Стратегия кастинга
В совместных постановках снимаются главным образом актеры из стран-участниц. Такая практика заставляет порой заподозрить, что выбор актеров той или иной национальности определяется размером денежного вклада соответствующей страны, что чревато определенным перекосом, и такое подозрение не беспочвенно. Искусство выбора актеров в таких случаях состоит в том, чтобы, с одной стороны, выполнить требования, предъявляемые интернациональным кино, с другой – предложить зрителю хорошо известных ему отечественных знаменитостей. Первое требование в «Войне и мире» (в соответствии с уже упомянутым рецептом Мойто) касается выбора исполнителей некоторых второстепенных ролей: на роль домашнего тирана старого князя Болконского пригласили Малкольма Макдауэлла, в роли Марии Дмитриевны снялась Бренда Блетин. Блетин – опытная актриса, знающая, что такое экранизация-римейк, – вспомним ее роль в экранизации романа Джейн Остин «Гордость и предубеждение» (2005, реж. Джо Райт); кроме того, она уже работала с Дорнхельмом на картине «Анна Франк».
Главные роли в «Войне и мире» поделены между национальными знаменитостями, главным образом, немецкими и итальянскими. Для зрителей Германии роль Пьера Безухова неразрывно связана с Александром Бейером, начавшим свою карьеру со съемок в двух известных комедиях о том, как по-разному влияют на людей болезненные воспоминания о жизни в бывшей ГДР: «Солнечная аллея» (1999, реж. Леандер Хаусманн) и «Гуд-бай, Ленин!» (2003, реж. Вольфганг Бекер). Бейер, как он сам заметил в одном из интервью, едва ли не единственный актер, знающий о романе не понаслышке, – не в последнюю очередь из-за того, что в ГДР, где актер вырос, классик русской литературы входил в обязательную школьную программу Что вновь доказывает: референтные тексты для подобных римейков – прежде всего предшествующие экранизации. Это заметно и по тому, как Бейер выстраивает роль Пьера, – явно «по мерке» своего предшественника Бондарчука. Впрочем, приблизиться к образцу Бейеру не удается: его мимика и жесты излишне скованны, он только оттопыривает нижнюю губу и то снимает, то надевает очки. Остальные роли также отданы немецкоязычным актерам: Анатоля Курагина играет Кен Дукен, Федора Долохова – Беньямин Задлер, а Василия Денисова – австриец Гари Принц. Ханнелоре Эльснер, широко известная по развлекательным фильмам и телевизионной роли комиссара полиции, исполняет роль графини Ростовой, которой отведено в фильме Дорнхельма весьма значительное место; к тому же в немецкой версии актриса читает вступительное слово к каждой серии.
Вторая главная мужская роль, Андрея Болконского, дабы не нарушить «справедливость» в соблюдении национальных пропорций, отдана итальянцу Алессио Бони, который широко известен у себя на родине благодаря съемкам в телесериалах и способен гарантировать мгновенную узнаваемость. Он тоже берет за образец экранизацию Бондарчука и подражает мимике и жестам Вячеслава Тихонова. Эта роль представляет особую сложность, поскольку актер должен создать убедительный образ не только честолюбивого, пунктуального, верного царю и отечеству человека, но и мужчины, привлекательного для юной Наташи. Алану Доби из экранизации Би-Би-Си второе не удалось; Мел Феррер из голливудской версии был слишком скован, даже ему такой «шпагат» оказался не по силам. Бони, чей язык тела тяготеет к сдержанности, в общем и целом сумел создать убедительный образ. В ролях графа Ростова (Андреа Джордана) и князя Василия Курагина (Тони Берторелли) также заняты итальянцы.
Женские роли распределились следующим образом: Элен Курагину сыграла Виоланте Плачидо, Соню – Ана Катерина Морариу, мадемуазель Бурьен – Пилар Арбелла, Марью Болконскую – Валентина Черви.
Выбор на роль Марьи Болконской Валентины Черви наглядно показывает, что в транснациональных экранизациях требования ко внешности женских персонажей ограничены определенными рамками: актрисы должны недвусмысленно отвечать усредненному, глобализированному идеалу красоты даже в том случае, когда литературный первоисточник рисует совершенно иную картину. Толстой описывает лицо этой молодой женщины как некрасивое и болезненное, с печальным испуганным выражением. В экранизации Бондарчука княжна Марья в исполнении Антонины Шурановой не красавица, это худая молодая женщина со строго уложенными волосами. Черви же, напротив, красива и решительна, ее наряды пусть и не отвечают последнему слову моды, но вполне привлекательны. Аналогичное воплощение глобализированного идеала красоты можно наблюдать и в первой части эпилога, где Толстой описывает повзрослевшую Наташу, мать четверых детей, подчеркивая, что она превратилась в сильную плодовитую самку.
Клемане Поэзи, получившая свою долю международной популярности после роли Флер Делакур в фильме «Гарри Поттер и кубок огня» (2005), – одна из немногих французских актеров, наряду с исполнительницей роли Лизы Болконской Элоди Франк и сыгравшим Наполеона Скали Дельпейра. Поляки и литовцы удостоились лишь ролей слуг. Нескольких важных персонажей, главным образом исторических, сыграли российские актеры: Владимир Ильин – фельдмаршала Кутузова, а Игорь Костолевский – Александра I. Россиянам также были отданы роли Николая Ростова (Дмитрий Исаев) и Платона Каратаева (Андрей Гусев).
Столь причудливое сочетание стран влечет за собой и многообразие языков, что, как показывает практика, не всегда облегчает понимание на съемочной площадке. В качестве общего языка был выбран английский, причем не только для общения на съемках, но и как язык оригинальной версии картины. Подобное решение имело далеко идущие последствия, поскольку большинству актеров пришлось играть на чужом для себя языке, поэтому в эмоциональных сценах мимика и жесты далеко не всегда совпадали со словами. Так что предположение, что это одна из причин маловыразительной мимики Пьера и Андрея, не столь уж абсурдно. С другой стороны, использование иностранного языка для такого мультинационального продукта имеет определенные преимущества, а именно: происходит некоторое сглаживание национальных стилей, на первый план, безусловно, выходит транснациональная составляющая. Но результат подобной практики будет иным, нежели при съемках фильма, где исполнители говорят на родном языке, а звук записывается позже. Для сравнения достаточно посмотреть несколько сцен из синхронизированной версии экранизации Бондарчука: хотя в них, как обычно и бывает при синхронизации, артикуляция актеров совпадает со словами не вполне, сами по себе мимика, жесты и движения точны и убедительны.
К тому же при переводе экранизации Дорнхельма произошло следующее: два сценариста-итальянца написали сценарий на своем родном языке, шотландец перевел его на английский, и этот вариант был положен в основу работы над фильмом. Затем на его основе носителями языка была написана так называемая оригинальная версия, которая, однако, до сих пор не демонстрировалась и не была выпущена в продажу на DVD. Таким образом, «оригинальная версия» появилась после синхронизации на другие языки. Неудивительно, что после такой одиссеи диалоги в национальных версиях местами звучат неестественно.
«Война и мир» как мелодрама
Дорнхельм выбирает для своей экранизации жанр мелодрамы, так как прекрасно знает, что это обеспечит наилучший способ функционирования транснационального продукта. Более того, он выбирает не какой-нибудь, а преобладающий в наше время модус этого жанра, сопоставимый с романом XIX века. В киноведческих исследованиях последнего времени понятие «мелодрама» приобрело довольно широкий смысловой контекст. Еще не так давно, в 70-е годы, акцентировались главным образом отрицательные характеристики этого жанра, а в слове «мелодраматичность» слышались упреки в неправдоподобии действия, преувеличенной эмоциональности, ностальгическом накале чувств, надуманной интриге и появлении deus ex machina, будь то случайная встреча или чудесное спасение, чтобы свести все сюжетные линии к счастливому концу.
В качестве еще одной типической черты мелодрамы Питер Брукс указывает в своей тогда, безусловно, новаторской статье резкое противоречие между добром и злом, пороком и добродетелью, невинностью и развратом, то есть представление о мире в черно-белых красках без каких-либо оттенков и нюансов. Героям мелодрамы необходимо получить признание своей добродетельности, они мечтают пройти испытание нуждой и горем, выдержать любые унижения и разочарования, ведь они – образцы порядочности, они умеют страдать и видят в себе жертву, – как, впрочем, и зрители.
На другие, менее негативные стороны, указывает Томас Эльзассер, который в 70-е годы ввел понятие мелодрамы как обозначение жанра, что весьма охотно было подхвачено киноведением. В своем исследовании семейной мелодрамы он подчеркивал не реакционную, а преобразующую ее силу, видя в этом жанре платформу для обсуждения социальных проблем. Отстаивая мелодраму, Эльзассер утверждал, что она, наряду с другими популярными жанрами, берет на себя функцию общественной защиты, формулирует систему ценностей данного общества, определяет границы допустимого и помогает прийти к общественному консенсусу в новых условиях.
В последних исследованиях отмечается, что мелодраматический подход (модус) давно перерос первоначальные рамки жанра. Телевидение, с его недостижимой прежде широтой воздействия на аудиторию, – можно вспомнить такие успешные проекты, как «Династия» или «Даллас», – подготовило почву для перенесения эмоциональной логики и драматизма мелодрамы на изображение таких ключевых исторических явлений и катастроф, как рабство или Холокост, что легко прослеживается в знаменитых фильмах «Доктор Живаго» (1965, ТВ, 2002), «Корни» (1977), «Холокост» (1978) или «Список Шиндлера» (1993). Как отмечает Эльзассер, со временем этот процесс приобрел еще большую динамичность, и сегодня законам мелодрамы подчиняется даже изображение злободневных политических событий:
«И, как следствие, в 1990-е года матрица мелодрамы, с ее сфокусированностью на историях из жизни, на жертвенности и трагической иронии судьбы, стала для телевидения настолько номинативной, что сообщения о природных катастрофах или человеческих несчастьях, таких как землетрясения, наводнения, голод, гражданская война или геноцид, приобрели типичные черты мелодрамы. Дети и женщины представлены в них как жертвы, показаны страдающими и беспомощными. Мелодрама для медиа превратилась в способ, с помощью которого «сеют» сильные чувства, вызванные будничными сценами человеческих бед, с тем, чтобы потом «пожать плоды». (…) Мелодрама стала доминирующим модусом медийной аутентичности, что является парадоксом, если учесть ее изначальную противоположность реализму».
В своей экранизации Дорнхельм неуклонно движется в сторону мелодрамы, постепенно нагнетая общий накал чувств и повышая моральную ценность беспомощности. Наиболее явно это отражено в женских образах – Наташи, княжны Марьи и Сони, – их выразительные лица при любом удобном случае режиссер показывает крупным планом. Эти примеры доказывают, что хотя мелодрама как жанр и направлена на изображение внутренней жизни персонажей, это осуществляется не психологическими средствами, а с помощью действий, движений, жестов, декораций и монтажа.
Наряду с беспомощностью героинь подчеркиваются жертвенность и страдания в условиях войны членов всей семьи Ростовых. Да и сама Россия представлена как жертва наполеоновской жажды власти. В романе же акцент поставлен иначе: там больше речь идет о страшной опасности, которую можно предотвратить лишь общим напряжением сил, при этом главной ценностью Толстой считает сплоченность и единение народа, невзирая на сословные различия.
Еще один способ перевести повествование в жанр мелодрамы – обострить типичные для него отношения внутри любовного треугольника. Такой треугольник, включающий героиню, негодяя и героя, разумеется, есть и в романе, но у Толстого он не образует главную ось действия, а лишь служит мотивом для сюжетного поворота. В соответствии с законами жанра в кинематографической версии усиливается роль отрицательных персонажей, Курагиных, подлость которых вряд ли можно переоценить. Повадки Элен и Анатоля, их обмен взглядами, их близость поразительно напоминают поведение парочки интриганов из экранизации романа Шодерло де Лакло «Опасные связи» (1988, реж. Стивен Фрирз). Ведь не в последнюю очередь именно благодаря Элен Анатолю удается соблазнить неопытную Наташу. Сексуальная притягательность Элен для мужчин в версии Дорнхельма по сравнению с другими экранизациями «Войны и мира» подчеркнута гораздо сильнее. Первое появление Элен в соблазнительном вечернем платье ярко-рубинового цвета и то, что на новогоднем балу сам царь удостаивает ее первого танца, лишь усиливает впечатление, что перед нами «фам-фаталь» («роковая женщина»), заслуживающая в соответствии с логикой мелодрамы справедливого наказания. И оно неотвратимо наступает в эпизоде, когда камера скользит по ее обнаженной спине, задерживаясь на темных пятнах, вызванных дурной болезнью, которой она заразилась во время связи с адъютантом Наполеона.
В каждом случае исключительно важно выбрать форму экранизации, поскольку именно это решение определяет основные сюжетные положения и обеспечивает перевод произведения в другой жанр. У Дорнхельма, снимавшего 360-минутную картину, была сравнительно удобная исходная позиция, так как многосерийная экранизация (или даже сериал) на телевидении связаны с меньшими потерями, чем двухчасовой кинофильм. Для последнего устанавливается не только временной предел в 100 минут, но и деление на три части, каждая из которых заканчивается кульминацией, что структурно скорее соответствует повести, чем роману. А в мини-сериале можно дать несколько кульминаций, лучше обосновать многолинейное действие, расширить диалоги, – в нем есть потенциал для создания полноценной аудиовизуальной интерпретации многопланового 1500-страничного романа.
Для сокращения романа режиссер использует общепринятые приемы: урезание сцен, исключение персонажей и сюжетных линий. В данном случае режиссер отбросил целый ряд второстепенных персонажей, таких, как Наташина сестра Вера или младший сын князя Курагина Ипполит.
Еще один прием, использованный Дорнхельмом, – сокращение сцен с мировоззренческими рассуждениями: так, Пьер и князь Андрей имеют возможность высказать свое отношение к родине, долгу, браку всего в трех небольших эпизодах. Опущены подробности биографий действующих лиц, уменьшено число званых вечеров. К началу действия Наташа уже девушка, которая готовится к балу в честь своего дня ангела. Этот бал, в отличие от романа, отмечается не как семейное торжество, а как важное светское событие, которое к тому же берет на себя функцию вступительного эпизода романа, действие которого происходит в салоне Анны Павловны Шерер. На этот бал приглашен и князь Андрей со своей молодой женой, на этом же балу они с Наташей обмениваются долгими многозначительными взглядами, а позже им даже удается немного поговорить. Таким образом, на 13-й минуте экранного времени Наташа понимает, что она встретила мужчину своей жизни. В решении образа Пьера акценты также явно смещены в сторону мелодрамы: в экранизации ни словом не упоминается его увлечение масонством, а это означает, что важная сторона его мировоззрения остается за кадром. И напротив, пирушки и прежде всего сцена пари и балансирование на окне 3-го этажа разыграны очень подробно. Следует отметить, что режиссер опускает и развитие его отношения к Наташе, их чувства с самого начала показаны, как дружески-любовные, покровительственные и лишенные сексуальности.