Однако, не успел он броситься вперёд, как ощутил жёсткий удар скулой и боль в левой руке – его довольно сильно притиснули к дверному косяку, заломив руку за спину. Всякий раз, как он пытался двигаться, его пронзала острая боль.
- Спокойно. Если перестанешь вести себя, как псих, я ничего не сделаю. – где-то совсем рядом прозвучал голос.
- Хорошо, – покладистым тоном отозвался Тайлер, – Отпусти.
- Нет. – хватка стала только крепче.
- Да что за нахрен?! Ты же обещал! – снова взорвался он, морщась.
- Я обещал, а ты солгал.
Тайлер понял, что его трюк раскусили и сдался:
- Ну хорошо, хорошо… ладно! Верни мне уже мою грёбаную руку!
Наконец, его выпустили и Тайлер, шипя от боли, с трудом вернул руку в привычное положение, садясь на диван. Голова шла кругом, словно в горячке.
«Обрети веру! Обрети веру!», – последний раз воскликнули колонки и замолчали. Запись закончилась.
- Я – Зак, – представился он.
Сколько длилась эта ночь, Тайлер не смог бы сказать при всём желании: единственные часы в квартире – старые, напольные часы из дуба, найденные им на барахолке пару лет назад, замолчали, хотя до сего дня шли исправно. Однако, это была одна из тех ночей, конца которой не хотелось. Всё потому что с ним говорили.
Многие люди говорят друг с другом вовсе не потому что хотят услышать, что пытается донести до них собеседник, а потому что тогда можно самому высказать всё, что накопилось в лабиринтах памяти, нитях нервов, что осело в теле, мешая ему свободно двигаться по жизни. Своеобразное отстаивание в очереди за вниманием и сочувствием. Царство условностей.
«Я выслушаю тебя, только если ты выслушаешь меня».
Терпение и внимание, Утешитель. Терпение и внимание. После тебе дадут слово. А пока терпи и улыбайся: радостно, сочувственно, мрачно. Терпи.
Это «терпи» присутствовало в любом разговоре «по душам», который Тайлеру приходилось когда-либо вести: Мона, Грэг, Лейн, доктор Такер, приходивший к нему каждый день на всём протяжении лечения.
«Здравствуй, Тайлер. Тот мёртвый мальчик больше не приходил?..»
Эта ночь была долгой, и ему не хотелось, чтобы она кончалась. Потому что впервые он не ощущал «терпения» – этой натянутой струны, готовой вот-вот порваться и засветить тебе в глаз, если ты сейчас же не закроешь рот.
Зак не терпел. Он просто сидел напротив него на полу комнаты и, облокотившись о диван, молча курил в потолок. Он слушал и не хотел ничего говорить. Лишь в неопределённо-тёмных глазах Тайлер порой видел что-то похожее на понимание. Он рассказывал и рассказывал, словно у него прорвало плотину. И так до тех пор, пока его не накрыл собой мёртвый предрассветный час.
====== 6. ======
Появился он лишь следующим вечером. Тайлер не помнил ни как Зак ушёл, ни каким образом попал в квартиру с наступлением сумерек. С тех пор, как в его берлоге прекратила крутиться Мона, Тайлер нередко чувствовал себя одиноким, особенно ближе к ночи. Поэтому в глубине души он был рад, что Зак приходил к нему, пускай даже, как доморощенный вампир – по ночам и без предупреждения. Тогда Тайлер попросил его рассказать о себе.
- Музыкант, – ответил тот, вытягивая из пачки Тайлера сигарету. – Или вроде того. Одно время был на ударных и писал тексты.
- Ударник и текстовик? – чуть не подавился дымом Тайлер и жадно впился взглядом в невозмутимое лицо Зака. Тот кивнул, ища в кармане зажигалку.
- И сейчас всё ещё играешь там? – допытывался Тайлер. Зак покачал головой:
- Нет. Давно уже не играю. Только время от времени в разных группах, на замене.
- Что ж так? – хмыкнул Тайлер, забирая у темноволосого зажигалку. – Не берут в группу?
- Почему же, – слегка ядовито улыбнулся тот, показывая, что сарказм не прокатил, – Берут. Только я не иду. – и, отвечая на вопросительное выражение лица Тайлера, продолжил: – Нет желания. Никто ещё не зацепил так, чтобы захотелось остаться.
- А если бы…- Тайлер поглубже затянулся, ощущая приятное покалывание в глотке и с наслаждением выдохнул дым наружу, – Если бы я позвал тебя в группу, ты бы согласился к нам присоединиться?
- ...Нет.
- Вот как, – внутри заскреблось лёгкое разочарование, но Тайлер быстро его погасил. Чего он ожидал от чувака, который шлёт лесом все коллективы – наверняка среди них были получше, чем его группа.
- К «вам» – нет. – Зак затянулся последний раз и смял окурок о днище пепельницы. – К тебе – да.
- Что ты хочешь этим сказать? – нервно усмехнулся Тайлер, – Что за дурацкие намёки?
- Потому что нет никаких «вас». Ведь они все предали тебя, – сказал Зак, глядя на него в упор из-под покрывала тёмно-русых прядей. От него пахло табаком и осенней смертью. – Все: Мона, Грэг… даже Лейн скоро от тебя откажется, вот увидишь.
- С чего бы это? – прорычал Тайлер, в раздражении туша сигарету, – С какой стати ты это мне говоришь? Ты даже незнаком с ними…- и осёкся, вспомнив. Зак был на похоронах Грэга. Зак видел Мону. Зак… почти ничего о себе не рассказывал.
- Я знаю их всех, – ответил он, видя замешательство Тайлера, – Возможно, даже лучше, чем ты можешь себе представить. Потому и говорю это, чтобы ты не питал иллюзий в отношении них.
- Ты знаешь их давно и думаешь, что это даёт тебе право говорить про них гадости? – процедил Тайлер уже более уравновешенным тоном, хотя неприятный осадок всё же остался.
- Это не гадости. – покачал головой Зак, – Я говорю так не потому что они плохие. Но потому что все люди рано или поздно уходят. То, что все считают предательством – лишь разновидность смерти. Предательство – это преждевременная смерть, потому и столь болезненная. Лишь способ побыстрее развести и без того расходящиеся пути. Пощёчина. Пропасть под ногами. Психический болевой шок – называй, как хочешь. И это неизбежно.
Тайлер промолчал. Он не хотел этого слышать.
- Ты со мной не согласен.
- Да, – ответил Тайлер, – Не согласен.
Новинки и продолжение на сайте библиотеки https://www.litmir.me
====== 7. ======
Он частенько появлялся ближе к вечеру. Незаметно, как тень.
На этот раз на нём была майка с сетчатыми рукавами и кожаные штаны.
- Чёрт! – звякнув, окровавленное лезвие ударилось о раковину. Схватив полотенце, Тайлер прижал его к скуле и снова поднял взгляд на зеркало. Зак стоял у него за спиной и наблюдал.
- Мог хотя бы предупреждать, что придёшь, а не возникать из воздуха и пялиться на человека с бритвой в руках!
Помолчав пару секунд, он негромко ответил:
- Если бы я что-то сказал, ты порезал бы артерию, а не щёку.
- Надо же, какая забота…- проворчал Тайлер, убирая полотенце от лица. На белой махровой ткани расползлось алое пятнышко. Пугающе алое. Тайлер потряс головой. Что-то было не так: вместе с кристально-металлическим запахом крови и шумом в ушах неизвестно откуда пришёл стерильный до тошноты запах медицинского раствора.
- Вот хрень…- прошептал Тайлер. Оно надвигалось и он не мог это остановить.
«…Нет!».
Чувствуя, как затряслись руки, Тайлер отложил полотенце в сторону и уставился на бритву в раковине, не решаясь прикоснуться к ней. Слишком уж ненадёжным был пол под его ногами. Предательским.
«Now doctor, give me what I need to free my heart from misery…» *
Он вздрогнул, когда в поле его зрения появилась рука в сетчатом рукаве, берущая бритву.
- Не надо…- начал было Тайлер, чувствуя, как пальцы другой руки мягко вцепляются в волосы у лба. Его всё ещё подташнивало, а комната едва уловимо вращалась перед глазами.
- Стой спокойно. – Зак поднёс бритву к его лицу. Неожиданно для самого себя, Тайлер закрыл глаза и опасливо напрягся, словно бы и не он минуту назад брился этой смертельно острой сталью.
Дрожь, появившаяся в пальцах, скользнула вверх по рукам и шее, к тому месту, где к коже прикасалось лезвие.
- Вот так, хороший мальчик… – ласково прошептал Зак то ли всерьёз, то ли шутя, проводя холодом по шее.
Тайлер хотел было огрызнуться в ответ на наглое обращение, но почему-то не смог.
Вместо этого он застыл на месте, вцепившись мёртвой хваткой в ржавый край раковины, будучи не в состоянии заставить себя даже открыть глаза.
Одно ледяное прикосновение… другое… третье…
Кожу под старой футболкой волнами пробирал озноб. Он знал, что за этим последует, но всё равно оказался не готов к ощущению горячих губ на своей шее. Дрожь, раньше бродившая где-то на поверхности, с силой устремилась вглубь и теперь ему казалось, что сотрясается всё его нутро, сжимаясь в мучительных, до сладости странных спазмах не то страха, не то нетерпения.
Рука сама собой потянулась вперёд, но её перехватили и убрали назад, после чего Тайлер услышал треск распоротой футболки и звук ударившейся о кафельный пол стали.
Вцепляясь пальцами в тёмные волосы и ловя ртом горячий язык, он ничего не видел, но знал, что находится уже не в ванной. Время стирало свои границы и превращалось в неизвестную миру субстанцию, поглощая краски и звуки. Было лишь безумное желание любви и отчаяние… Много отчаяния...
Чувствуя боль и раскрываясь навстречу этой боли, Тайлер уже не разбирал – физическая она или моральная. А после он ощутил себя целостным и живым. Он принимал себя и Зака. И был спокоен так, как не был спокоен до дня своего грехопадения.
Наступил конец октября и, несмотря на тепло тела спящего рядом друга, нередко Тайлер просыпался от холодных осенних сквозняков, проникавших между рамами в неотопленную квартиру.
Они не стали жить вместе, нет, но Зак много времени проводил у него, часто оставаясь на ночь. Тайлер мог говорить с ним или молчать часами: одно присутствие Зака вселяло в него странное спокойствие, которого он не чувствовал ни с Моной, ни с кем-либо ещё. С другими он был в той или иной степени в напряжении: он плохо понимал, что имеют ввиду люди, а люди плохо понимали его. Люди скандалили, капризничали, обижались, глупили… у них было множество недостатков, которые то и дело заставляли его чувствовать себя либо виноватым, либо ненормальным. Приходилось прикладывать уйму усилий, чтобы понять каждого из них – и только тогда они начинали немного понимать его. Лёгкость же, возникшая между ним и этим фанатом чёрного была в какой-то мере феноменальна.
Пожалуй, он даже был счастлив.
Почти в сотый раз уже настроив гитару, он задумчиво позвенел новыми струнами, вспоминая, на чём остановился до того, как инструмент начал издавать звуки, похожие на кошачьи вопли.
- Какой ужас... Что это за хрень? – услышал он и обернулся на взъерошенную постель. Зак, сонно моргая, привстал на локтях и смотрел на него сквозь пасмурную серость комнаты. Это был один из тех редких случаев, когда он не исчезал под утро.
- Это новые струны, чувак, – отозвался Тайлер, подкручивая колки и прислушиваясь к звуку струн. – Теперь эта канитель не скоро закончится.
- Хорошо быть ударником, – зевнул Зак, снова падая на подушки.
Тайлер на это только хмыкнул и вновь склонился над тетрадью, исписанной аккордами. Зачеркнул последние и принялся громоздить поверх новые.
- Что ты там делаешь? – вновь донеслось из скопления простыней и пледа.
- Песню дописываю… Уже. Сыграть?
- Валяй, – Зак вставил в рот сигарету и чиркнул колёсиком зажигалки.
Мелодия, что звучала в голове Тайлера, была написана на текст, который он сочинил уже давно – когда только познакомился с Моной. Но сейчас она почти потеряла очертания её сущности – там зазвучали флюиды Грэга, Лейна... Она стала тяжелее и мрачнее. А потом в ней появился чёрный. В ней была осень, холодные сквозняки и запах гниющей флоры. Ко всему вышеперечисленному примешивался далёкий звук бушующего жизнью города. Что-то неуловимо чувственное – столь же пугающее, сколь и естественное. Пугающе естественное, как сама смерть.
Где-то на улице громко завыла сирена и Тайлер прекратил играть, выйдя из транса, в подобие которого впадал каждый раз, соприкасаясь с музыкой.
Посмотрев на Зака, он встретил заинтересованный взгляд и проглядывающую из клубов сигаретного дыма улыбку.
- Что? – раздражённо спросил Тайлер, внутренне невольно сжимаясь от опасения, что Зак посмеётся над этим, своего рода, откровением. Одновременно, ему была ненавистна сама мысль, что он стал зависим от чьего-то мнения в том самом сокровенном, что у него было – в музыке.
- Ничего, – пару секунд подумав, ответил Зак и потушил сигарету, – У тебя есть стихи на эту малышку?
- Есть, – нервно дёрнул плечом Тайлер, – Но они дерьмовые – для этой композиции.
- А для какой не дерьмовые? – хмыкнул Зак. Тайлер не ответил.
- Я не умею писать тексты, – сказал он, чуть погодя, – Не умею говорить словами и никогда не умел. Сколько бы я ни подбирал их, всё было не то… Все слова лживы и ни одно из существующих не может выразить то, что ты на самом деле чувствуешь. Если бы люди могли общаться без слов, уверен, они бы были ближе друг другу, чем любой из телепатов.
- Поэтому ты так мало говоришь с окружающими? – спросил Зак.
- Почему мало? – удивился Тайлер. – Я говорю с ними постоянно. Но с каждым днём это становится делать всё труднее. Потому что меня не слышат. Нужно громче, сильнее, проще, но я так не могу.
- Эта песня…- вдруг сказал Зак, – Она ведь изначально была о Моне?
- О Моне? – Тайлер удивлённо посмотрел на него, а после отложил гитару и, сев рядом с другом на кровать, закурил. – С чего ты это взял?
- Потому что сначала она была… рыжей и… восточной, – подбирая слова, ответил тот, – А после стала больше похожа на тебя самого.
- Нет, чувак, нет…- ухмыльнулся он, качая головой, – То, что в ней нет ничего обо мне – это совершенно точно. Изначально это была песня только о Моне, да. А вот дальше… там всё, что было потом. Вся правда, включая правду о Моне.
- А правда ли? – прошелестел рядом Зак, – Думаю, лучше спросить у неё самой. Насколько я знаю из твоих рассказов, вы так толком и не поговорили после того, как Грэг… Давно пора. Ты наверняка нужен ей.
- Думаешь? – с сомнением хмыкнул Тайлер, вспоминая одиноко стоящую среди надгробий фигуру в белом. Мона… Она ясно дала ему понять после похорон, что не нуждается в нём. С чего бы теперь ей хотеть его видеть?
- Почему нет? Я в этом уверен, – пожал плечами Зак, – Смотайся к ней, узнай, как она там. В такие дни, как этот, когда небо нависает низко и земля кажется дальше, даже ангелы начинают бояться открытых окон.
Комментарий к 7. * А теперь, доктор, дайте мне то, что освободит моё сердце от страданий (пер. с англ.) – строчка из песни Akira Yamaoka Feat. Melissa Williamson (Mary Elizabeth McGlynn) – I Want Love (Studio Mix).
====== 8. ======
Он снова поднимался на лифте на четвёртый этаж, где жила Мона. Всю дорогу он пытался дозвониться ей, но она не брала трубку. Это настораживало. Более того, туманные намёки Зака, которым тот не желал давать никакого объяснения под предлогом: «Я не знаю, мне просто так кажется», вызывали у Тайлера нешуточную тревогу пополам со злостью. Разумеется, это был параноидальный бред, но фактор «а вдруг» никто не отменял и ему оставалось только надеяться, что этот ублюдок Зак просто приревновал и решил помучить его очередными сомнениями, которых и без того было чересчур много в этой жизни.
Мона открыла дверь после четвёртого или пятого звонка. Она была в пижаме – старой поношенной пижаме Тайлера, которую когда-то конфисковала у него, заявив, что будет спать в ней, если его вдруг не окажется рядом.
- П-ривет, – чуть запнувшись, тихо выдавила Мона. Окинув её взглядом, Тайлер отметил, что она сильно похудела и вообще выглядела не самым лучшими образом: бледность, синяки под глазами… весь её облик был пропитан болезнью и печалью. Разве это та Мона, которую когда-то привёл в студию Лейн?..
- Привет. Чем занята? – спросил он. На её лице появилась слабая, неуверенная улыбка – призрак той улыбки, которой она улыбалась раньше.