехом. В результате резидентуре пришлось даже отказаться от услуг своего агента. Позже, в 1937 г., нью-йоркская резидентура вынуждена была покаяться перед Центром, что она больше не имеет «хорошо проверенной агентуры внутри троцкистской организации», хотя и заверяла, что «разработка троцкистов продвигается вперед».
Родоначальником канадских троцкистов был один из основателей компартии, член Исполкома Коминтерна и делегат его VI конгресса Морис Спектор. В ноябре 1928 г. он был исключен из компартии за поддержку платформы Троцкого. Вслед за этим совместно с небольшой группой сторонников Спектор образовал Канадскую левую оппозицию, объявившую себя ответвлением КЛА. В таковом качестве группа Спектора просуществовала до 1934 г., когда она объявила об отделении от американской организации и превращении в самостоятельную секцию «троцкистского Интернационала» под названием Рабочая партия Канады, но активной деятельности так и не развернула.
В Канаде возникло и несколько других небольших групп сторонников Троцкого. Ими руководили Джек Макдональд (тоже являвшийся канадским делегатом VI конгресса Коминтерна) и Ерли Верни. Первый занимался агитацией в районе Торонто, второй — в Ванкувере. До 1936 г., когда Спектор приехал к Троцкому в Норвегию, где короткое время проживал Троцкий, канадские троцкисты с Львом Давидовичем не встречались.
Первой страной Латинской Америки, в которой возникло организованное движение сторонников Троцкого, была Аргентина. Здесь в 1927 г. группа коммунистов, возглавляемая Р. Гвиннеем и К. Лопесом, объявила о поддержке Троцкого и разрыве с компартией. В 1929 г. они образовали Коммунистический комитет оппозиции и вскоре разругались. В 1932 г. два участника Комитета, совсем еще юноши — Р. Раурих и А. Галло, — возвратившись домой из Испании, где они познакомились с Нином, заявили об ошибочности курса Коммунистического комитета оппозиции и о создании своей собственной организации под названием Коммунистическая интернационалистская лига, которая смогла недолгое время издавать собственный журнал: «Нуэва этапа» («Новый этап»),
В том же году возникла третья похожая группа, руководимая Педро Милези. Хотя она присвоила себе почти такое же название: Лига Коммунистического интернационала, между обеими группами развернулась ожесточенная дискуссия, в первую очередь по вопросу, следует ли поддерживать отношения с основной оппозиционной партией страны — радикалами, ведшими борьбу против полудиктаторского режима генерала А. Джусто. В 1935 г. обе группы смогли на очень недолгое время объединиться.
Сравнительно рано возникло сочувственное Троцкому движение в Бразилии. Его основателем был молодой коммунист Марио Пердоса, который в 1929 г. сделал остановку в Берлине по дороге в Москву, где он должен был учиться в Международной Ленинской школе, готовившей руководящие кадры для компартий в духе Коминтерна. Познакомившись в Берлине с идеями Троцкого, Марио отказался от своих первоначальных планов и отправился в Париж, где связался с группой Молинье и редакцией «Ла верите», написал ряд писем на родину, использовал незаурядные агитационные способности и привлек на сторону Троцкого нескольких юных коммунистов. В это время бразильский делегат VI конгресса Коминтерна Родольфо Коутиньо, возвратившись в Бразилию, тоже заявил о поддержке Троцкого. В результате в январе 1931 г. образовалась Коммунистическая лига Бразилии, объявившая о своем членстве в Интернациональной левой оппозиции. Ее руководители, в частности Аристидес Лобо, попытались привлечь на свою сторону ставшего уже знаменитым Луиса Карлоса Престеса, мятежного офицера, который в 1924–1927 гг. возглавлял крестьянское восстание, продолжавшееся более двух лет в центральной части Бразилии, а затем находился в эмиграции. Престес, однако, после некоторых колебаний предпочел присоединиться к просоветской компартии, а позже даже стал ее генеральным секретарем.
В начале 1937 г. Троцкий был принят в Мексике как почетный беженец. Произошло это в значительной степени благодаря усилиям его тогдашних сторонников — художников Диего Риверы и его жены Фриды Кало. Однако в то время, когда Троцкий пребывал в Турции, Ривера и Кало не были приверженцами идей организатора Октябрьского переворота. Первым коммунистом-оппозиционером в Мексике был выходец из США Рассел Блэквелл, который по поручению американских троцкистов стал заниматься агитацией в Мексике и сумел привлечь на свою сторону нескольких местных коммунистов. В результате в 1933 г. была образована Коммунистическая левая оппозиция Мексики, которая позже переименовала себя в Лигу коммунистов-интернационалистов. С некоторыми деятелями латиноамериканских организаций Троцкий позже установил еще и личный контакт, но в начале 30-х гг. его связи с Западным континентом ограничивались перепиской с единомышленниками из США.
7. Троцкизм в Азии
По понятным причинам Троцкий придавал огромное значение разгоревшемуся национально-освободительному движению в Китае. Он внимательно следил не только за ходом китайской революции и военными операциями, но и за тем, как в этой огромной стране претворялась в жизнь, как ему казалось, теория перманентной революции. В кругах китайских коммунистов влияние левой оппозиции было достаточно сильным. Прежде всего, ему были подвержены китайские студенты, обучавшиеся в СССР. Значительная часть этой китайской молодежи становилась воинственными левыми оппозиционерами.
Китайская просоветская молодежь приезжала из Китая для того, чтобы получить политическое образование в Коммунистическом университете трудящихся Востока, созданном в 1921 г.; в Университете трудящихся Китая, образованном в 1925 г.; наконец, в Международной Ленинской школе и Центральной комсомольской школе в Москве. Небольшие группы китайцев учились также в периферийных коммунистических вузах и в военных учебных заведениях. К обучению китайских студентов привлекались наиболее известные и авторитетные советские гуманитарные кадры. В комвузах с ними работали квалифицированные китаеведы, перед студентами выступали руководители Коминтерна и других международных организаций, советские партийные лидеры, в том числе Сталин и Троцкий. Студенты встречались и с появлявшимися в Москве руководителями компартии Китая. На китайский язык были переведены работы Маркса, Энгельса, Ленина, документы Коминтерна. Во второй половине 20-х гг. появлялись в китайском переводе статьи и брошюры некоторых оппозиционеров, в том числе работа Троцкого «Годовщина смерти Сунь Ятсена».
Китайские студенты стали втягиваться во внутрипартийную борьбу в ВКП(б) с конца 1926 г., когда сталинское большинство пыталось перетянуть их на свою сторону в дискуссиях против троцкистско-зиновьевского блока. Если вначале подавляющее большинство учившихся в Москве китайцев оставалось пассивным, а их интерес к установкам Троцкого носил преимущественно академический характер, после переворота Чан Кайши в апреле 1927 г. положение резко изменилось. У многих студентов сомнения стали перерастать в уверенное осуждение сталинского курса по отношению к китайской революции. В результате в Университете трудящихся Китая образовалась небольшая группа студентов, которые стали поддерживать левую оппозицию. В числе прочих в эту группу входил комсомолец Елизаров. Под этой русской фамилией в Москве проживал и учился в Военно-политической академии Цзян Цзиго — сын Чан Кайши, особенно нервно переживавший трагические события на родине и «измену» своего отца делу коммунистической революции. Оппозиционные группы китайцев появились также в некоторых других учебных заведениях.
Вначале деятельность этих небольших групп носила чисто идеологический и лишь отчасти пропагандистский характер. Они переводили и распространяли программные документы и тезисы объединенной оппозиции, письма Троцкого и Зиновьева в ЦК ВКП(б) и в Исполком Коминтерна, их статьи по вопросам, связанным с положением в Китае. Предпринимались и попытки переслать эти материалы в ЦК компартии Китая (КПК). Эти люди были молодыми активистами, «не имевшими реального опыта революционной борьбы внутри Китая». Вслед за этим, однако, начиналась агитация в среде самих учащихся. Использовались стенгазеты, выступления на собраниях и митингах. Сын Чан Кайши (можно только представить, сколько внимательных глаз советских пропагандистов и сотрудников ОГПУ следило за ним) — Цзян Цзинго написал статью «Я никогда не говорил «да»!», в которой призывал своих товарищей не бояться высказывать оппозиционные настроения и активно бороться против сталинской линии.
Те, кого позже стали называть китайскими оппозиционерами, встречались с оппозиционерами и даже с Троцким. Так, Ци Шу-гун посетил Троцкого в здании Главконцесскома и обсудил с ним перспективы китайской революции. Примерно десять китайских студентов участвовали в параллельной демонстрации оппозиционеров 7 ноября 1927 г. Рассказывали, что группа китайцев пришла на Красную площадь с «ортодоксальными лозунгами», но, проходя мимо трибун, вдруг развернула плакат с лозунгом «Да здравствует Троцкий!». Тотчас после этого китайских оппозиционеров исключили из партии и комсомола, отчислили из учебных заведений и отправили на родину. Перед отъездом группа встретилась с Троцким. Лян Ганьцяо пытался «ободрить Троцкого»: «Не беспокойтесь, когда мы вернемся в Китай, мы сразу же создадим массовую партию — по крайней мере в полмиллиона человек». Троцкий был настроен более консервативно: «Революция потерпела поражение. Сейчас важна кропотливая работа. И если каждый из вас, — он указал на присутствовавших китайцев, — соберет вокруг себя пять-шесть рабочих и обучит их, это уже будет большим достижением».
Значительное влияние на поведение китайских оппозиционеров, находившихся в Москве, оказали нелегально распространявшиеся работы Троцкого, связанные с VI конгрессом Коминтерна и предостерегавшие против авантюристической тактики в Китае, которая проявилась, в частности, в Кантонском восстании. На китайцев произвело впечатление осторожное отношение Троцкого к лозунгу Советов в Китае, который, как ожидалось, мог бы стать лозунгом «третьей китайской революции». Вместо этого Троцкий выдвинул на ближайшую перспективу лозунг созыва Национального собрания Китая (которое планировал впоследствии разогнать точно так же, как большевики разогнали Учредительное собрание в России).
Весной 1929 г. в общежитии Московской артиллерийской школы, где обучалось несколько китайцев, было проведено нелегальное собрание представителей оппозиционных групп, на котором обсуждался вопрос об их деятельности по возвращении на родину, что было особенно актуально в связи с предстоявшим в ближайшее время очередным выпуском студентов. Судя по воспоминаниям одною из участников — Ван Фаньси, решено было по возвращении не предпринимать никаких шагов к созданию независимой политической партии, действовать в рамках тайной фракции внутри КПК, но в то же время продолжать революционную деятельность в составе группы, объединившейся вокруг журнала «Вомэньдэ» («Наше слово»), основанной бывшими студентами, отправленными на родину после демонстрации 7 ноября 1927 г.
Несмотря на отъезд в 1929 г. группы студентов в Китай, численность подпольной организации в следующем году увеличилась до 80 человек. К этому времени под влиянием идей Троцкого находилось более 20 % общего числа китайцев, обучавшихся в Москве. Говорить о какой-либо конспирации было теперь достаточно сложно. Подпольная организация не могла быть массовой. Элементарная неосторожность или доверчивость участников могла привести к провалу. Советское правительство и органы ОГПУ не брезговали агентурно-шпионской деятельностью и вербовкой в среде китайских студентов. В администрации учебных заведений все чаще и чаще поступали доносы на китайских студентов, особенно участившиеся во время партийной чистки конца 1929 — начала 1930 г.