— Я забрал Ингвара и сказал Министерству, чтобы публиковало его стихи под моим именем. Видный специалист в области евгеники, надежда Комиссии по Планированию Семьи — пишет стихи. Почему бы и нет? Они купились и стали размещать стихи Ингвара в Интранете. К нам приезжали лингвисты из соседних Секторов, записывали Ингвара на голо-пленки. Достать бы их теперь, хотя бы одну!
— Стихи писали не вы? — удивился Хейдар.
— Нет, я не пишу стихов, — Харальд горько усмехнулся. — Я работаю с виртуальными интеллектами. Программирую их и с их помощью занимаюсь дешифровкой ДНК.
— Но ведь дешифровка завершена, — возразил Хейдар. — Комиссия подбирает партнеров на основе расшифрованного кода.
— Комиссия ставит на вас опыты, — ответил Харальд. — Сектор №13 — фабрика выращивания сверхлюдей. Крошечные участки ДНК, которые мы научились распознавать, превращаются в площадки для экспериментов. Что, если скрестить особь «А» и особь «В»? Получится ли совершенный человечек? Сектора с первого по одиннадцатый выступают за открытие нашего гетто и принудительную реабилитацию. Они считают, что взрослое поколение Сектора уже не сможет адаптироваться к внешней среде. Видел бы ты, как выглядят эти толпы людей, желающих отправить нас на пожизненный курорт. Лозунги: «Спасем пропавшее поколение!» или «Голосуйте против ментальной лоботомии!». Если бы Император был хоть на каплю глупее, он бы согласился. Распечатал Сектор и выслал нас выращивать помидоры в идеальных условиях.
— Я никак не могу разобраться, — у Хейдара кружилась голова. — Кажется, вы не одобряете, что Сектор закрыт? Или наоборот? — мысли разбегались.
— Те, кто придумал все это, должны гореть в аду, — ответил Харальд. — Если бы такое решение дали мне, у меня бы не хватило силенок принять его. Но человечеству нужно выживать. Нам нужны здоровые колонисты. Отправь партию больных, несущих бракованный генофонд людей, в полет к Юпитеру. Что ты получишь?
— Не знаю, — растерялся Хейдар, который слышал слово «Юпитер» впервые и почти потерял нить разговора.
— Я ненавижу это место. От всей души. Если бы я мог отсюда улизнуть, я бы сделал это немедленно. Собрал вещи и бежал в какую-нибудь пустыню. Но то, что делает Империя, поможет нам спастись. Если мы застрянем в этой глуши, у нас закончится еда и кислород. Император прав, накладывая вето на решения Сената. Если распустить эксперимент Сектора №13, всё, что было сделано здесь, пропадет впустую. Десятки поколений, тысячи исследований — всё.
Хейдар чувствовал, что его клонит в сон.
— Ингвар считал, что я заблуждаюсь, — сказал Харальд. — Он хотел, чтобы я прекратил исследования и поставил Комиссии ультиматум. Читая его стихи, я понимал, что в каком-то смысле он прав. Возможно, я заблуждаюсь. Возможно, мне лучше прекратить исследования.
— Комиссия работает для всеобщего блага, — возразил Хейдар, хотя уже не мог разлепить веки. Сонливость навалилась на него обычным комом.
— Да, ты прав, — ответил Харальд. — Хотя вы понятия не имеете, в чем заключается это благо. В конечном счете, ты прав.
Хейдар заснул, а на утро увидел, что Харальд накрыл его одеялом и положил под голову подушку. Их все еще разделяла дверь, но Хейдар решил, что не пойдет в Комиссию и не скажет, что им нужна Корректировка.
Харальд больше не называл его «слизняком», но воспоминания об их единственном разговоре преследовали Хейдара по пути на работу и обратно. Он старался думать об этом как можно реже, поэтому мысли кружили как пчелы, вокруг улья, подтачивая уверенность Хейдара в политике Министерств Сектора.
— Ты любишь свою семью? — спросил Хейдар у Дагара вечером в пятницу, когда прошло две недели после Распределения.
— Конечно, — уверенно ответил Дагар, — это ведь моя семья. Как же иначе?
— Тебе нравятся твои жены? — спросил Хейдар.
— Конечно, — Дагар широко улыбался, — они готовят еду, убирают, они заботятся о моем личном времени.
«Секс», — мелькнуло в голове Хейдара. — «Это называется сексом».
Вслух он не сказал больше ничего.
В субботу утром в дверь позвонили сотрудники Министерства по Евгенике и Планированию Семьи. Они попросили позвать Харальда и Хейдар вежливо попросил их пройти в квартиру и сесть за стол.
Харальд вышел к ним одетым. На нем был немного помятый пиджак, опрятные брюки, рубашка и старомодный галстук.
— Очередной участок почти завершен, — сказал Харальд, едва зайдя в комнату.
— Мы здесь по поводу господина Лафейсона, — сказал один из специалистов, поправляя визор. — Вижу, в доме убрано. Господин Лафейсон, у вас есть жалобы касательно вашего Распределения?
Хейдар, как громом поряженный, смотрел на Харальда в полном недоумении. Ему даже показалось, что Харальд сам вызвал сотрудников и устроил этот унизительный спектакль.
— Нет! — воскликнул Хейдар. — Нет, конечно же, нет!
— Значит, вы довольны Распределением? — уточнил специалист, явно удивленный полученным ответом. Они с коллегой переглянулись и обменялись встревоженными взглядами.
— Да! — также горячо воскликнул Хейдар. — Я счастлив жить рядом с господином Стурлусоном!
— Странно, — вслух удивился специалист. — Поступила жалоба. Комиссия приняла во внимание вашу обеспокоенность во время Распределения, господин Лафейсон, и мы незамедлительно прибыли для решения вопроса.
— Я вам очень благодарен, — откликнулся Хейдар. Краем глаза он заметил, что Харальд — бледный, напуганный, стоит в углу комнаты и смотрит на специалистов с ужасом. — Я всегда знал, что Комиссия прикладывает все усилия для создания гармонии между членами общества. Должно быть, произошла ошибка. Я совершенно убежден, что не подавал жалобы в Комиссию. Возможно, вы проверите запрос? Я могу принести вам горячего чаю, если это займет много времени.
Специалисты вновь переглянулись. На сей раз их взгляды были не удивленными — в них сквозила злоба.
— Приносим извинения, господин Лафейсон. Господин Стурлусон, перед вами, от лица Комиссии, мы также извиняемся и просим не подавать ответную жалобу, — сказал специалист. Его коллега все также безмолвно сидел рядом. — Произошла ошибка. Признаемся, это не первый случай ошибочного заявления. Мы приступим к расследованию сегодня же. Чтобы компенсировать причиненный ущерб, мы позаботимся о том, чтобы вам было позволено провести лишний выходной день в кругу семьи. Благодарим за сотрудничество.
Оба специалиста встали со своих мест и пошли к выходу.
— Уважаемые! — окликнул их Харальд, выступив из-за угла. — Могу ли я узнать, была ли подана жалоба моими знакомыми или знакомыми господина Лафейсона?
Специалисты переглянулись.
— Учитывая ваши заслуги, господин Стурлусон, я думаю, мы можем ответить на ваш вопрос, — ответил «говорящий» специалист. Его коллега кивнул. — Жалобу подал сотрудник отдела, работающий вместе с господином Лафейсоном. Уверяю вас, мы примем необходимые меры.
— Конечно-конечно, — ответил Харальд. — Я хотел убедиться, что мои коллеги не ставят мне палки в колеса.
— Разумеется, господин Стурлусон, — ответил специалист. Они вежливо поклонились и вышли на улицу.
— Кто же это может быть? — растерялся Хейдар, когда дверь закрылась.
— Твой друг Дагар, конечно же, — ответил Харальд. — Пойдем, у меня осталось еще немного вина на дне. Выпьем. Признаюсь, я испугался, что ты сдал меня.
— Сдал? — удивился Хейдар. — Но почему? Мне показалось, наши отношения начали налаживаться.
— Так и есть, — ответил Харальд. — Я выболтал тебе по секрету государственную тайну. Не знал наверняка, но надеялся, что ты будешь держать язык за зубами. Ты ведь знаешь эти правила Министерства, верно? В кругу семьи можно обсуждать что угодно. Мы вдвоем можем готовить государственный переворот, но пока это внутри семьи — никому нет дела.
— Так и должно быть, — отозвался Хейдар. — Мы — ячейка общества. Союз взрослых людей, направленных на создание идеального государства будущего. Мы можем обсуждать все, что угодно.
— Не могу понять, гений ты или слабоумный, — сказал Харальд, доставая из кухонного шкафа запечатанную сложенной бумагой бутылку вина. Бумага была желтой — от старых книг. Хейдар подумал, что эти книги могли когда-то принадлежать Ингвару. Харальд вытащил самодельную пробку и выбросил в утилизатор.
— Я не думаю, что я гений или слабоумный, — возразил Хейдар, собравшись с мыслями. Отказываться от вина он не стал, но выпил совсем немного.
— Тебя накачали агитационными плакатами и ты воспринимаешь их, как истину, хотя выглядишь, как человек, который может мыслить здраво, — сказал Харальд. — Ведь я назвал тебя «слизняком», когда мы встретились. Неужели, тебе не было обидно?
— Мне было очень обидно, — признался Хейдар. — Я подумал, что вы меня ненавидите. Увидел комнату, стерилизованную роботами, и решил, что вы скорбите о жене.
— Ты почти угадал, — Харальд печально улыбнулся.
— Если бы у меня была жена и она умерла бы раньше, чем я, думаю, я бы тоже очень грустил об этом. Скажите, почему Комиссия назначила вам нового партнера так рано? Вы не задумывались об этом? — спросил Хейдар.
— Наверное, чтобы было, кому следить за мной, — ответил Харальд. — Ячейки общества нужны обществу для того, чтобы за каждым человеком присматривал, по меньшей мере, еще один. Мы следим друг за другом лучше милиции и военных патрулей.
— Никто не знает человека так же хорошо, как его партнер, — согласился Хейдар. — Я мечтал, что у меня будет жена. Простите за это. Наверное, еще несколько месяцев я буду грустным. Жаль, что мой генетический тест провалился.
— Все это бредни, — возразил Харальд. — Твой генетический тест вряд ли связан с решением Комиссии. Единицы принимают участие в экспериментах с ДНК. Я ведь уже говорил, мы расшифровали совсем немного. Генетический тест определяет только те участки, которые мы расшифровали. Если похожие на твой коды встречались раньше, ты, скорее всего, пролетишь с экспериментом.
— Почему же об этом не говорят? — удивился Хейдар.
— Думаю, об этом не говорят из-за того, что тогда слишком много людей почувствуют себя ненужными, — ответил Харальд. — Я не задумывался об этом, но теперь, когда ты спросил, думаю, что это так. Представь, что твоему другу Дагару скажут, что он смог стать обладателем трех красавиц-жен не из-за того, что его ДНК представляет интерес для Сектора, а из-за того, что его отец не оказался наркоманом или пьяницей? Насколько менее счастливым он будет?
— Вы думаете, жалобу подал Дагар? — Хейдар перескочил на тему, которая волновала его по-настоящему. Вернулось чувство тревоги. Он снова ощутил, как опасно близки они были к принудительной Корректировке.
— Жалобу может подать любой семейный человек, — ответил Харальд. — Сколько семейных людей работает в твоем отделе?
— Двое, — ответил Хейдар. — Я и Дагар.
— Вот и ответ на твой вопрос, — тепло улыбнулся Харальд. — Я догадался об этом сразу, потому что работа, про которую ты так высоко отзываешься, на самом деле не представляет большой важности.
— Если канализационные стоки не поддерживать в надлежащем состоянии, может произойти выброс сливных вод, а это грозит эпидемиями или всплеском дизентерии, — возразил Хейдар.
— Ты упускаешь из виду, что стоки обрабатывают смесями для уничтожения вредоносных вирусов и бактерий, — ответил Харальд. — Я согласен с тем, что твоя работа полезна, но ее важность по сравнению с работой многих других людей ниже. Странно, что ты задержался на этой должности.
— Мне предлагали перейти в другой отдел, — сказал Хейдар. — Но я решил, что человеку лучше быть специалистом в узкой области. Пусть я всю жизнь буду заниматься тем, что умею лучше других, чем буду постоянно прыгать из отдела в отдел, принося этим лишнее беспокойство окружающим.
Харальд промолчал. Он допил свою порцию вина и пошел в свою комнату, пожелав на прощанье Хейдару хорошего дня.
Выходные дни, искусственно увеличенные вмешательством Комиссии, пошли на пользу Хейдару. Обдумав услышанное от Харальда, он пришел к выводу, что мысли ученого, хотя и не вяжутся с традиционными догмами Министерства Социального Развития, все же не приводят к опасным выводам. Харальд по-своему одобряет действия руководства Сектора и поддерживает политику Императора. Раз так, значит, нет причин для беспокойства.
Во вторник, придя на работу, Хейдар узнал, что Дагара уволили из отдела. Сотрудники неохотно отвечали на расспросы Хейдара, но все же одна девушка тихо прошептала ему на обеденном перерыве:
— Он выкрикивал разные гадости о тебе. Говорил, что ты связался со шпионами.
— Это не правда! — горячо возразил Хейдар.
Было заметно, что он не убедил девушку.
Вечером того же дня уже знакомые специалисты Комиссии по Распределению встретили его возле входа в дом.
— Господин Лафейсон, мы не хотели тревожить вашего партнера, — сказал «говорящий» специалист. — Тем не менее, мы хотим обсудить с вами важные нюансы касательно жалобы. Вы не согласитесь пройти в наш авиа-кар и продолжить беседу там?
Хейдар ответил, что с радостью согласится помочь в расследовании.
— Господин Лафейсон, как вы, возможно, уже догадались, жалоба поступила от господина Хендриксона, — сказал специалист, когда втроем они разместились в просторном салоне государственного авиа-кара.
— Дагар Хендриксон, — повторил Хейдар. — Я догадался.
— В таком случае, вы должны понять наши действия в отношении его семьи. При проведенном расследовании мы обнаружили, что господин Хендриксон позволял себе насилие в доме и причинил вред здоровью младшей супруги. Во время беседы господин Хендриксон заявил, что сообщал вам об этом. Могу ли я, пользуясь неформальностью ситуации, уточнить, говорил ли господин Хендриксон правду?
Тон специалиста был вежливым, деликатным. Хейдар почувствовал себя невероятно важной персоной. Он понял, что специалисты — по неизвестной еще причине — относятся к нему, как к одному из занимающих руководящую должность членов общества. Возможно, даже пытаются помочь сохранить лицо. Он был счастлив, что ему нечего скрывать и честно рассказал о своих коротких беседах с Дагаром. Об опасениях, которые мучили его после Распределения и о том, какие вопросы он задал и какие получил ответы.
— Благодарю, господин Лафейсон, — специалист выглядел счастливым. Его коллега удовлетворенно кивал. — В таком случае мы скопируем файлы аудиозаписей в столовой. Хочу предупредить вас, что, учитывая тяжесть нанесенных травм, Министерство может назначить публичное слушанье. В этой ситуации ваше присутствие в качестве свидетеля было бы очень уместно.
— Я приду, — уверенно ответил Хейдар. — Я обязательно приду и дам показания. Это мой гражданский долг.
— Рад слышать, — ответил специалист. — Не будем задерживать вас еще дольше. Спасибо за понимание и содействие.
— Конечно, — ответил Хейдар. — Буду рад помочь в будущем.
Харальд караулил возле двери и накинулся с вопросами. Вид его был беспокойным и почти испуганным. Услышав короткий пересказ, Харальд прошел к гостевому дивану и рухнул на него, издав возглас облегчения.
— Наверное, ты все-таки гений. Не могу понять, для чего тебе эта работа. С такими убеждениями тебе самое место в чиновниках.
— Я считаю, что каждая профессия важна для общества, — убежденно ответил Хейдар. — Выполняя свою функцию, мы способствуем формированию гармонии вокруг себя. Если я пойду работать чиновником, мое место может занять некомпетентный специалист. В таком случае я буду ощущать вину, если узнаю, что в районе, который был в моей ответственности, прорвало трубу или образовался засор.
— Никто не узнает о подобных вещах, — возразил Харальд.
— В сводках Интранета каждый день публикуют данные о происшествиях в канализационных системах, — ответил Хейдар. — Сводки не пользуются популярностью, но я читаю их каждый день, чтобы быть в курсе работы нового оборудования. В некоторых случаях разработки инженеров приводят к ухудшению ситуации.
— Неужели? — спросил Харальд.
— На прошлой неделе из-за использования водостойкой клеящей структуры последней марки пришлось заменить участок стоков длиной в сорок шесть километров. Это обошлось Сектору в девять миллионов кредитов. Один миллион кредитов покрывает ремонт интерната дошкольного содержания на год. Девять интернатов не отремонтируют из-за того, что один специалист принял решение использовать структуру, не прошедшую испытаний на тестовом участке.